А теперь любите меня

Сандр Аксель

30

Уже прошло более двух месяцев, как я появился в баре и поселился в гостинице, когда случилась необыкновенная вещь.

День клонился к вечеру. Я играл в шахматы с Дерьмовым Писателем, и тут в бар, задыхаясь, ворвался Момо, завсегдатай.

— Поглядите-ка, что я нашел! — произнес он, размахивая каким-то листком бумаги.

Все посмотрели на листок, и когда я увидел, что на нем было, во рту у меня мгновенно пересохло: там был я.

Я подошел, вгляделся. На нем было изображено

мое лицо, мое собственное улыбающееся лицо. Это была увеличенная фотография, взятая с группового снимка. Над моим лицом было написано: «Разыскивается».А под ним был номер, по которому надо было позвонить. А под номером стояло имя: Юлия.

Я чувствовал, как кровь отхлынула от моих щек, и слышал голоса вокруг меня, будто идущие откуда-то издалека:

— Может, это преступник, и никто не знает…

— Не болтай! Да он и мухи не обидит!

— Но часто именно те, кто совсем не выглядит…

Я не мог оторвать глаз от объявления.

«Разыскивается».Там написано «разыскивается».

Юлия меня разыскивает. Кто-то разыскивает меня. Меня разыскивают.

— Что это за Юлия? — спросил кто-то.

Я не ответил. Марко повторил вопрос, хлопнув меня по спине. Это вернуло меня к действительности.

— Девушка, которая училась со мной на одном факультете…

— Почему она тебя ищет?

— Не знаю…

— А она симпатичная?

Я вспомнил ее шею, ее затылок, ее подбородок, ее лоб.

— Утонченная, — прошептал я. — Ее шея, подбородок… Все в ней деликатное.

— А мне, — сказал Луи, — один лекарь как-то сказал, что у меня желудок деликатный.

— Пф-ф-ф… — фыркнула Хозяйка.

Она поставила барный телефон на стойку.

— Если будет какое-то вознаграждение, — продолжил Момо, — скажи, что это я тебя нашел, окей?

Я взглянул на телефон.

— Не знаю, что делать… — сказал я.

— Когда не знают, что делать, пьют пиво! — посоветовал голос, сопровождаемый одобрительным гулом.

Поскольку я действительно не знал, что делать, я решил последовать совету.

* * *

Я не знаю, разгоняет ли алкоголь трусость или кристаллизует смелость, но к концу третьего стакана я поднял трубку и набрал номер Юлии.

— Да? — сказала она.

Я и забыл, что звук голоса может быть таким нежным. Когда я сказал, что это я, на том конце трубки повисло короткое молчание, а затем:

Ты где?!

Ты в порядке?!

Что с тобой случилось?!

Почему ты вот так вот уехал?!

Я не знал ни что ей сказать, ни с чего начать. Я понимал только, что она

беспокоилась и что она беспокоилась из-за меня, и мне захотелось ее утешить.

— У меня все в порядке, — сказал я.

— Но где ты?!

— Я…

Пока я подбирал слова, я заметил, что в баре царит необычное молчание. Я огляделся: все жители города прислушивались, особенно Консьержка, который притворялся, что читает газету, сидя прямиком за мной.

— Я бы поговорил с тобой не по телефону, — сказал я. — мы можем увидеться?

Мы договорились встретиться на следующий день в парке, где раньше собирались на пикники с крутыми друзьями.

Когда я повесил трубку, жители вернулись к своим обычным занятиям, а Марко снова похлопал меня по спине.

— Отличная игра! Свиданка в парке, когда на улице дубак, — нет средства лучше, чтобы сблизиться!

— Она за меня беспокоилась, — прошептал я, будто говорил сам с собой. — За меня…

— Я тебя угощаю, Казанова! — ответил он, подмигнув.

Юлия беспокоилась, она беспокоилась — за меня.

* * *

Зима была не за горами, и парк выглядел пустынным. Я уселся на лавочке и стал ждать.

Когда я увидел, как она вошла в парк, ища меня взглядом, я не двинулся, я даже не подал знака. Я просто забылся в созерцании Юлии, которая меня искала.

И вот она меня заметила и быстро направилась ко мне.

— Так куда ты пропал?! — крикнула она еще до того, как ко мне подойти.

Она остановилась передо мной, слегка задыхаясь. Я смотрел на пар ее дыхания. Я знал, что должен что-то сказать, но не знал что. Накануне я решил не готовиться к встрече, я сказал себе, что слова придут сами, но этого не произошло.

Она села рядом.

— В конце концов я поверю, что ты действительно странный, — произнесла она.

Она вопросительно посмотрела на меня, но я не мог ничего ответить. Мы молча сидели так, пока она не сказала:

— Я очень-очень беспокоилась…

Я опустил глаза.

— Ты мог бы послать весточку, — добавила она. — В твоей общаге мне сказали только, что ты уехал. Мне пришлось изводить секретариат факультета, чтобы мне дали номер твоего старого пансионата, я даже пошла в комиссариат, но совершеннолетние имеют право исчезать…

Я поднял взгляд.

— Ты звонила в Пансионат?!

Она смотрела прямо мне в глаза.

— Да.

Ее взгляд говорил: «Я знаю».

Я искал в ее лице признаки жалости, и мне пришлось нелегко: ни одного…

Я уткнулся взглядом в колени. Снова воцарилось молчание.

— Я говорила с твоим учителем биологии, — продолжила она, — он очень тебя ценит. Он тоже очень беспокоился…

Я слушал, ничего не отвечая.

— Какой он? — спросила она с улыбкой. — У него такой странный голос…