Абхазские рассказы
Шрифт:
По тому, какая была у него крепкая шея, какие были острые уши, мог любой распознать, что за кровь текла в его жилах.
С гибелью собаки изменилась и охотничья жизнь человека. Она стала ночной.
И снова воспрянула душа у Тугана!
Уже на дворе стояла зима, дули холодные ветры. Охотник с Туганом уходили в лес по лунной морозной дороге.
Однажды в глубине леса человек остановился на перекрестке тропинок. Было тихо в ночном зимнем лесу. Человек снял ружье, висевшее за спиной, и привязал его к поясу. Накануне он высмотрел высокую сукастую ель и примерялся теперь, как удобней ему при своей старости забраться на дерево.
По-своему Туган рассудил
Потом слабый, будто издалека, будто из сна, послышался родной голос. Бодрствовали и во сне уши Тугана, он мигом вскочил. Не волки ли, окликавшие его в летние далекие ночи? Уж не зовут ли к себе? Напрягшись, слушал Туган, уши, не дрогнув, стояли, как кaменныe. Но с какой стороны доносился призыв? Туган кинулся к ели и в примятом снегу поднялся на задние лапы, уперев передние в ствол, — с неба, закрытого тяжелой хвоей, падал этот зовущий вой!
Человек подражал волчьему вою.
Он сулил только беду — огонь выстрелов, спрятанный в длинных железных стволах. Огонь, смерть сулил зверю этот вой человека: человек был хитер, беспощаден, он был и всесилен, потому что, когда хотел, мог прикинуться зверем. Он был загадочен в своих превращениях. Он обманул мать Тугана, волчица вышла на зов и погибла под выстрелом. И мелькнула в памяти волка та далекая лунная ночь: тогда он впервые узнал, как беспощаден и страшен этот грохочущий пламень, с которым дружил человек. Он — слабый волчонок — метался, оглохший от грома, а человек расчетливо ждал, когда лапы звереныша опутает крепкая сеть... Взрослый волк помнил последнюю ночь, оборвавшую волю, и уготованную кровью судьбу — она убила в нем дикого зверя, надела железную цепь, заставив полюбить непостижимого в его зле и добре человека...
И Туган поднял морду навстречу этому вою. Будто оплакивая свою жизнь, он издал тихий и жалкий звук, потом завыл протяжно и дико, как воют матерые волки.
Он выл и тогда, когда перестал человек. И близко ответил ему волчий голос.
С тоской шел Туган к своему собрату. Ничего не осталось в его сердце, кроме тоски... Они сошлись на тропе, и глаза Тугана встретили желтое мерцание глаз обреченного зверя. Они не успели обнюхать друг друга — человеку не было дела до волчьей тоски, он убивал их, потому что они убивали, потому что самому ему надо было жить. Он выстрелил.
Все больше шкур заполняло дощатую стену сарая. Но старый охотник знал, что скоро не сможет, как прежде, служить своему делу: за долгий век руки его устали и глаз был уже не тот.
Тяжелее стало охотнику вечером подниматься на свою ночную работу. И все же он брал ружье, с крыльца окликал Тугана: «Пора!» Человек знал о своей жизни самое главное: она приносила людям добро.
Из ночи в ночь повторялось одно и то же, и Туган хорошо служил. Он научился заманивать зверя под выстрел.
А днем он сторожил дом. Это тоже была его служба. Двор, сарай, дом — все, что, по его понятиям, составляло большое жилье человека. Туган ревновал к чужим, но особенно ревновал он к чужим хозяина. Прохожий человек или знакомый охотник, живший по соседству в поселке, с опаской останавливались, чтобы перекинуться с хозяином добрым словом, — Туган скалил зубы. И не мог хозяин незаметно уйти со двора, тут же Туган кидался следом за ним. Совсем забыл Туган о цепи, она ржавела у будки как память о хмурых днях его детства... И звон цепи позабыл.
Но человек не забыл. В один из весенних дней он позвал Тугана и надел на него старый ошейник. «Так-то, пожалуй, лучше», — сказал он себе, а Туган озадачился: может, хотел человек напомнить о детстве, хотел пошутить? Потом он скинет это железо... Только человек не шутил и крепко защелкнул замок на ошейнике.
На хозяине было пальто, ноги обуты в мягкие сапоги с галошами — он был одет не по-будничному. Не было с ним и ружья.
Куда они шли, зачем понадобилось хозяину вести его на цепи? Как это было понять Тугану — жизнь его научила одной дороге, других он не знал: их вовсе не было на свете. Теперь же шли они не в сторону гор и не к лесу — новая дорога спускалась в большую долину. Широкая каменная дорога, на которой не росло ни единой травинки. И, гремя железом, безглазый огромный зверь набегал на них — он был выше буйвола, и за железной башкой на плоской спине стоял человек. Бензиновой гарью свело ноздри Тугану, он потянул хозяина с этой страшной дороги. А тот поднял руку, и проскочившее мимо чудовище остановилось на полном бегу. Хозяин достал из кармана намордник и надел на Тугана.
Они приехали туда, где стояли большие дома. По каменным тропам бродили толпы людей. Туган скалил клыки, многолюдье пугало; он опять дергал цепь и заглядывал в лицо хозяину: куда он завез, зачем же им эти голые камни, населенные бесполезной и враждебной ему человеческой жизнью?
Лицо хозяина было задумчивым и тревожным.
Потом они спрыгнули в траву из кузова грузовика, лапы качали Тугана после долгой езды. Впереди было поле, и слышался разноголосый собачий лай. Туган не любил собак, но уши привыкли к их бреху, это было все-таки лучше, чем слышать человеческий говор.
Собак было много, куда ни глянь — собаки. Столько и овец не видел Туган. И коротконогая мелочь, сбившаяся в один длинный ряд, — жалкая мелочь, по колено Тугану. И чуть покрупнее, в особом ряду: длинная шерсть и острые уши, как у него. Возле каждой собаки стоял человек, придерживая ее на цепочке.
Туган с хозяином подошли к человеку, который в стороне сидел за столом. Туган поднял морду, и человек испуганно ахнул. Он закричал на хозяина, оба о чем-то заспорили. Туган в нетерпении ждал, не нравились ему гортанные выкрики того, за столом.
— Э-э, ладно, ты прав... Но что же мне делать? — сказал вдруг хозяин. Он безнадежно махнул рукой.
И они пошли к тому ряду, где стояли похожие на Тугана собаки. Еще слабо надеялся хозяин; сам бы он не ошибся, не спутал. Как можно спутать волкодава со зверем? Громадным ростом, тяжелой крепостью лап Туган среди них выделялся, как среди лисьего выводка. Одна из собак учуяла зверя, и остервенелый ее брех подхватили другие, шарахаясь под взглядом Тугана,— верно, встречались они на лесных тропах с клыками таких, как Туган.
Он хмуро глядел на оскаленные трусливые морды, пустой лай не тревожил Тугана. Но удивило, что дворняжки так и рвались из ошейников. Их глупая злоба раздражала Тугана, любую из них он мог придавить одной лапой. Так мелкие птицы писком хотят напугать сову, когда в кособокий короткий полет какой-нибудь случай днем поднимет ее из гнезда.
Другой человек спешил к ним из-за своего стола. По тому, как он кричал и размахивал руками, Туган понял, что их прогоняют. Хозяин же вступил в спор с человеком, он злился; Туган помнил его взбешенное, усталое лицо, когда однажды оба спущенных курка дали раз за разом осечку. О чем его спрашивали здешние люди, показывая пальцами на Тугана? Кто мать? Кто отец? Какой породы? А что мог ответить хозяин?