А завтра — весь мир!
Шрифт:
— Почему? Они причисляют себя к аборигенам Новой Гвинеи или Соломоновых островов?
Вудфорд добродушно рассмеялся.
— Хотел бы я посмотреть на человека достаточно смелого, чтобы спросить их об этом. Европейские правительства не могут определиться, кому достанется остров из-за дрянных карт, это безусловно так. Но в основном это из-за того, что до 1880 года пропадали все корабли, пытавшиеся изучить местность. Даже рабовладельческие шхуны всегда избегали Новую Силезию. Но скажите, почему вы так заинтересовались островом?
— Как я понял со слов доктора Пюрклера, там может обнаружиться крупное месторождение высококачественной хромовой руды, которая необходима для выплавки стали, например, предприятию «Шкода» в Пльзене. Правительство попросило нас исследовать остров с прицелом на то, чтобы австрийские компании в будущем могли разрабатывать месторождение. Насколько я понимаю, гора Тетуба представляет собой просто-напросто глыбу из оксида хрома.
— Ясно. Что ж, на вашем месте, отправляясь на Новую Силезию, я бы больше следил за тем, чтобы головы моих солдат остались на месте, чем разыскивал хром.
— Аборигены настолько враждебны?
— Можно сказать и так. Лично я думаю, что необузданность жителей Соломоновых островов преувеличена, в особенности миссионерами, когда те возвращаются в Англию, чтобы пустить по кругу чашку для подаяний. Миссионеры и каннибалы явно нуждаются друг в друге. Я-то хожу по островам невооруженным и цел и невредим, хотя должен признать, было у меня два неприятных случая. Но есть два острова, на которые я не стал бы ступать с таким же легкомыслием. Это Малаита и Новая Силезия.
— В таком случае, на какое расстояние вы посоветуете нам зайти вглубь острова, мистер Вудфорд?
— Это зависит от того, сколько вы пробежите за тридцать секунд, капитан. Никогда не заходите дальше, если хотите оставить голову на плечах, и обязательно держите шлюпку кормой к берегу, чтобы быстро удрать при необходимости.
— Аборигены нападают на всех белых, которых заметят?
— Не всех. Там есть несколько миссионеров, в Понтиприте. Один из них католик, из ваших, отец Адамец, он служит в бельгийском религиозном ордене. Он там уже многие годы, и, хотя у меня нет связей с католической церковью, сам-то я англиканец, но вроде приличный человек. Раз в году он приезжает в Тулаги, и мы иногда болтаем. Он говорит на всех местных языках, и аборигены, похоже, ему доверяют, но даже он не осмеливается углубляться дальше берега. Что касается двух других миссионеров, они англичане и служат на Новой Силезии нашей церкви. Но сейчас они на ножах и настраивают островитян друг против друга. Сдается мне, скоро это приведет к беде, а когда такое произойдет, то какому-нибудь европейскому государству, вероятно нам, придется взять остров под контроль.
Услышав про католического миссионера, Фештетич навострил уши.
— Мистер Вудфорд, вы назвали католического миссионера «одним из наших». Это потому что он католик, а Австрия — католическое государство?
— Нет-нет. Простите, что не выразился яснее. Он австрийский подданный, как я понимаю, или, по крайней мере, был таковым. Он из Богемии или что-то в этом роде.
— Благодарю, это весьма ценные сведения. Но, в целом, вы советуете соблюдать осторожность при посещении Новой Силезии?
— Я советую вам, капитан, вообще не посещать остров. Но если вы и впрямь готовы рискнуть жизнью, то, встав на якорь, не забудьте про усиленные ночные вахты, и под усиленными я имею в виду матросов с винтовками в руках и саблями за поясом. Туземцы — эксперты по части вырезания всей команды корабля в темноте. Несколько лет назад как-то ночью они захватили и подожгли французский шлюп. Половина экипажа отправилась на корм акулам, а вторая — на ужин дикарям. Один вождь говорил мне потом, что французы на вкус хуже англичан, наверное, из-за пристрастия к красному вину и кофе. Да, и сложите на палубе приличный запас камней и чугунных болванок — они пригодятся, чтобы сбрасывать на каноэ, когда вас будут брать на абордаж.
— Аборигены вооружены огнестрельным оружием?
— О да, в основном винтовками Снайдера. Но не волнуйтесь, они вряд ли могут в кого-то попасть, если только не в упор. Обычно они ставят прицел на шестьсот ярдов, чтобы, как они считают, винтовка стреляла дальше. Бояться вам надо дубинок и боевых топоров, а в наши времена — и динамитных шашек, скажите спасибо торговцам.
— По вашим словам выходит, что эти острова — очень опасное место, мистер Вудфорд.
— Так оно и есть, не стану скрывать, что некоторые аборигены ничуть не лучше белых мерзавцев, которые приезжают сюда, чтобы набрать рабов для плантаций в Квинсленде. Соломоны — не место для камеристок или преподавателей благородных манер. Но думаю, судя по всему, вы вскоре сами в этом убедитесь.
Вероятно, нам повезло, что в Тулаги было так мало интересного, потому что исполняющий обязанности капитана Микулич запретил сходить на берег — просто по своей прихоти. Теперь командующий кораблем дал понять, что собирается ужесточить дисциплину, по его мнению, разболтавшуюся за год плавания. Возможно, вскоре нам придется сражаться с настоящим врагом, и потому, объявил он, плавучий отель следует снова превратить в военный корабль.
С этого дня и все последующие мы скользили между островами в тумане учебных стрельб и надраивали то, что и без того отскоблено почти до грани исчезновения, красили покрашенные накануне детали, смолили стоячий такелаж, пока он не стал похож на черное дерево, а все, незанятые чем-то другим, занимались строевой подготовкой с оружием. Тех же, кто не проникся новыми веяниями, ждало наказание греблей.
Это наказание люто ненавидели. Оно заключалось в том, что за корму спускали шлюпку с привязанными к ней двумя ведрами в качестве тормоза, и заставляли гребцов поспевать за кораблем, желательно под полуденным солнцем. Одну шлюпку чуть так не потеряли к северу от острова Гуадалканал, когда измученные гребцы потеряли из виду паруса корабля. Они не пришли в себя до следующего утра, и Микулич тут же отправил их на два дня под арест за попытку дезертирства.
В дальнейшем, наказанные гребцы были вынуждены не отставать от корабля, потому что со шлюпки убрали парус и бочонки с водой, так что стоило им отстать, и они бы наверняка погибли от жажды или были бы съедены дикарями. Тем временем на борту корабля снова защелкал кнут — в руках самого Микулича или нескольких его доверенных помощников. В скором времени у каждого на плечах появились красные отметины.
Но мы сжимали кулаки и подчинялись. Флотская дисциплина жестока, но в те дни капитан на море был чем-то вроде Бога. Если боцман, старшина корабельной полиции или унтер-офицеры стали бы возражать или не подчинились, то как минимум их бы обвинили в нарушении субординации, и закончилось бы это карцером и парой выбитых зубов. А если бы мы поддержали их непослушание, то нарушение субординации превратилось бы в уклонение от воинского долга, так это значилось в императорском и королевском флоте.