А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10
Шрифт:
Вдруг Профессор проваливается по шею, пытается вырваться и лечь плашмя, но у него ничего не получается, и он из последних сил кричит:
— Виктор... помогите!
Виктор оборачивается. Самый неподдельный ужас изображается на его лице.
— Ты к-куда? — хрипло кричит он и, расплескивая грязь, бредет к Профессору.— Рюкзак! Рюкзак сбрось!
Профессор мотает головой, торчащей над поверхностью жижи.
— Жердь! — сипит он. — Протяни жердь!
— Бросай рюкзак, тебе говорят!
— Же...— Профессор уходит в болото с головой, снова выныривает и ревет страшным голосом: — Жердь давай, скотина!
Он пытается схватиться за протянутую жердь, промахивается, потом ощупью находит ее и вцепляется обеими руками.
Солнце. Раскаленная кремнистая пустошь. Вдали желтые отвалы породы, торчит задранный ковш брошенного экскаватора. Виктор и Профессор сидят в тени домика, вернее — вагона, снятого с осей: когда-то здесь располагалась контора хозяйства, разрабатывавшего карьер.
Передавая друг другу бутылку, они тянут спиртное и вяло переругиваются.
— Ну и потонул бы, как крыса,- ворчит Виктор — И меня бы с собой утянул...
— Нечего было в трясину лезть,— огрызается Профессор.
— Это не твоего ума дело — куда мне лезть...
— Вот и мешок этот — тоже не твоего ума дело...
— Да что у тебя там — золото, что ли?
— Нет, это просто уму непостижимо! — произносит Профессор.— Идем по прекрасной ровной дороге. И вдруг он лезет в болото!
— Чутье у меня, ты это можешь понять или нет? Чутье на смерть!
— Оставьте меня в покое со своим чутьем. Это просто чудо, что мы выбрались.
— Вот чудак очкастый! — Виктор хлопает себя по коленям. С него осыпаются ошметки засохшей грязи.
— Мои очки — это тоже не ваше дело. Вы и так меня наполовину ослепили.
— Тебя не ослепить, тебя жердью этой надо бы между ушей! Это надо же, из-за пары грязных подштанников чуть в рай не отправился! Дай сюда бутылку...
— При чем здесь подштанники?
— Ну, что там у тебя в мешке? Ну, консервы... Из-за банки консервов...
— Вы, между прочим, тоже свой рюкзак не сбросили.
— Я, во-первых, не тонул, это раз. А во-вторых, у меня там запасной панцирь! На всякий случай...
Профессор машет безнадежно рукой, кладет рюкзак набок и ложится, положив на него голову. Виктор закуривает, оглядывает местность. Затем тоже ложится на спину, ворочается и достает из-под себя ржавую консервную банку. Вертит ее перед глазами.
— Стервятник закусывал...— произносит он и отбрасывает ее от себя.— Вот ведь сволочь, ничего на болоте не указал, а там что-то есть... Может быть, конечно, потом появилось, после него...
— Слушайте, Виктор,— подает голос Профессор, не раскрывая глаз.— Что, Стервятник — единственный человек, который дошел до Золотого Круга?
— Да. Других не знаю.
— А вы знаете таких, которые шли, но не дошли?
— Знаю кое-кого... Я и сам ходил и не дошел.
— А за чем они шли?
— Кто за чем... В основном за деньгами, конечно.
— А вы?
Некоторое время Виктор неприязненно молчит.
— У меня дела свои... семейные...
— Как у Стервятника?
Виктор резко поднимается и смотрит на Профессора. Но тот лежит с закрытыми глазами, покойно сложив руки на груди.
— Ты меня со Стервятником не ровняй,— произносит Виктор угрожающе.
Профессор молчит.
— Ты Стервятника не знал, в глаза не видел,— говорит Виктор, снова укладываясь,— и меня ты не знаешь. Так что нечего нас ровнять.
— Никто никого не знает,— говорит Профессор, не открывая глаз.
— Почему?
— Потому что век наш весь в черном,— говорит Профессор,— Он носит цилиндр высокий, и все-таки мы продолжаем бежать, а затем, когда бьет на часах бездействия час и час отстраненья от дел повседневных, тогда приходит к нам раздвоенье, и мы ни о чем не мечтаем.
— Это еще что за молитва? — презрительно говорит Виктор.
— Это святой Аполлинер.
— А? A-а... Ну, я не верующий.
— Но в Золотой Круг поверили?
— Так Золотой Круг... Как же не поверить? Одна надежда на него... Ты же и сам поверил, хотя и ученый...
— Да, я поверил. Я вообще склонен верить в страшные сказки. В добрые нет, а в страшные — да...— Профессор вдруг поднимается.— А вам никогда не приходило в голову, что будет, когда поверят все? Когда они все сюда кинутся, тысячами, сотнями тысяч...
— Ну и что? И сейчас многие верят, да поди доберись!
— Доберутся, дружок, доберутся. Один из тысячи, а доберется. Стервятник ведь добрался... А Стервятник еще не самый плохой человек. Бывают люди пострашнее... Им не золото нужно, и семейных дел у них никаких нет. Они будут мир исправлять, голубчик! Всех людей на свете переделывать по своей воле... Вы представьте только, сколько их среди нас, все эти несостоявшие-ся императоры всея земли, фюреры всех мастей, великие инквизиторы, фанатики, благодетели человечества, просто сумасшедшие... Думали вы об этом?
— Нет,— отвечает Виктор презрительно.— Плевать я на них хотел.
— Напрасно. Вы о них не думаете, но они-то о вас думают. Вы представьте себе на минутку, что вы нашего писателя дове-
ли-таки до Круга... Ведь он же всех ненавидит, ведь у него идеал какой — пустая зеленая земля, тишина и покой, кладбище... Я думаю, что он и сам это понял. Поэтому он и остался...
Некоторое время они молчат. Виктор задумчиво сковыривает с себя ошметки засохшей грязи.
— Нет,— говорит он.— Не знаешь ты людей, Филипп, поэтому и философию разводишь. Он, конечно, может и придет к Золотому Кругу, чтобы всю землю переделать, да ничего у него не выйдет, потому что на самом деле на землю ему плевать, а нужна ему баба, водка нужна и денег побольше... ну, в крайнем случае, чтобы у его начальника морда через пупок проросла... Фанатиз-мы все эти, фюреры — откуда все это берется? Либо его бабы не любят, либо желудок плохо варит и изо рта у него воняет, вот он и бесится. Вот ты — зачем идешь?