А вдруг это правда?
Шрифт:
– Конечно! – Дженси постаралась, чтобы ответ прозвучал легко и непринужденно. – Пошли посмотрим, что тут подают.
Пилар закатила глаза, пробуя себя в новой роли – подростка.
– Мам, это «Макдоналдс», тут подают бургеры.
– И картошку фри! – добавила Зара, ее младшая дочь. Она подалась вперед и понизила голос, будто собиралась рассказать секрет: – Можно нам картошку фри?
– Конечно! – откликнулась Дженси.
Она открыла дверцу, от чего в салоне включился свет, высветивший лица ее дочерей на фоне надвигающейся
– Мы даже молочные коктейли можем купить! – Она помахала им, чтобы дочери следовали за ней, и выбралась из машины.
Пилар едва-едва приоткрыла дверь со своей стороны и бросила на мать взгляд, который напомнил ей Дженси Арча, что пришлось отвернуться. Она возилась с ключами, убирая их в сумочку, положила рядом с пачкой денег, спрятанную для нее Арчем. Часть их придется потратить на ужин. Это были все деньги, что остались у нее в этом мире.
– Мама! – услышала она голос Пилар, в котором сквозили родительские нотки. – Ты никогда не разрешала нам есть в «Макдоналдсе».
Она обернулась.
– Ну, все когда-нибудь случается в первый раз, правда?
И пошла вперед, надеясь, что девочки последуют за ней.
Они заняли место в очереди. Она пробежала глазами меню, пытаясь вспомнить, что ела в «Макдоналдсе», когда они с Брайт считали, что ходить туда – праздник. Вроде бы они ели горячий сандей. С орехами. Бегло осмотрев доску, она обнаружила, что сандеи все еще подают. Это принесло ей невероятное облегчение. Кое-что никогда не меняется. Интересно, относится ли к этому «кое-что» Сикамор-Глен?
Зара потянула Дженси за локоть, чтобы привлечь ее внимание.
– Да? – Дженси опустила взгляд.
– Ты серьезно про молочный коктейль говорила? – прошептала она.
Дженси рассмеялась.
– Совершенно серьезно, – прошептала она в ответ.
Она попыталась поймать взгляд Пилар, но старшая дочь игнорировала ее. Пилар злилась: ей пришлось оставить свой дом, своих друзей, саму свою жизнь. Дженси ее не винила. Она злилась. Злилась и была опечалена.
Она вспомнила, как Арч сидел за стеклянной перегородкой, вспомнила, как шевелились его губы, пока из телефона доносился его голос.
– Ты даже не представляешь, – сказал он. – Ты понятия не имеешь, что потребовалось, чтобы все это поддерживать. – Капли его слюны попали на стекло, растеклись каким-то узором, созвездием. – Я сделал это для тебя! – добавил он, как будто она была каким-то образом замешана в его преступлениях. Тогда она отвернулась, повесила трубку соединявшего их телефона и ушла. Если он и сказал что-то еще, она этого не слышала.
Зара заказала шоколадный молочный коктейль, и Дженси добавила:
– Пусть будет три! – Ее голос был полон фальшивого веселья.
Пилар начала спорить из-за молочного коктейля, но она так глянула на дочь, что та примолкла. «Нам это нужно, – безмолвно умоляла она свою старшую. –
Кассирша пробила чек, и Дженси отсчитала деньги, чтобы заплатить. Монетка в один пенни проскользнула у нее между пальцев и лениво покатилась по прилавку, пока не упала на липкий пол у ног кассирши. Девушка моргнула Дженси из-под коричневого козырька, умудряясь выглядеть одновременно скучающей и занятой, пока ждала последний цент. Дженси протянула ей еще один пенни. В ее прошлой жизни монеток по пенни вообще не существовало.
После так называемого обеда и короткой остановки у ближайшей заправочной станции они вернулись на трассу. Дженси намеревалась поехать прямиком к дому своих родителей, пока девочки спят. Номера шоссе менялись от 95 до 40 и 85. Раньше она знала, как нумеруются дороги, а теперь ей приходилось вспоминать. Нечетными числами обозначают те, что идут с востока на запад или с севера на юг? Должно быть, с севера на юг – нечетные. Странное путешествие из одного бывшего дома в другой. Она думала о доме, который оставила позади, о желтой ленте, обозначающей место преступления и навсегда перекрывшей ей дорогу обратно.
Июнь 2014
Зелл
Каким-то образом то одно предложение, сделанное под влиянием Дня поминовения Алеку Брайсону, превратилось в постоянное обязательство. (Джон был прав насчет того, что ее засосет, хотя Зелл неприятно было это признавать.) Три недели кряду она почти каждый день таскалась к бассейну, ведя за собой Алека и Лайлу, следила, чтобы они не обгорели и чтобы им было чем перекусить, велела им не носиться, присматривала за детьми, когда казалось, что спасатели недостаточно внимательны.
Она оглядела периметр бассейна, надеясь увидеть знакомое лицо, как бывало, когда она приходила сюда с собственными детьми. Тогда у нее были друзья – в той же лодке, что и она. Они обменивались солнцезащитными кремами, мазали ими детей, даже не замечая, чьих именно обхаживают. И еду с собой они приносили на всех, передавали друг другу сэндвичи с арахисовым маслом и желе, слегка забродившем на жаре. По пятницам они приносили пиво и пили по выходным, делясь рецептами маринадов, салатов с макаронами и прочих летних блюд.
В конечном итоге они просиживали вместе часами, жалуясь на денежные проблемы, на детей и, как всегда, на мужей. Но то были сетования такого рода, что приносили Зелл утешение, давали ей понять, что она – часть чего-то большего. В те бесконечные дни, когда дома она чувствовала себя одинокой и забытой, она думала о своих подругах по бассейну, которые переживают то же самое каждая в своем доме, и ей становилось не так одиноко. Зимой она ловила себя на том, что считает дни до открытия бассейна. В течение учебного года они просто не общались так, как летом. Они сами себе были маленьким летним клубом.