А. Смолин, ведьмак. Цикл
Шрифт:
— Кто что будет? — деловито поинтересовался я, даже не присаживаясь. — Говорите и не стесняйтесь, я угощаю. По сути, у меня сегодня второй день рождения.
— Поесть — на твое усмотрение, — не стал чиниться оперативник. — Возьми пару любых сэндвичей, соуса и овощей не нужно. Чай — черный. И сахара побольше.
— Кофе, — буркнула Маринка. — Капучино. Большой. Еды не надо.
— А я с тобой пойду, — поднялась из-за стола Мезенцева. — Там выберу. Ну и подносы помогу донести, одним-то тут не обойдемся.
Когда заказывал еду, думал, что кусок
— Пробрало? — понимающе улыбнулся Нифонтов, размешивая сахар в чае. — Это всегда так. Отходняк, обычное дело. Еще сладкое хорошо после подобных стрессов.
— Водки хорошо бы после подобных стрессов, — Маринка отпила кофе, на лбу у нее билась синяя жилка, под глазами обозначились тени. — Это да.
— Держи, — Мезенцева пошарила в кармане куртки, лежавшей рядом с ней, и достала из нее конфету в пестром фантике. — Вкусная. «Озеро Рица» называется. Это лучше водки, как по мне.
— Странное название, — удивился я. — А что, на самом деле есть такое озеро?
— В Абхазии, — ответил мне Нифонтов, внимательно смотрящий на Маринку, которая конфету взяла, но есть не стала. — Вода в нем кристально чистая, ей аналогов в мире почти не имеется.
Маринка зевнула раз, зевнула два, поставила стаканчик с кофе на стол и прикрыла глаза. А через пару минут она и вовсе заснула.
— Вот и славно, — оперативник кивнул Мезенцевой, та недовольно нахмурилась, после скатала свою куртку в некое подобие подушки и подложила Маринке под голову.
— Пусть поспит, — сказал мне Нифонтов. — Ей это сейчас не лишним будет. Ну и потом — ее профессия предполагает, что любая полученная информация должна пойти в дело. Особых секретов у меня нет, но и к обнародованию того, о чем у нас с тобой пойдет речь, я не стремлюсь.
— Снотворное? — догадался я и уставился на Мезенцеву.
— Ага, — безмятежно ответила та, откусила сразу половинку круглой печеньки с черными вкраплениями шоколада, она их много купила. — Мне для хорошего человека никогда его не жалко.
Она запила печеньку кофе и от удовольствия даже прикрыла свои шалые зеленые глаза. Было видно, что ей очень хорошо.
Странно прозвучит, но сейчас она мне даже нравилась, несмотря на то, что при первой встрече у меня возникло совершенно противоположное чувство. Нет, видно, что она оторва каких поискать, но что-то такое в ней есть. Маленькая, мне по плечо, рыжеволосая, белолицая, с зелеными круглыми глазами, с высокой грудью, она была как сгусток энергии. И добавьте сюда пистолет на поясе, да еще и в открытой кобуре, который она даже и не думала как-то скрывать. Полусонный работник закусочной, когда формировал заказ, то и дело косился то на него, то на нее, то на меня, как видно гадая, кем мы с Евгенией являемся.
— Глаза сломаешь, — беззлобно сказала мне Мезенцева, забавно сморщив веснушчатый носик. — Или у меня на груди дырку прожжешь.
— Кхм, — смутился я и отпил «Маунтин Дью». — Я это…
— Все вы «это», — отозвалась девушка. — Я привыкла, еще с института. Не бери в голову.
— Ну что, Саша, — Нифонтов прикончил сэндвич и вытер салфеткой рот. — Повторю все то же предложение, что и в банке — поговорим?
— Поговорим, — кивнул я. — Теперь — поговорим.
А что еще я мог сказать? И дело даже не в том, что они нам жизнь спасли. Просто других вариантов не было.
— Ну и славно, — Николай откинулся на спинку дивана. — Кстати — может, оно и к лучшему, что все так вышло, что тогда у нас беседа не получилась. Сейчас проще будет понять друг друга. Тогда, в банке, мне пришлось бы тебе много чего объяснять, и ты бы не всему услышанному поверил. Или вообще решил, что тебя разыгрывают. А теперь — другое дело. Сам все увидел, в чем-то даже разобрался.
— Не то слово, — я шумно выдохнул. — Увидел, поверил, понял. Хотя лучше бы про все это и не знать.
— Лучше бы, — согласился со мной Нифонтов. — Я в свое время, когда только начал заниматься своей работой, тоже иногда так думал.
— А теперь? — спросил у него я.
— Теперь — привык, — пожал плечами мой собеседник. — Человек такая тварь, он ко всему привыкает. Сначала все новое в диковинку, потом раздражает, потом привыкаешь, а потом происходящее становится частью существования. Вон мне рассказывали, что «сталинские» высотки поначалу «вставными челюстями» называли, и старые москвичи в шестидесятых годах считали, что они изуродовали Москву. А теперь это достопримечательность, символ города. Вот так и с моей работой. И ты привыкнешь. Причем если я хоть уволиться могу, то тебе и вовсе деваться некуда.
— Не знаю, — я вспомнил поляну, камень, луну и длинный раздвоенный язык той твари, что звалась Дарьей Семеновной. — Не уверен.
— А куда тебе деваться? — Мезенцева отпила кофе. — Все, ты в деле, в сторону не вильнешь.
— Оптимистично, — тяжко вздохнул я.
— На самом деле не так уж много для тебя и изменится, по крайней мере — поначалу, — мягко произнес Нифонтов. — Это в кино человека кусает вампир или оборотень, а после вокруг бедолаги рушится весь мир. Но то — кино. А на деле все просто — ты как был самим собой, так им и остался. Никаких явных или тайных трансформаций ни с твоим телом, ни с твоей душой происходить не будет. Зубы не вылезут, на прохожих по ночам ты охотиться не станешь, и летать ты тоже не научишься.
— А вампиры — они есть? — спросил вдруг я.
Ну а что? Интересно ведь.
— Есть, — ответил Нифонтов. — Но не такие, как в кино и книгах. Никакой благородной бледности, никаких светских замашек, никаких трогательных историй о любви с белокурой непорочной девушкой, никаких экстравагантных костюмов, перстней и плащей. Это на редкость неприятные существа, по сути своей они охотники и хищники, которые днем отсиживаются в подвалах и коллекторах, а ночью выходят на промысел. И сразу — нет, укус вампира не делает человека подобным ему. Там нужен особый ритуал, с жертвоприношением и иными мерзостями.