А. Покровский и братья. В море, на суше и выше 2… -
Шрифт:
И час наступил! В день операции по вырезанию. Сперва для бомбардировщика.
– Спирохетов! На выход! – сияющая блондинка Лена облокотилась на дверь палаты. Вообще-то фамилия летуна была Шпирагетов. Ничего не подозревающий сокол пожал плечами и отправился в процедурную, проблеяв:
– Уй-юй-юй! Щас опять больно сделают, садистки юные! Опять я плакать буду и маму звать…
– Будете, будете, – успокоила его брюнетка Наташа (руки в боки, ножка на отлет – ух!).
В процедурной с летуна игривое настроение как ветром сдуло. Стройные девочки в коротеньких белоснежных халатиках сбросили свои колпаки, разбросали
– А это… хоть намылить дайте, сестры… милосердия, матерь вашу! – последние два слова шепотом.
– Нету у нас! Быстрее, быстрее давайте, через пятнадцать минут уже клистир и на стол! – а сами чуть не пищат от счастья.
Тьфу ты! Клистир еще какой-то… Тоскливо глянул на лезвие, чертыхнулся и начал царапать. Тупым лезвием. На сухую. А эти что – триумф долгожданный.
Ноги широко расставляя, кое-как приземлился в палате – только для того, чтобы плюхнуться на край койки к Владлену и горестно промямлить:
– Ну, с-сучки же!… – и далее в двух словах. Владлен нахмурился, а потом просиял.
– Фигня. Иди давай на стол, все будет нормально. Если я правильно понял, следующий в стволе я, да? А раз так – гы-гы! – боевая тревога, ракетная атака.
И майор уполз в операционную, кряхтя. А Владлен, напевая под нос «Yellow submarine», начал что-то собирать в целлофановый пакетик. Потом выудил из тумбочки бинт и попросил второго соседа, подводника-торпедиста, забинтовать ему кисти обеих рук. Дверь открывается:
– Коваленко!
– Я, мои солнушки!
– В процедурную шагом марш! – Сияют, красавицы. Хоть бы пуговички-то застегнули, лолитки, тудыть-растудыть…
– А заче-ем? (это кокетливо так)
– Там узнаете. Марш! Ой… что это у вас с руками?
– Пустяки, девчата. Баночку с анализом раскокал… нечаянно. Вот, лапки себе порезал маленько… пройдет…
Девки переглянулись, чувствуя подвох. А время идет. Владлен встал и твердым шагом – в процедурную. Пакетик кончиком мизинца держит, что из-под бинтов торчит. Практиканточки – следом, и даже забыли спросить, что за пакетик-то.
Вошел, осмотрелся деловито. Кончиками пальцев не спеша начал разворачивать пакет. Девки-гадюки в ту же позу напротив уселись, глядят, усмехаются. Владлен на них исподлобья щурится, серьезный такой. И на свет появляется импортный станочек «Шик», пенка для бритья «Флорена» и шикарный помазок, тоже «Флорена». У девок глаза – как дырки в стволах главного калибра.
– Эх, девчата… руки же… что делать-то будем?
Короче, через полминуты – картина: лежит наш Владлен на белой медицинской тахте, а две практиканточки, «Баккара» то есть, лобочек кучерявый пенкой мылят, шипя сквозь зубки змеиные, и импортным станочком тщательно бреют это самое то место, кое сам Владлен никогда не брил – ни до, ни после. А кэп наш руки за голову сложил, наблюдает внимательно и еще советы подает, как лучше. Девки чуть не плачут от досады, но работают споро, невзирая на удалую эрекцию.
– От, спасибо, сестрички! Так здорово вышло все… Я так себя хорошо сейчас чувствую! Спасибо, родные. На операцию-то кликните? – и вышел вразвалочку, не забыв пакетик обратно сложить.
– Ы-ы-ы! – вслед ему из процедурной.
Привозят летуна в палату, уже без грыжи, а он снова чуть не плачет. Что еще такое? Оказывается, перед самой операцией клизму ставят, и не клизму даже, а настоящий старомодный клистир, когда сверху бутыль с марганцовкой или чем там, а от нее вниз трубка прозрачная с краником, и пипка на конце, и вот эту пипку прямо туда, в бомбардировочный зад воткнули и издевались по этому поводу вовсю… Кто издевался? «Кто, кто»… Баккара, кто ж еще…
– Ну-у! – Владлен нахмурился, сразу видно – закусил. Подумал малость… – Держись, соски. Ракетная атака!
Набрал полный рот марганцовки, штаны подтянул и лег на боевой курс.
– Ага! – это «Баккара», сладкая парочка. Владлен молчит, словно воды в рот набрал. Вернее, марганцовки. – Ну, ложись, мор-ряк! Мужайся. Чего молчишь, а?
Ни фига ж себе! Уже и на «ты»? Ладно, поглядим… пум! вставили… крантик открыли… та-ак…
– Ой! А чего это она не идет?
И не пойдет. Владлен – спортсмен, и пресс имеет что надо.
– Ой…
Тут Владлен тоненькой струйкой из рта марганцовку пустил – псссссссь! И страдальчески:
– Что ж вы делаете, а, негодницы малолетние?! Насквозь же продавили, ну! – но пресс не отпускает пока.
Девки – ладошки ко ртам… сейчас и у них брызнет… бледные стоят, коленки девственные трясутся. То на крантик, то на Владлена. А Владлен еще пуще напрягся, да еще маленько, да еще… и пошло ОНО обратно в бутыль… еще!., плямс! – и пипка лихо из задницы вылетела со звуком специфическим, и давай летать, поскольку сила реактивная, а марганцовка из пипки брызжет, и все на «Баккару», и вот тут они не выдержали и такие струи пустили, что аж рассказывать неудобно. Вот так – за одни сутки две ракеты – и обе в цель! Ай да Владлен! Мастер ракетного удара.
И операция успешно прошла. Вырезали и одному, и второму. Без патологий.
А за сутки до того вырезания открывается дверь, и в палату новенький заходит. Рожа холеная, брезгливая. Оказалось, тоже майор. Владлен уже приготовился его не уважать, потому что майор явно смахивал на политработника, а не уважать политработника – святое дело для боевого офицера, признак хорошего тона. Но майор оказался вовсе не политработником, а начальником строевой части ракетного полка. И тоже с грыжей.
– Ну что, пулечку распишем? – это Владлен.
– В карты не играю.
– Н-да? А козлика забьем?
– В «козла» играют только козлы и дебилы.
Ух ты, какой герой попался! Дебилы, да? Хорошо…
– А как насчет по портвейнчику?
– В госпитале установлен определенный порядок, и нарушать его нельзя. Все.
Во дает! Расстелил койку, разделся и лег. Достал книгу, напялил очки и углубился. Глянули на обложку и совсем опупели: Кафка, «Процесс». Ах так, да? Ну, свинья культурная… А он еще и шуток с девчонками не понимает – пару раз осуждающе высказался на эту тему, причем все без матов и с деепричастными оборотами. Вот же интеллигент попался! Все, хана. Ракетная атака.