А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников
Шрифт:
Р. Как ваша фамилия? – Г. А вам на что? – Р. Мне нужно это знать. – Г. Я Грибоедов. – Р. (квартальному). Кузьмин, запиши. – Г. Ну, а как ваша фамилия? – Р. Это что за вопрос? – Г. Я хочу знать, кто вы такой. – Р. Я полицеймейстер Ровинский. – Г. (Алябьеву). Алябьев, запиши..." (РА, 1863, кн. 5–6, стлб. 466–467; см. также ниже коммент. 6).
2 Ф. Ф. Кокошкин, по меткому определению Вяземского, "держался старинных сценических преданий и обычаев, до суеверия, до язычества" (П. А. Вяземский. Полн. собр. соч., т. VIII. СПб., 1883, с. 472). На этой почве у Грибоедова с Кокошкиным происходили столкновения еще в 1818 г. при постановке "Притворной неверности" (ЛССГ, т. III, с. 133). К концу 1824 г. относится его донос
3 Работу над водевилем Грибоедов мог начать только после возвращения в Москву из тульской деревни Бегичева, в конце сентября 1823 г. К концу же года пьеса была закончена, так как 7 января 1824 г. Вяземский в письме А. И. Тургеневу в Петербург просил повстречаться с дочерью Ланского (министра внутренних дел) и сказать ей, что "я жду водевиль из театральной цензуры; что если найдется кое–что непозволительного, то пускай вымарают, а не задерживают и присылают то, что может быть сказано и петь, не оскорбляя бога, царя и ослиных ушей и того, и другого, и третьего, и четвертого, и пятого" (ОА, т. III, с. 2). Цензурное разрешение было получено 10 января, и первая постановка на московской сцене состоялась 24 января – в бенефис Львовой–Синецкой, исполнявшей роль Юлии.
4 Грибоедову принадлежат и некоторые другие куплеты водевиля (ГТБТ, с. 193–201).
5 В "Дамском журнале" были опубликованы лишь куплеты Вяземского "Молодость, как струйка...", "Пускай сердечным суеверам..." (1824, Ќ 3, с. 109–111) и "Бар и барынь все бранят..." (Ќ 5, с. 201). Кроме того, в 1824 г. в печати появились куплет Грибоедова "Любит обновы мальчик Эрот..." (BE, Ќ 5, с. 76) и в приложении к альманаху "Мнемозина" (ч.1) – ноты куплетов Вяземского "Когда в нас сердце признает..." и "Любил бы, может быть, и я...".
6 А. И. Писарев встретил водевиль "Кто брат, кто сестра...", а затем "Горе от ума" мелочно–придирчивыми статьями в "Вестнике Европы". В 1824 г. Грибоедов и Вяземский, с одной стороны, и Писарев и М. А. Дмитриев, с другой, – обменялись несколькими эпиграммами (см.: "Эпиграмма и сатира", т. I., M.–Л., 1931). По Свидетельству Лонгинова, "во время полемики Дмитриева, Писарева и пр. против Вяземского, Грибоедова... эпиграммы перепосил из лагеря в лагерь известный Шатилов (Репетилов), зять музыканта Алябьева. Он, например, приходил в ложу Кокошкина, где сидели Писарев и Дмитриев, получал эпиграмму и нес в кресла Вяземскому и Грибоедову, потом шел опять в ложу и говорил: "Завтра будет ответ" (там же, с. 185).
7 Имеется в виду критический отзыв Загоскина на комедию "Молодые супруги" в "Северном наблюдателе" (1817, № 15, с. 54) и написанный в ответ стихотворный памфлет Грибоедова "Лубочный театр". О характере взаимоотношений Грибоедова и Загоскина в 1824 г. можно судить по следующему анекдоту, рассказанному М. А. Дмитриевым: "У меня обедало несколько приятелей... В это время в Москве был Грибоедов, которого я знал и иногда с ним встречался в обществе, но не был с ним знаком. Перед обедом Загоскин отвел меня в сторону и говорит мне: "Послушай, друг Мишель! Я знаю, что ты говоришь всегда правду. Ну, так скажи мне: дурак я или умен?" Я очень удивился, но натурально отвечал, что умен! "Ну, душенька, как ты меня обрадовал! – отвечал восхищенный Загоскин и бросился обнимать меня. – Я тебе верю и теперь спокоен! Вообрази же: Грибоедов уверяет, что я дурак..." Играли в театре его комедию; кажется, "Домашний театр". Я сидел в первом ряду кресел, рядом с автором, а Грибоедов был в ложе директора Кокошкина. Я видел, что Загоскин входил в его ложу. Вдруг он бежит ко мне, пробирается между креслами и кричит мне: "Вообрази, Мишель! Ведь Грибоедов признался, что я умен! Сейчас говорит мне: "Вы знаете, Михаил Николаевич, что я вас почитал дураком, но теперь, увидевши эту комедию, признаюсь, что вы умны!" Ведь Грибоедов–то кричал!.." – "Да, Грибоедов, – сказал я, – кричал об тебе, а ты о самом себе!" Понял Михаил Николаевич и замолчал" (см.: М. А. Дмитриев. Главы из воспоминаний моей жизни. – ГБЛ, ф. 178, картон 8184, ед. хр. 1, лл. 159, 174).
