Абиссинец
Шрифт:
Посмотрел свой кабинет и спальню — хорошо жил генерал, мебель итальянская, ценные породы дерева, чуть ли не палисандр. Как говорил Артамонов, вроде из дома ничего не пропало — вот только сейф в кабинете и другой, поменьше в спальне, заперты, ключей нет и специалиста взламывать их пока не нашли. Ладно, это не горит. На всякий случай опечатал сейфы своей печатью. Большая карта провинции в кабинете, посмотрел — карта рисованная, копия с меньшей, зато здоровенная — во всю стену. Итальянский флаг уберем за шкаф, нечего ему здесь отсвечивать. Повешу портрет президента, нет, конечно же, дорогого негуса, поставлю за собой развернутый эфиопский триколор и личный флаг раса в пурпуре — и чем не штаб-квартира.
Пришла некрасивая пожилая горничная и на неплохом французском сказала, что все собрались в столовой, но не в парадной, а во флигеле. Закрыл дверь, еще раз опечатал ее и пошел к своим.
За столом собрались все, кроме шерстобитовцев и дежурного караульного отделения. Всего-то за столом десяток казаков, Артамонов, коллежский асессор Титов, поручик Петров, подъесаул Стрельцов.
Сказал, что всем одобрены представления на награды, что я сделал, еще будучи послом, после этого награждает уже не русский царь, а эфиопский — медали вы все получили. Из сидящих за столом Станислава 3 степени получит коллежский асессор Титов, а подъесаул Стрельцов награжден орденом Святой Анны 3 степени с мечами, за боевые заслуги. Кавалером знака военного ордена Святого Георгия становится унтер-офицер Артамонов — за то, что вторым номером во время боя с кочевниками отразил основную фронтальную атаку врага. Все знаки вы получите уже по возвращении на Родину от ваших непосредственных начальников. Сегодня я получил трофейные деньги и завтра поездом я, подъесаул Стрельцов и четверо человек охраны отправимся в порт, так как делить деньги должно общество. Все крикнули «Ура атаману!» и горничная с поваром стали наливать нам кьянти из большой оплетенной бутыли. Чуть не десяток таких бутылей было в подвале, как и полка с более изысканными винами, включая пару дюжин шампанского в покрытых пылью бутылках. Кьянти отлично пошло к баранине с рисом и специями. Когда все насытились, я сказал, что на днях уезжаю в Александрию для ведения мирных переговоров. За это тоже выпили и пожелали мне удачи. Сообщил, что из Александрии к негусу выехали консул и военный агент и, если рас Мэконнын уедет, то пусть они живут в гостевых комнатах — там как раз две спальни, общая гостиная и ванная комната. Но, скорее всего, они поедут с Негусом в Мэкеле, а, может быть, Негус проведет с ними переговоры и мы уедем вместе в Александрию, пока я не в курсе. В любом случае, быть с ними предельно вежливыми, отдавать честь, обращаться по чину и в то же время, лишнего не болтать. После этого попросил Стрельцова выйти со мной подышать на воздух.
— Иван Парфенович, не хотели бы вы остаться на службе у Негуса. Менелик, кроме княжеского и младшего дворянского звания баляге, ввел с сегодняшнего дня промежуточные дворянские титулы барона и графа, по типу европейских. Я бы мог похлопотать для вас о баронском титуле, стали бы абиссинским бароном, а то, если повезет и графское достоинство выбить можно. Будете графом абиссинским, а уж генеральский чин для вас не за горами. Деньги тут водятся… Выделю вам поместье, хоть здесь, в Асмэре, соседями будем, или еще где понравится, тут говорят апельсиновые рощи недалеко. Как, Иван Парфенович, решитесь?
— Александр Павлович, спасибо, вижу, что вы искренне это говорите, но я бы хотел поступить в Николаевскую Академию, стать офицером Главного Штаба.
— Понимаю, из вас дельный штабист получится, карту вы читаете и нанести кроки можете, то есть, топографии сами кого поучите, в бою храбрости не занимать, но у вас храбрость умная, а это дорогого стоит. Грамотные офицеры России нужны, вот откуда потом глупые генералы берутся? Даже графом не хотите, а, ваше эфиопское сиятельство!
