Аальхарнская трилогия. Трилогия
Шрифт:
Он успел об этом забыть. А теперь вдруг вспомнил.
— Не говори глупости, — произнес Шани и услышал в своем голосе отчетливую испуганную дрожь. Мари как-то жалобно пожала плечами.
— Ты не можешь меня оставить, — произнес он, чувствуя, что именно эти слова когда-то сказал матери. — Ты не можешь… Да что с тобой такое?
Бледные губы Мари дрогнули в улыбке. Сунув руку во внутренний карман своей накидки, она вынула тяжелую серебряную флягу с сулифатской вязью на боках и сказала:
— Я устала. Я просто устала, и мне пора. Знаешь, что… давай выпьем на посошок.
Череда потерь, подумал
Вино оказалось дорогим и густым. Приторно сладкий глоток окутал рот и быстро растаял, оставив легкое ягодное послевкусие. Шани сделал еще один глоток и вернул флягу Мари. Та отпила немного и завернула крышку.
— Я тебя спас, но не сделал счастливой, — печально сказал Шани. Мари улыбнулась, и по ее впалой щеке скользнула слеза — а может, это просто привиделось в густеющей тьме. Нашарив на стене шнурок от лампы, Шани включил свет. Полтора часа в дороге до столицы — а там сразу же в госпиталь, и что бы ни было с Мари, ее вылечат.
— Ты сделал все, что мог, — уверенно произнесла дзендари. — Просить о большем было бы бессовестно.
— Что с тобой? — спросил Шани. — Что случилось?
Мари вздохнула и дотронулась было до его руки, но тотчас же убрала пальцы.
— Просто не хочу больше жить. Мой брат умер, Андрей умер… Отпусти меня. Тебе ведь нужен живой человек, а не кукла императора Рудольфа.
Винт в груди снова пришел в движение. Шани чувствовал, как ворочается боль, и думал, что все, сделанное им, не имело и не имеет смысла. Нужное, важное, дорогое утекало, словно вода из пригоршни — и он не мог ее удержать, как ни старался.
— Не могу, — признался Шани. — Мари, что мне сделать?
— Прикажи остановить экипаж на ближайшем перекрестке. Пожалуйста! — попросила она, видя, что Шани вскинулся протестовать. — Дальше у меня своя дорога, и не слишком длинная.
— Мари…
— Пожалуйста.
Дзендари покинула экипаж через четверть часа. Спрыгнув со ступеней на дорогу, Мари отступила на обочину, туда, где из-под легкого снежного одеяла торчали засохшие стебли растений, и сказала:
— Помирись с женой. Она хорошая женщина.
Ком в горле разрастался, мешая дышать. Шани рванул ленту галстука и сказал:
— Вернись. Вернись, Мари. Я все исправлю.
Мари сделала еще один шаг назад, почти растаяв в наступившей ночи.
— Прощай, Шани. Мне пора.
Когда императорский экипаж исчез из виду — Мари точно знала, что Шани смотрел на нее в окно до тех пор, пока женская фигурка не растворилась во тьме — дзендари упала в снег и завыла от боли, захлебываясь собственным одиночеством и тоской. Фонарь на верстовом столбе размеренно качался на ветру, словно освещал сцену театра: невидимые зрители смотрели на Мари, готовясь закричать «Браво!», и огромная луна, что проглядывала сквозь клочья туч, казалась частью декорации.
Проплакавшись, Мари достала флягу с вином и, размахнувшись, зашвырнула в поле. Теперь ее найдут разве что селяне весной, когда явятся сюда на пахоту… Из другого кармана Мари извлекла крохотный пузырек и, свернув с него крышечку, прижала к губам.
Зелье оказалось отвратительным. Мари проглотила его и отправила
Впрочем, ей стало легче. Намного легче. Зачерпнув пригоршню снега, Мари обтерла лицо и поднялась на ноги. Если бы Шани сейчас увидел свою дзендари, то искренне удивился бы произошедшей с ней перемене. На лицо девушки быстро возвращался румянец, тусклые прежде глаза обрели былой блеск — вскоре от умирающей не осталось и следа. Постояв на обочине, Мари поплотнее запахнула свою накидку и пошла по дороге. Она знала, что через час пути окажется на станции, где сядет в первый попавшийся дилижанс и уедет. Куда угодно — в сулифаты, в Амье, Змеедушцу в нору.
Ей было все равно. Она сделала то, что считала правильным.
Оставалось научиться с этим жить.
* * *
Получив сообщение о том, что события развиваются так, как запланировано, Артуро вздохнул с облегчением. Он прекрасно знал, что Шани всегда осознает и просчитывает все варианты, чтобы сделать риск минимальным, но тревожиться не прекращал. Жизнь штука непредсказуемая, и никто не застрахован от новых обстоятельств. Как правило, и к сожалению, внезапных. Стоя возле дворцовых ворот, Артуро ждал императорский экипаж, чтобы получить от государя окончательные распоряжения.
Его настораживало только то, что сквозь предвкушение будущих грандиозных событий пробивалось отвратительное предчувствие чего-то плохого. Очень плохого; стоя на ветру, Артуро всматривался в ночь и пытался понять, что идет не так.
Где-то была ошибка. Разрабатывая свой план, Шани что-то не учел, а Артуро не заметил, что именно.
Наконец на проспекте показался долгожданный экипаж. Свернув на площадь Победы, он остановился возле ворот, и один из лакеев (на самом деле телохранитель, вооруженный до зубов и готовый применять оружие по первому требованию) спрыгнул с запяток и открыл дверь. Шани выбрался наружу, и телохранитель осторожно подхватил его под локоть — государя вполне ощутимо качнуло, словно он всю дорогу отмечал свою победу.
— Доброй ночи, Артуро, — негромко сказал Шани. — Не спится?
— У меня плохое предчувствие, — признался Артуро. — Даже не знаю, почему. Все идет правильно.
— Ты просто устал, — сказал Шани. Вдвоем они неторопливо пошли в сторону дворца. Телохранители потянулись за ними, держась на уставном расстоянии. Караул отдал государю честь, но Шани этого не заметил. — Отдавай приказ в типографии и ложись спать, у нас завтра большой и сложный день. Что-то не так?
Шани говорил медленно и с небольшими запинками, словно пьяный. Однако, спиртным от него не пахло. Дурное предчувствие стало невыносимым; Артуро пожал плечами и спросил:
— Как все прошло?
Шани улыбнулся, но улыбка вышла кривой и неприятной.
— Как я и говорил. Пали в ноги, я упирался и отказывался, а потом выступил патриарх. Интересный этот Алекс. Далеко пойдет…
Он не закончил фразу, споткнувшись на ровном месте. Артуро успел подхватить Шани под руку и удержал от падения, телохранители моментально оказались рядом, но Шани только отмахнулся.