8 Неточно процитированные строки из водевиля Писарева "Учитель и ученик, или В чужом пиру похмелье", впервые поставленного на сцене 24 апреля 1824 г.
9 См.: ПССГ, т. III, с. 151–152.
10 В годы знакомства с Грибоедовым Вяземский иначе оценивал его характер. В письмах А. И. Тургеневу он писал: "Здесь Грибоедов–Персидский. Молодой человек с большой живостью, памятью и, кажется, дарованием. Я с ним провел еще только один вечер" (30 апреля 1823 г.; "Архив братьев Тургеневых", вып. 6, с. 16); "Познакомься с Грибоедовым: он с большими дарованиями и пылом" (ОА, т. III. с. 56).
11 В Москве водевиль был поставлен четырежды (24, 29 января и 5, 16 февраля 1824 г.), в Петербурге – трижды (1, 7 и 11 сентября того же года).
12 В уточнениях к статье В. Н. Родиславского, напечатанных в октябрьском номере журнала "Русский вестник" за 1873 г., эпиграмма эта приписывалась Пушкину, в собрания сочинений которого она поныне и включается. Однако в последнее время вновь высказано мнение о принадлежности этой эпиграммы Грибоедову (см.: Ю. П. Фесенко. Эпиграмма на Карамзина. – В кн.: "Пушкин. Материалы и исследования", т. VIII, с. 293–295).
13 См. С. 30 наст. изд.
14 Трактовка пьесы Грибоедова как сатиры, в которой якобы нарушены художественные законы драматического произведения, была развита в статье В. Г. Белинского "Горе от ума"... сочинение Л. С. Грибоедова", написанной в 1839 г. в период так называемого его "примирения с действительностью". При этом критик в какой–то мере отталкивался от оценки "Горя от ума", изложенной в письмах Пушкина к Вяземскому (28 января 1825 г.) и А. Бестужеву (конец января 1825 г.) и широкоизвестной в литературных кругах (см.: Пушкин. Поля. собр. соч., т. XIII, с. 137–139). А. И. Тургенев писал Вяземскому 8 мая 1825 г.: "Вчера слушал у княгини А. И. Голицыной (Измайловой) комедию Грибоедова. Всем вам досталось. Много остроты в некоторых стихах, особливо в негодовании Чацкого, но пьеса нехороша и интрига подлая. Есть сатирические черты в верные портреты московских оригиналов, но нет комедии. Княгиня бесила меня вздорными замечаниями своими на пьесу и на стихи, коих не понимала. Небесная физика совсем исказила ум ее и даже небесное ее личико. Все говорит о точке, о протяжении, о движении, а ум при ней и от ее слушателей ни с места" (ОА, т. III, с. 123).
15 Это исправление действительно имеется в музейном автографе "Горя от ума", хранящемся в ГИМ.
ПИСЬМА ИЗ ПЕТЕРБУРГА. 1828 Г.
Письма Вяземского к жене, не опубликованные полностью, неоднократно цитировались в различных изданиях – наиболее пространно в ЛИ (т. 58, с. 72–81). В настоящем издании отрывки из писем, касающиеся Грибоедова, печатаются по автографам (ЦГАЛИ, ф. 195, оп. 1, № 3267).
Письма к В. Ф. Вяземской 1828 года – своеобразный дневник петербургских впечатлений Вяземского, особую ценность которому придают сведения о дружеском и постоянном общении Грибоедова с Пушкиным.
1 Необычайно щедрые награды за персидскую кампанию объяснялись тем, что это была первая военная победа периода царствования Николая I.
2 26 марта 1828 г. А. А. Муханов писал своему брату Николаю в Петербург: "Сердечный мой поклон Вяземскому и Пушкину; также и Грибоедову; сердечно радуюсь, если правда, что государь щедро наградил его заслуги и если эта награда выводит его, до некоторой степени, из–под зависимости семейственных отношении" ("Щукинский сборник", вып. 4. М., 1905, с. 148).