А.и Б. Стругацкие. Собрание сочинений в 10 томах. Т.6
Шрифт:
— Сержант Фогель просит разрешения обратиться к господину советнику! — гаркнул он, прижав ладони к бедрам и растопырив локти.
— Слушаю вас, сержант, — сказал Андрей.
Сержант покосился на окно.
— Прошу разрешения говорить конфиденциально, — сказал он, понизив голос.
Это что-то новенькое, подумал Андрей с неприятным ощущением.
— Проходите, садитесь, — сказал он.
Сержант на цыпочках приблизился к столу, присел на краешек кресла и нагнулся к Андрею.
— Люди
Андрей откинулся на спинку стула. Так. Вот, значит, до чего дожили… Прелестно… Поздравляю, господин советник…
— Что значит — не хотят? — сказал он. — Кто их спрашивает?
— Измотаны, господин советник, — сказал Фогель доверительно. — Курево кончается, поносы замучили. А главное — боятся. Страшно, господин советник.
Андрей молча смотрел на него. Надо было что-то делать. Срочно. Немедленно. Но он не знал, что именно.
— Одиннадцать дней идем по безлюдью, господин советник, — продолжал Фогель почти шепотом. — Господин советник помнит, как нас предупреждали, что будет тринадцать дней безлюдья, а потом — всем конец. Два дня всего осталось, господин советник…
Андрей облизал губы.
— Сержант, — сказал он. — Стыдно. Старый вояка, а верите бабьим слухам. Не ожидал!
Фогель криво ухмыльнулся, двинув огромной нижней челюстью.
— Никак нет, господин советник. Меня не испугаешь. Будь у меня там, — он ткнул большим корявым пальцем за окно, — будь у меня там одни немцы или хотя бы япошки, такого разговора у нас бы не было, господин советник. Но у меня там сброд. Итальяшки, армяне какие-то…
— Отставить, сержант! — возвысив голос, сказал Андрей. — Стыдно. Устава не знаете! Почему обращаетесь не по команде? Что за распущенность, сержант? Встать!
Фогель тяжело поднялся и принял стойку «смирно».
— Сядьте, — сказал Андрей, выдержав паузу.
Фогель так же тяжело сел, и некоторое время они молчали.
— Почему обратились ко мне, а не к полковнику?
— Виноват, господин советник. Я обращался к господину полковнику. Вчера.
— Ну и что?
Фогель замялся и отвел глаза.
— Господину полковнику было не угодно принять мое донесение к сведению, господин советник.
Андрей усмехнулся.
— Вот именно! Какой же вы, к чертовой матери, сержант, если не умеете держать своих людей в порядке? Страшно им, видите ли! Дети малые… Они вас должны бояться, сержант! — заорал он. — Вас! А не тринадцатого дня!
— Если бы это были немцы… — снова начал Фогель угрюмо.
— Это что же такое? — вкрадчиво сказал Андрей. — Я, начальник экспедиции, должен учить вас, как распоследнего сопляка, что надо делать, когда подчиненные бунтуют? Стыдно, Фогель! Если не знаете, почитайте устав. Насколько мне известно, там все это предусмотрено.
Фогель
— Я был о вас лучшего мнения, Фогель, — резко сказал Андрей. — Гораздо лучшего! Зарубите себе на носу, хотят ваши люди идти или не хотят — никого здесь не интересует. Все мы хотели бы сейчас сидеть дома, а не шляться по этому пеклу. Всем хочется пить, и все измотаны. И тем не менее, все выполняют свой долг, Фогель. Ясно?
— Слушаюсь, господин советник, — проворчал Фогель. — Разрешите идти?
— Ступайте.
Сержант удалился, беспощадно попирая сапогами рассохшийся паркет.
Андрей сбросил куртку и снова подошел к окну. Публика вроде бы угомонилась. В круге света возвышался невыносимо длинный Эллизауэр и, наклонившись, рассматривал какую-то бумагу, кажется, карту, которую держал перед ним широкий грузный Кехада. Вынырнув из темноты, мимо них прошел и скрылся в доме какой-то солдат — босой, полуголый, встрепанный, держа автомат за ремень. Там, откуда он шел, чей-то голос воззвал в темноте:
— Носатый! Эй, Тевосян!
— Чего тебе? — откликнулись с невидимой волокуши, где красными светляками разгорались и гасли огоньки сигарет.
— Фару поверни! Не видно здесь ни хрена…
— Да зачем тебе? В темноте не можешь?
— Загадили тут уже все… не знаю, куда ступить…
— Часовому не положено, — вмешался новый голос с волокуши. — Вали, где стоишь!
— Да посветите, мать вашу в душу! Задницу трудно вам поднять, что ли?
Длинный Эллизауэр распрямился, в два шага оказался около трактора и повернул прожектор вдоль улицы. Андрей увидел часового. Придерживая спущенные штаны, часовой неуверенно топтался на полусогнутых ногах возле той здоровенной железной статуи, которую какие-то чудаки умудрились возвести прямо на тротуаре у ближайшего перекрестка. Статуя изображала коренастого типа в чем-то вроде тоги, наголо обритого, с неприятной жабьей физиономией. Сейчас, в свете прожектора, она казалась черной. Левая рука показывала в небеса, а правая с растопыренными пальцами простиралась над землей. Сейчас на этой руке висел автомат.
— Порядок, спасибочки вам! — обрадованно заорал часовой и прочно утвердился па корточках. — Можно гасить!
— Давай, давай, работай! — поощрили его с волокуши. — Мы тебя огнем прикроем в случае чего.
— Да свет-то уберите, ребята! — взмолился капризный часовой.
— Не убирайте, господин инженер, — посоветовали с волокуши. — Это он шутит. И по уставу не положено…
Но Эллизауэр все-таки убрал свет. Слышно было, как на волокуше возятся и похохатывают. Потом там засвистели дуэтом какой-то марш.