— Нет уж, увольте от эфиопских сиятельств, тут тоже глупых генералов хватает и, как бы не больше их, чем в России.
— Ну, как знаете, подумайте, вместе с вами мы здесь такого наворотим, даже, по большому счету штабисту Букину это не снилось, что то я его в бою не видел, как вас, кабинетный он офицер, а вот уже эфиопский генерал-майор и от Негуса графский титул точно получит. Да, вот что, отвезите завтра на продукты Нечипоренко триста золотых лобанчиков, да тысячу талеров, скажите я велел, а то их кормить забывают. Распишетесь в получении, а потом пусть есаул при вас распишется в приходе и передаст бумагу Титову для отчета.
Потом я пошел к себе, сказав Стрельцову, чтобы пригласил ко мне Артамонова. И тут мы услышали выстрелы в саду, сначала один, потом и второй. Выскочили казаки с оружием, побежали, разделившись на две команды, в сад, огибая главное здание справа и слева. Мы присоединились к той команде, где было на одного казака меньше. В саду метрах в пятидесяти от дома лежал человек в потрепанной итальянской офицерской форме, точно между лопаток у него было пулевое отверстие. Перевернули, — еще молодой совсем человек с аристократическим лицом, даже в плену следил за собой: чисто выбрит, мундир заштопан и относительно чистый, сапоги начищены, хотя подметка отвалилась.
Рядом нашли морской кортик — откуда он у пехотного капитана, неужто у морячков-«отказников» одолжил? А ведь я после бунта в Мэкеле велел офицерам сдать оставленное им холодное оружие, но многие сказали, что впопыхах, спасаясь, его не взяли и сдавать им нечего. В кармане кителя документы на капитана Орельяно, в нагрудном — портмоне с какими-то деньгами и фотографией девушки, а также ключи. Но не ключи от дома, постой, а не ключи ли это от сейфов генерала!? Рисунок бородки ключа знакомый, только что я такую щель в дверке видел… Взял попробовать, подобрать. Велел убрать труп, а утром отвезем капитана в лагерь на опознание. Тут же, в сбежавшейся толпе, с фонарем стоял мой денщик Артамонов, он и помог найти кортик.
— Отойдем в сторону Иван Ефремович, — я взял старика под локоть, — прежде всего, поздравляю вас с «Егорием».
— Спасибо, Александр Палыч, только вроде не заслужил я, всего-то раз в бою за эту экспедицию был.
— Ладно, дорогой мой, зато много где был, да награда обошла. Что ты думаешь делать после того, как все закончится — в Россию вернешься или при мне останешься и служить дворецким станешь. Да, собственно, ты им и служишь, но после подписания мира можешь уйти со службы негуса и уехать домой.
— Да я уже говорил вам, ваше превосходительство, что дома меня никто не ждет, кроме старости на съемной квартире и маленького пенсиона. Я бы с вами остался.
— Спасибо, Иван Ефремович! — настоящий верный друг ты мне. — Получишь грамоту на эфиопское дворянство, могу даже землю тебе дать и денег на собственный дом. А то женись, вон как я, на абиссинке, правда, хорошеньких принцесс больше нет, остались страшненькие.
— Да ладно вам шутить, Александр Палыч, буду с вами до смерти и служить буду не за страх, а за совесть, да и дворянство мне это ни к чему, я политесов дворянских не знаю.
— Ефремыч, какие политесы, ты тут на фоне эфиопов как профессор какой, у них даже генералы на пальцах считают. Да, кстати, по поводу счета, что там у меня денег осталось? Мне в дорогу надо будет взять золотишка.
— Александр Палыч, я только местным слугам по малому золотому заплатил за месяц, а продукты, фураж, те Титов закупает, из отрядных сумм. Но он за каждый талер с местными собачится, экономит, но питаемся мы хорошо, просто поначалу с нас купцы лишку собирались брать, ну так Титов ихних купцов хитрее и торгуется лучше, мол, не хочешь, я у твоего соседа возьму — вон у него бараны какие, не твоим ровня, а продает дешевле. Потом нам от Мэконнына часто всякую живность и бананы с финиками привозят. Тут вон рас приехал, тесть ваш, так сразу телегу «пельцынов»[1] сладких привезли, да винограду разного.