Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4
Шрифт:
Тотчас же на всех ближайших выступах вспыхнули такие же узкие и яркие фигуры; с обезьяньей ловкостью они спускались вниз и, склоняясь над верблюжьей тропой, принимались кричать на один и тот же грозный заунывный лад. В руках у некоторых из них блистали короткие ургутские ножи, а трое или четверо были вооружены винтовками. Слово «басмачи» вошло в сознание Сережи вместе с ярким револьверным выстрелом. Это стрелял Арт, подбежавший к еще сравнительно беспомощному после воздушной аварии Уикли. Басмачи не отвечали. При каждом выстреле они прятались за скалами и снова выглядывали, как бы в надежде, что у осажденных не хватит патронов.
В Бориса вселилась романтическая храбрость отчаяния; отчетливо учтя, что силы экспедиции слишком малы, он выпустил один за другим шесть зарядов своего смехотворного бульдога. Когда разряженная игрушка стала
— Спасайтесь! Вам не отбиться. Подвиньтесь, пожалуйста!
Усевшись верхом поудобнее, Борис повторил на сей раз по возможности более властным тоном:
— Спасайтесь, я вам говорю. Спасайтесь сию минуту! Вперед!
Джонни вспомнил о своем неоплатном долге лейтенанту, но тут же сообразил, что сейчас является только ненужной помехой. Последние сомнения всадников рассеял Сергей, стоявший уже немного впереди Броунинга; он крикнул слегка охрипшим голосом:
— Борька, лети за помощью в Серез, скотинка! Не сходя с места!
Уикли понял интонацию, название кишлака и тронул поводья. Лошадь помчалась на север. Для басмачей это было сигналом. Презрительно оставив Броунинга и Щеглова без присмотра, они ринулись вдогонку всадникам. Арт и Сергей, дав пару выстрелов в тыл басмачам, пустились следом, в единственной надежде отвлечь внимание погони от беглецов. Восточные разбойники способны догнать пешком быстрейшую дичь, но эти, видимо, не хотели даром терять энергию и пустили в ход ременную стреногу — метательный прибор, состоящий из тонкого длинного ремня с грузом на обоих концах. Стренога со свистом развернулась в воздухе и прочно обвилась вокруг ног коня. Всадники перекувырнулись и зарылись в земле. Когда басмачи, хохоча и улюлюкая, перевели их на старое место, лейтенант и Сергей, не желавшие терять из виду товарищей и наивно спрятавшиеся в ближайших скалах, вышли из-под прикрытия. Самый внушительный из басмачей — дюжий мужчина в чалме оскалил длинные желтые зубы и произнес со свирепой доброжелательностью:
— Салём алейкум.
Потом он сделал небрежный знак своим. Через пару минут руки путешественников были связаны неизвестно откуда взявшимися веревками.
Глава одиннадцатая
ПЛЕН
Нельзя сказать, чтобы козья прогулка привела экспедицию в благодушное настроение. Сережа и Броунинг ожесточенно чертыхались. Охромевший Козодоевский искоса оглядывал басмачей, стараясь усмотреть их намерения. Уикли, безучастный ко всему, шел вперед за мелькающей красной фигурой; он перестал удивляться чему бы то ни было с тех пор, как попал за границу. Дюжие басмачи шли скопом, удивительно легко карабкаясь по еле заметным выступам в скалах и помогая взбираться пленникам: у последних все еще были связаны руки. Дорога становилась трудней. Броунинг и Сережа перестали браниться, изредка перебрасываясь отрывистыми фразами; Борис пыхтел и отдувался; Уикли казалось, что пути нет конца. У заворота одной из скал идущий впереди остановился. Идущий в хвосте что-то крикнул, и над головами путешественников свистнула веревка. Сережа вздрогнул, — по рассказам о зверствах басмачей он знал, что церемониться не будут: сперва дочиста ограбят, а потом скинут со скалы — и поминай, как звали. Англичане, обменявшись тоскливыми взглядами, придвинулись поближе друг к другу.
«Где Джелал? — вдруг вспомнил Сережа, не терявший еще нелепой надежды на освобождение. — Может быть, он поможет», — но здравый смысл опроверг надежду. Юноша поднял глаза и увидел приближающийся к нему красный халат с веревкой в руке. Козодоевский истерически заплакал; басмачи удивленно переглянулись и весело залопотали. Не успел Сережа оглянуться, как был туго перетянут тонкой веревкой поперек живота. На оставшийся конец навязали Броунинга, Козодоевского и Уикли и потащили вперед за заворот скалы. Броунинг поглядел налево и содрогнулся. Внизу торчали острые пики скал и гремел горный поток. Впереди лежала небольшая квадратная площадка, где пленников выстроили гуськом; дальше пришлось идти, тесно прижимаясь к скале, горячей от солнца. За площадкой и эта дорожка прекратилась. Камни то и дело срывались из-под ног. Пленниками овладел новый страх. Несмотря на догадку, что веревка понадобилась скорей для сохранения жизни, чем для убийства, они не надеялись попасть даже туда, куда их волокли басмачи. Переходить горы, застревать на перевалах, осторожно переступать по узким тропинкам — все это было уже знакомо Сергею и Борису, но теперешнее испытание превосходило весь опыт. Со стороны казалось, что пробраться по этому карнизу немыслимо, однако дрожащие ноги находили в осыпающейся почве невидимую для глаза опору. Басмачи перестали напевать.
