А жизнь была совсем хорошая (сборник)
Шрифт:
Нина, сглотнув слюну, кивнула.
У двери он обернулся:
– Бывай! Хорошая ты баба. И – спасибо тебе!
За что спасибо? Чудак, ей-богу!
Нина уезжала через два дня. А через две недели, уже в Москве, почувствовала в себе перемены. И спать тянуло больше обычного, и меду вдруг захотелось, да так – вот вынь да положь! И съела целую поллитровку, в один присест. Да еще и с черным хлебом! Где вот такое видано?
А потом только дошло. И счастью ее не было конца!
Потому что через восемь месяцев родится у нее сыночек. Мальчик, Котик. Константин. В честь папы.
Клавка
В семнадцать лет все Нинины плюшки ровненько и плавно улеглись по бокам, бедрам, рукам и ляжкам. Нина переживала, но… Поделать с собой ничего не могла. Пару дней посидела на диете и, как потом говорила: «Я на нее села и ее раздавила». Да и на личную жизнь, которая совсем не хотела складываться – ну, просто никак, – давно наплевала. Да и мамин пример – тоже толстушка с юности, а как папа ее любил! Говорил нежно: «Булочка моя сдобная! Пироженка со сливками!»
И Нина себе сказала: «Вот! Никакой вес и никакая полнота счастью и любви не помеха. Будет так будет. А не будет – значит, не судьба».
Правда, похудеть, конечно, хотелось. Глядя на Клавку – поджарую, быструю, – еще больше. А Клавка ей сказала:
– Не мучайся! У тебя все полные – генетика, значит! От природы не уйдешь! – И, усмехнувшись, добавила: – Жри, пока не опухнешь!
Нина на Клавку не обижалась: знала, как до дела – Клавка первая прибежит. А если у человека есть такое качество, как надежность, простить ему можно многое. Даже почти все. А уж едкий язык и подавно.
Ситуация обнаружилась, когда Клавка закурила сигарету, а Нина, закашлявшись, бросилась в туалет. Пока ее выкручивало над унитазом, Клавка стояла у нее за спиной на пороге туалета и внимательно наблюдала за происходящим.
– Та-аак! – медленно произнесла она. – Значит, так! Ну, все с тобой ясно.
Клавка оскорбилась не на шутку – скрыть такое!
И в принципе, была права.
Нина вяло оправдывалась, что-то лепетала и бормотала, а Клавка, словно замороженная, сидела с прямой спиной и смотрела в окно.
– Видала я дур, – наконец выдавила она, – но таких! Ты, вообще, понимаешь, что затеяла? Вот хоть грамм мозга у тебя есть? Хоть частица? Одна – на всем белом свете. Папаши, как я поминаю, нет и не будет? – строго спросила она.
Нина сглотнула и кивнула.
– И чего?
Нина легкомысленно передернула плечом.
– Делать-то чего будешь? – продолжала Клавка. – На кого рассчитываешь? Я, – тут она повысила голос, – в этом деле тебе не помощник. Мне свои-то не нужны, а тут – чужие!
Нина понимающе кивнула.
Клавка, все еще оскорбленная до глубины души, резко встала и пошла в коридор. Открыв входную дверь, повернулась и еще раз четко повторила:
– На меня не рассчитывай. Никогда. Ни разу, поняла?
Нина снова кивнула, и Клавка
Нина жалобно окликнула:
– Клав, ну ты что, совсем рехнулась?
Клавка остановилась, закинула голову назад и проговорила:
– И это кто мне говорит? Полоумная дура?
Актриса хренова.
Нина Клавке всегда уступала. Попробуй не уступи! Непокорности та не терпела.
Помирились. Клавка – вот ведь чудной человек! – начала таскать Нине авоськи с фруктами и дефицитными соками, говяжью печенку и рыночный творог – Ашотик, наверное, к этому делу был приобщен. Выкладывала с громким стуком добро на кухонный стол и приговаривала:
– Ешь, корова тельная! Сил набирайся! И витаминов.
И Нина набиралась. А вместе с силами и витаминами набирался и вес – куда денешься!
Из роддома Нину встречала, конечно же, Клавка. И еще сотрудница Валя – представитель месткома. Девчонки с работы собрали на коляску, Ашотик притащил деревянную кроватку, в общем – зажили Нина с Котиком. Самым хорошим и любимым мальчиком на всем белом свете!
Клавка подходила к Котиковой кроватке и морщила нос – не люблю младенцев! Нина, конечно же, обижалась: разве такое говорят матери? А Клавка, разглядывая Котика, словно насекомое, брезгливо и без особого интереса: «Лысый какой-то! И глаза глупые! А нос? Картошка какая-то вместо носа!» Вот тогда Нина не выдержала. Орала так, как никогда в жизни: «На себя посмотри, красавица! Нос ей не нравится… На свой клюв полюбуйся! Лысый? Да ты свои перья пересчитай! Глаза глупые? У всех младенцев такие. Молочные, называются! Хорошо, что у тебя умные. Зенки твои цыганские…»
Клавка от такого напора и таких оскорблений растерялась и примолкла – поняла, что мать трогать нельзя. Это для нее он белобрысый и курносый глуповатый Костик. А для Нины – самый умный и самый красивый голубоглазый блондин на свете.
Конечно, было тяжело. Да еще как! И если бы не Клавка, верная подруга, совсем бы Нина пропала. Что говорить! Ни в магазин, ни в аптеку не выскочишь. Устала, болеешь – все равно: корми, гуляй и стирай пеленки. Нет у одинокой матери ни выходных, ни оправданий. И никто ее не пожалеет – никто! Только Котик, сынок. Да и то – когда вырастет. А когда еще это будет….
Прикипела Клавка к Котику после одной истории – Нина попала в больницу. Аппендицит, будь он… Приехала «Скорая», и врач объявил скорчившейся на диване Нине:
– Собирайся, мать моя, да побыстрей. Сколько терпела! Как бы перитонита не было! – И грустно добавил: – Ох, бабы-бабы! И чего ж вы все такие… Дуры. Прости господи!
Нина и вправду терпела два дня. Пока не стало совсем худо. Тогда вызвала Клавку и позвонила в 03.
Клавка перегородила входную дверь:
– Э! Подождите! Кудай-то вы собрались? А Котика куда? На кого?