А. Смолин, ведьмак. Цикл
Шрифт:
Вот он вроде даже чуток моложе меня, а ощущение такое, что лет на десять старше. Или больше. Впрочем, тут ведь не только в возрасте дело, тут еще и другие факторы свою роль играют. Вот только на всякого мудреца довольно простоты. С Воронецкой-то он спутался, а это, с какой стороны ни смотри, поступок сильно неумный.
— Истину глаголешь, брат. — Я поднял стакан с зеленым напитком. — Еще бы на уровне инстинктов научиться делать так, как ты советуешь, и тогда точно удача встанет на нашу сторону.
— Удача, как и вдохновение, выдумки лентяев, — усмехнулся
— Что?
— Как потопаешь — так и полопаешь. Потому давай книгу искать, а то ведь и вправду твоя соседка нас опередит, чего не хотелось бы. Сама она, как и ее пристяжь, в город, может, и не сунется, но уверен — хватает здесь у нее и глаз, и рук. Что она, что Марфа — бабки ушлые, прожжённые, огонь и воду прошедшие, причем в прямом смысле. И умные.
— Снова твоя правда. — Тем временем я нашел в смартфоне номер Нифонтова. — И день у меня сегодня свободен. Завтра — нет, у меня расправа над грешником запланирована, а вот сегодня запросто можно одного нашего общего знакомого за ушко да на солнышко вытянуть. Лишь бы он сейчас чего не почуял и не начал песни на тему «Я не могу, работаю, давай потом» петь.
— Ты о Нифонтове? — спросил Валера. — Ну да, непростой товарищ, согласен. Очень себе на уме. К такому спиной поворачиваться не стоит.
— К ним всем не стоит, — прикладывая телефон к уху, заметил я. — Начиная с господина Ровнина, который вроде бы вообще из одних достоинств состоит. Коль, привет. Это Смолин. Есть на меня минута?
— Хоть две, — добродушно ответил оперативник.
— Удивлен. Обычно ты куда-то бежишь, кого-то ловишь, а тут — на тебе. Что, в Москве стало настолько спокойно жить?
— Не накаркай, — притворно-строго велел мне Нифонтов. — Раз в кои-то веки выдался денек, когда нас не дергают. Хотя если ты позвонил, значит, придется мне куда-то ехать. Верно же?
— Необязательно, можно и идти, — предложил я. — Давай я сам к вам на Сухаревку заскочу. Ну, не прямо в отдел, меня туда не тянет, но в какую-то кафешку поблизости. У вас же их там хватает, верно?
— Хорошо, — выдержав паузу, согласился он. — У нас тут пельменную недавно открыли, в стиле позднего СССР, давай в ней. Место тихое, спокойное, пельмени у них хорошие и компот из сухофруктов вкусный, я как раз и пообедаю. Через часок сможешь?
— Да не вопрос, — подтвердил я, осознав, что сегодня, похоже, меня можно назвать «катализатором чужих обедов». Сначала Валера, теперь вот этот. — Только адрес точный сбрось, если не в труд.
— Слушай, а что за расправа у тебя намечается? — спросил Валера, когда я положил смартфон на стол. — Ты решил податься к супергероям и сражаться с мировым злом? Если да, то имей в виду: это дело бесполезное. Да еще и убыточное. Добро всегда в лохмотьях, сам тому свидетель. Деньги же, как известно, зло, а значит, они всегда будут пролетать мимо воинов Света. Вот оно тебе зачем?
— У меня расправа локальная, — пояснил я. — Колдун колдуном, но у него же и свита имелась, помнишь, я про нее тебе говорил? Вот как раз последнего ее представителя собираюсь упокоить. Время и место известны, осталась ерунда — реализовать задуманное. Так что завтра в пять часов пять минут пополудни у меня встреча с господином Левинсоном, профессором, причем прямо в его загородном доме.
— Левинсоном? — удивился Валера. — Марком Ароновичем?
— Ты его знаешь? — не меньше изумился я.
— Ну как знаю… Видел несколько раз, причем сильно давно. Носатый такой, с седыми кудряшками. Он с моим отцом кое-какие дела вел, что-то связанное с патентами на новаторские изобретения, в основном по части нефтянки. Я особо не вникал, но так понял, что он выступал в качестве то ли агента, то ли соавтора. Выходит, он умер?
Ясно. Молодец Марк Аронович. Студенты и аспиранты изобретали, а он это дело отслеживал, регистрировал и продавал, при этом загребая себе и комиссионные, и соавторские. Красивая схема, к которой, кстати, со стороны закона не придерешься.
— Почти год как, — подтвердил я. — А теперь вот бегает от меня по Москве, не хочет покидать грешную землю. Но, снова обращаясь к народной мудрости, сколько веревочке ни виться, а кончику быть. Завтра я его отправлю куда следует.
— Слушай, а с тобой можно? — вдруг спросил Швецов.
— Зачем? — изумился я. — Тебе Марк Аронович тогда так не понравился? Или ты в принципе евреев не любишь?
— Ну, ты меня еще в антисемитизме обвини, — фыркнул Хранитель кладов. — Нет, просто интересно посмотреть, как ты это делаешь. Тогда в лесу ничего же не произошло, может, хоть тут гляну.
— Да не поймешь ты ничего. Я твои клады не вижу, а ты мои души не сможешь разглядеть. Каждому свое.
— Тебе жалко? — иронично осведомился у меня Валера. — Или трудно?
— Ни то и ни другое. Просто это не такое уж безопасное дело, дружище. Профессор-то он профессор, но за даже такую жизнь станет драться до конца. Может, посерьезнее, чем иной уголовник. Слышал про крысу, загнанную в угол? Вот это он. К чему сказано — под раздачу можешь попасть и ты. Тебе это зачем?
— Принимаю риски на себя, — отмахнулся Швецов. — Давай скидывай адрес, куда завтра ехать. Ну или, хочешь, вместе рванем, как тогда в область. Ходящий близ Смерти и Хранитель кладов — вместе веселее!
Вот и что мне оставалось делать? Только рукой махнуть.
Глава 14
— Как пельмешки? — поинтересовался Нифонтов, смолотивший, между прочим, под неспешный разговор аж три порции. Уж не знаю, оголодал он так или руководствовался принципом «На халяву и уксус сладкий». Кстати, приправлял он их именно им, в смысле — уксусом. — Вещь?
— Вещь, — согласился я. — Хороши. И компот тоже. Чем-то похож на тот, что у меня бывшая теща варила, такой же — много сахара и сухофруктов, зато мало воды.