Хождение по таким неусовершенствованным дорогам требует присутствия духа и крепких нервов. Узкая горная тропинка иногда совсем пропадает, и, только подойдя поближе, увидишь хрупкий наклонный карниз, усеянный мелким щебнем. Внизу зияет глубокая пропасть, дымящаяся от водяных брызг. Вечером, когда остывает воздух, по каменистым уступам сползают сырые облака, и узенькая тропинка становится скользкой и непроходимой.
Все шли молча. Иногда из-под оступившейся ноги вылетал камень; у неосторожного путника вырывался острый крик, подтягивавший остальных. Уикли совершенно изнемог от усталости. Связанные руки мешали ему опираться о выемки в скале; желая передохнуть хоть минуту, он прислонился к одной из этих скал, но веревка тянула его вперед.
— Главное — спокойствие, — говорил Сергей Козодоевскому, — подтянись, Борис, ты бледен, как мертвец! Я думаю, что мы, в конце концов, останемся живы.
Козодоевский был почти так же измучен, как Джонни. Грязные капли пота струились по его щекам, смешиваясь с пылью. Сергей вытер его лицо своим плечом. У всех ныли туго скрученные руки.
— Если бы нас хотели убить, — твердил Сергей, — они могли бы это сделать внизу. Мы выберемся, будь я проклят!
— Я думаю то же самое, — невозмутимо проговорил Броунинг. — Однако, мне жаль, что наша экспедиция расстроилась. Как вы себя чувствуете, Джонни?
Уикли слабо мотнул головой. Силы оставили его.
— Крепче, Джонни! Мы уже приближаемся к цели этих мерзавцев.
«Мерзавцы» время от времени благодушно подбадривали своих пленников. На безопасном месте один из них, смачно сплевывавший жирную слюну, окрашенную зеленым насвоем [18] , неожиданно развязал Уикли и Бориса, предварительно обыскав их.
Дальше начался невообразимый путь. Каменистая тропинка исчезла, и даже Сережа попятился от неустойчивого вида новой дороги.
18
Кунжутный порошок.
«Это, наверное, знаменитые овринги», — подумал он.
Действительно, это начинались овринги — головокружительные хворостяные мостки, на кольях, вбитых в скалы. Под тяжестью идущих хворост прогибался, и неосторожная нога проваливалась сквозь редкий настил, усыпанный землей и мелкими камнями. К счастью, овринги тянулись не больше сорока-пятидесяти шагов, то сменяясь узенькой дорожкой, то снова возникая над шумными пропастями. Дважды всем приходилось останавливаться и поднимать упавшего Уикли. Басмачи неодобрительно ворчали. Наконец, на одном из поворотов Уикли опустил голову и, отпрянув от стены, беспомощно повис над пропастью. Козодоевский еле успел ухватиться за торчащие из горного склона корни. Предводительствующий халат что-то дико прокричал, и басмачи принялись осторожно подтягивать на веревке виновника заминки. Когда его подняли, он бессильно опустился на зловеще скрипнувший настил. Колья, не приспособленные к такой длительной нагрузке, начали явно потрескивать. Броунинг прислушался к быстрому и недоброму говору басмачей.
Вдруг Уикли приподнялся и, пошатываясь, встал. Дорога была снова открыта, и разбойники утешились. Шагов через пятьдесят снова началась удобная тропинка и снова сузилась. У путников екнуло сердце: другие овринги… Но оврингов не оказалось. В отвесной скале открылся темный грот, в котором исчез красный халат проводника. Через мгновенье пленники находились в глубокой пещере. Пахло жильем. Откуда-то из угла тянуло дымом. На каменном полу валялось несколько седел и был разостлан огромный палас. Несколько тюков свидетельствовало о недавней удаче. Из открытого мешка виднелись красные ящички кэпстена, синие сахарные обертки и жестянки с мясными консервами; большой сверток английского сукна красовался рядом с твердым афганским шелком. По-видимому, пещера исполняла романтическую роль склада контрабанды и притона разбойников.