А у нас во дворе…
Шрифт:
— А зачем? — вместе спросили они.
— Нужно список уточнить. Кстати, у булочной машина со свежим хлебом уже разгружается. Запах — на всю улицу!
— Ну, скорей! — Ариадна стала подталкивать Родиона. Всегда ей казалось, что он слишком медленный человек.
Но Родион задержался возле Василия Игнатьевича:
— А можно мы вас к себе в список запишем?
— Нельзя. Я из другого подъезда. Там ребята меня и запишут. Например, Витя Воробьёв, вот он из школы идёт.
Витя Воробьёв шагал, перекинув сумку через
— Приветик! А у меня четвёрка по математике.
— Так держать! — по-моряцки ответил Василий Игнатьевич.
— Есть! — счастливо откликнулся Витя. — Сумку отнесу, вернусь.
Председатель, улыбаясь, смотрел ему вслед.
— Он какой-то не такой, — промолвила Ариадна.
— Правда, не такой, — согласился Родион. — Чего это с ним?
— Всё в порядке, ребята, — сказал председатель. — Давайте забудем глупую кличку Балабол.
— Забудем, — тотчас пообещал Родион.
— А почему? — спросила Ариадна.
— Потому, — ответил председатель, — что он больше не Балабол, а Витя Воробьёв. Человек научился слово держать. Ну давайте скачите в булочную.
Ариадна и правда скакнула к воротам, потом обернулась и ни с того ни с сего заявила:
— А мы ваши ордена видали! В шкафу!
— Нет у меня орденов. Одни медали. Давайте, действуйте.
Родион на ходу засунул бумагу и ручку в карман.
Василий Игнатьевич и без списка знал всех ветеранов, что живут в доме. Но думалось ему: пусть ребята познакомятся с ними поближе. Ведь как они считают, ребята? Старики да старухи, и всё. И знать того не знают, как они работали, как воевали, чтобы сегодняшним детям жилось хорошо…
Вернулись Ариадна и Родион из булочной. В каждой квартире Родион вытаскивал бумагу и ручку и спрашивал: не живут ли здесь ветераны войны? И представьте, старик, который их назвал ихтиозаврами, оказался командиром орудия. «Артиллерия — бог войны», — сказал он с гордостью, и Родион записал его первым в список.
Поглядев на них через цепочку, открыла дверь Анна Максимовна. Взяла свой бублик и ржаной, поблагодарила. Спросила:
— А что у вас за бумага с каракулями?
— Ничего не с каракулями, — обиделась Ариадна. — Мы записываем всех ветеранов войны. Пойдём, Родион…
— Так вы и меня запишите, — сказала Анна Максимовна. — Что я, пулемётчица гвардейского полка Анюта Петрова, награждённая пятью медалями, для вас не ветеран? Постойте-ка! Зайдите в квартиру.
Шаркая шлёпанцами, она подвела их к рамке на стене.
Это была большая фотография. В группе бойцов у костра, обняв пулемёт худенькими руками, сидела девушка в пилотке, с медалями на груди.
— Вот она я! — сказала Анна Максимовна.
Родион и Ариадна переводили взгляд со снимка на неё: сквозь густую паутину её тонких морщин проступало далёкое сходство с юным, девичьим лицом.
— Это… вы? — в изумлении выдохнула Ариадна.
— Вы! Вы! — Родиону почудилось, что сейчас, как в телевизоре, люди на фотографии оживут, задвигаются. Тот боец докрутит свою цигарку. Остановившийся дым от костра станет подниматься к веткам деревьев. А пулемётчица Анюта отнимет от пулемёта руки, потянется, засмеётся и вскочит на ноги, обутые в тяжёлые солдатские сапоги…
Но ничто не двинулось, фотография осталась фотографией. Родион глядел на старенькую Анну Максимовну, изумляясь тому, что она и та девушка — это один человек.
Своё изумление он не смог выразить словами и спросил самое простое:
— Вы, значит, из пулемёта умеете стрелять?
— Умею, — засмеялась Анна Максимовна. — Давай записывай меня в свой список: Петрова Анюта… нет… Анна Максимовна. Квартира номер…
— Мы и так ваш адрес знаем, — сказала Ариадна.
— Подвиньтесь-ка, ребята! — Это поднялась по лестнице почтальон. — Получите заказное, — сказала она Анне Максимовне. — Вот тут распишитесь, пожалуйста.
Пока Анна Максимовна расписывалась, почтальон с удивлением разглядывала конверт:
— Чудаки, марок наклеили десять штук… — И вдруг воскликнула: — Да вы что? — и подняла письмо над головой. Потому что Ариадна и Родион, подпрыгивая, старались выхватить конверт.
— Нам отдайте, нам! Оно неправильное! — кричали они.
— Ну нет, раз оно мне, значит, мне. — Анна Максимовна забрала письмо, распечатала и пробежала по строкам глазами. — Чем же оно неправильное? Все тут замечательно написано. — И стала читать вслух: — «Раз у вас совсем нет внучки, мы сами будем писать вам письма, как будто мы ваши внуки. И будем к вам приходить, чтоб вам было веселее. И что надо — помогать…»
— Нечего тут поправлять, только один мягкий знак пропустили, так я его вставлю…
— Нет! — заспорила Ариадна. — Надо вписать, что вы ветеран войны, что пулемётчица…
— Мы ж тогда не знали, — добавил Родион.
— Чудаки вы, право, чудаки, — ответила Анна Максимовна. — Да разве ж, если бы я не ветераном войны была, мне не нужно было ваше письмо? Очень нужно, очень! — горячо сказала она. И продолжала читать вслух: — «Анна Максимовна! Пожалуйста, сразу напишите нам ответ и пришлите заказное письмо с марками…» — Анна Максимовна засмеялась: — Зачем же писать письмо? Вот — я, вот — вы. Я вам сейчас ответ скажу.
— Устно? — спросил Родион.
— Устно, конечно. Спасибо вам за ласку и заботу. Спасибо, внуки мои дорогие.
Председатель во дворе вешал на доску объявление. Кнопки сгибались. Витя Воробьёв их распрямлял.
Родион протянул Василию Игнатьевичу список, сказал с огорчением:
— Совсем короткий, два ветерана.
— Кого-то вы пропустили.
— Никого, — заспорила Ариадна. — Только к Глебу Сергеевичу не зашли, у него есть хлеб. Так он ведь не может быть ветераном войны.