А.Беляев Собрание сочинений том 2
Шрифт:
— Ты еще не сказал о радиостанциях для передачи энергии, — добавил Ли, — но с ними я еще познакомлю вас. Да, радио внесло огромные изменения во всю общественную жизнь, изменения, о которых вы, вероятно, не смели и мечтать. Радио упразднило необходимость физического скопища людей. Это было огромным гигиеническим достижением, и в то же время радио сблизило людей в общественном смысле. Радио уничтожило не только старую школу, но и старый театр, кино. У нас нет душных, переполненных публикой кино, театральных и концертных залов, аудиторий.
— Почему бы нам не познакомить
— Отлично, — согласился Ли, — для этого нам не нужно бежать за билетами и тащиться на ваших ужасных трамваях.
Вторая белая стена комнаты вдруг, как по волшебству, превратилась в сцену, если только то, что я видел, можно назвать сценой. Такого художественного богатства, такой обстановки, таких сценических и световых эффектов я не только никогда не видел, но и не предполагал, что они возможны. Мелодичная музыка сопровождала игру актеров. Это был новый род искусства. Речь переходила в пение, и тогда казалось, что идет опера. Жесты и движения были естественны, но так слиты с музыкальным фоном, что это можно было бы назвать каким-то новым балетом. Свет менял свою окраску вместе с мелодией и казался светящимися звуками. Это было какое-то синтетическое искусство.
Я сидел как очарованный и был огорчен, когда экран погас.
— Вот мы и побывали в театре, — сказал Ли. — Наши театры совсем не имеют зрительного зала. У них только огромная сцена и еще большее помещение для декораций и машин. У нас только десять театров.
— По поясному времени?
— Да, тоже по поясному. Только десять трупп, но зато все они состоят из первоклассных артистов и художников. Как видите, искусство также стало достоянием всех, как наука… Неужели? Я слушаю. Восемь — Д, семь — Ц? Совершенно верно! — Обернувшись ко мне, Ли сказал: — Мой друг Вади, завзятый шахматист, сообщил мне, что он разрешил задачу, которую я задал ему.
— А где он сейчас? — спросил я.
— Все подстерегает американского шпиона, летая над Красным морем. Да, шахматы, — продолжал Ли, — неумирающая игра. Но и она уже не удовлетворяет нас. Мы исчерпали почти все возможные комбинации. Всякая новая является событием. У нас есть новые развлечения, новые виды спорта и искусства, которые, к сожалению, недоступны вам. Мы, например, испытываем настоящее эстетическое наслаждение, следя за ходом разрешения проблем высшей математики. Наши математические гении увлекают нас своим творчеством едва ли не в большей степени, чем вас увлекали ваши «божественные» тенора. В этой скромной комнате мы можем иметь все, что дает искусство, знание, жизнь. Каждый из нас может сказать: «Все вижу, все слышу, все знаю». По крайней мере, могу знать все из сокровищницы науки и видеть все, что творится в мире…
Речь Ли была прервана каким-то странным звуком, напоминавшим отдаленный фабричный гудок. Этот звук почему-то встревожил Ли, Ин и Цаля. Они сосредоточенно замолчали. В наступившей тишине прозвучал голос:
«Алло. Говорит Радиополис. Всем. Нам удалось получить радио из Америки. Рабочие восстали на заградительных радиосооружениях, захватили в свои руки береговую радиостанцию и успели нам сообщить, что, несмотря на ужасный террор, восстание разрастается. Просят о помощи. Последние слова радиотелеграммы: «Гибнем от дьявольских лучей. Помогите…» На этом радио окончилось.
Побледневший Ли поднялся.
— Несчастные. Они сожжены этими дьявольскими лучами. Больше медлить нельзя.
Обратившись к экрану, Ли сказал:
— Мы еще увидимся сегодня.
Жена и сын кивнули головами. Экран погас.
— Надо привести в боевую готовность наши силы, которые до сих пор служили мирному труду, — сказал Ли. — Летим со мной, кстати, вы посмотрите наши силовые установки.
Однако в эту ночь нам не удалось осмотреть силовые установки.
Вади, решая шахматные задачи, не забывал зорко наблюдать горизонт. Скоро он сообщил, что неприятельская воздушная лодка вновь появилась в небе, что эскадрилья арабов гонится за ней, но отстает.
— Лодка летит на север. Попытайтесь отрезать ей путь.
Через несколько минут я и Ли уже летели на нашей воздушной лодке навстречу врагу. Вади по радио руководил нашим полетом. Ли осветил доску своеобразного перископа, и мы увидели приближающуюся лодку врага, а за ним, как стая птиц, летели аэропланы, преследовавшие его. Вдруг один аэроплан вспыхнул и начал падать.
— Они погибли! — воскликнул я.
— К счастью, кажется, нет, — ответил Ли. — Американец сжег лучами только крыло аэроплана.
— Но летчики падают.
— Это не страшно.
— Как не страшно?
Однако прежде, чем я задал этот вопрос, летчики раскрыли крылья за спиной и начали плавно снижаться.
— А что, если американец пустит испепеляющий луч в нашу лодку? — спросил я с тревогой.
— Ее поверхность неуязвима. Мое изобретение, — скромно сказал Ли. — Массовое применение его еще только налаживается.
Началась бешеная погоня. Американцы летели на север. Наша лодка не отставала. Когда настало утро, я увидел сквозь перископ белые пространства.
— Снег? — спросил я.
— Да, мы за Полярным кругом. Мистер шпион, по-видимому, направляет свой путь в Америку через Северный полюс.
Скоро мы вошли в полосу сплошных туманов и туч. Даже сильный прожектор не мог обнаружить врага.
— Проклятье! — выбранился Ли. — Если бы Америка не мешала, мы отеплили бы и полюс. Собственно говоря, это мы могли бы сделать и сейчас, но выгоды не вознаграждают затрату энергии. Неужели ему удастся скрыться?
Однако у шпионов, очевидно, была цель остаться во что бы то ни стало в пределах Европейской России, — я называю по-своему, — и выполнить какое-то поручение.
Нам сообщили, что лодка обнаружена позади нас, значительно южнее. Она шла на большой высоте, но ее сумели обнаружить.
Мы полетели на юг. Целая эскадрилья таких же неуязвимых для дьявольских лучей лодок окружила врага.
— Вы можете испепелить лодку шпионов? — спросил я.
— Она так же неуязвима для лучей, как и наша. Мы можем только бросить обыкновенный взрывчатый снаряд.