Шрифт:
Цинический реализм как он есть
– Ну что, пойдёшь в армию.
Подобрав отвисшую челюсть, автор этих строк робко поинтересовался:
– Как это?
– Пойдёшь в армию. Весной.
– А отсрочка? По закону положена отсрочка!
Военком открыл лежавшую на столе брошюрку и прочёл статью Закона, гласившую, что работающий в школе педагог подлежит призыву на действительную воинскую службу по окончании учебного года – в весенний призыв.
– Разрешите? – Я пробежался глазами по строчкам и на той же странице отыскал другую статью, куда более соответствующую моему случаю: учитель с высшим педагогическим образованием, работающий в сельской школе, получает отсрочку
Твердолобый милитарист отказался считать меня человеком с высшим педагогическим образованием:
– Как называлось твоё учебное заведение? Нижегородский Государственный Университет. Где слово «педагогический» в названии? Нету.
– Что же, – говорю, – меня все эти годы обманывали, когда говорили, что я получаю высшее педагогическое образование? Да и ваш коллега из военкомата города Бор подтвердил, что я имею по закону отсрочку как сельский учитель.
Военком замолчал. Я почти слышал, как в бронетанковой башке со скрипом вертятся какие-то колёсики.
– Ну, – сказал он неуверенно. – Во-первых, тебе нужно принести справку, что твоя школа является сельской…
– Пожалуйста!
Получив требуемое, военком куда более нерешительно, совсем не по-армейски, добавил:
– А ещё нужна справка, что ты действительно там работаешь…
– Извольте!!
Он мялся:
– Всё б ничего, но вот название твоего университета. Было бы слово «педагогический», вопросов бы не было… Ладно, сейчас, чтобы все вопросы отпали, позвоним адвокату.
С юристом говорил недолго, поглядывая на ксерокопию моего диплома:
– Тут парень претендует на отсрочку… Закончил ННГУ… Специальность – филолог, преподаватель. Да, есть слово «преподаватель». Да, – военком повесил трубку и как ни в чём не бывало произнёс:
– Ну что же, работай сколько душе угодно. Никто тебя не побеспокоит.
И произнёс небольшую речь следующего содержания: я, мол, считаю, что каждый парень должен послужить в армии, но согласен также и с тем, что каждому – своё.
Этакий вояка-либерал!
Из здания я вышел еле живой, доплёлся до склона холма, на котором стоит городок – центр небольшого района, затерянного в глубине области. Здесь, в пяти минутах ходьбы от военкомата, была отличная скамеечка, с которой можно было полюбоваться на реку Ветлугу. Долго приходил в себя. Тело моё, хлебнувшее могильного холода, вновь набиралось жизненных сил.
Вот и начало моей небольшой книги. О чём она?
Классический сюжет «деревенской» прозы: юный, полный знаний, светлых надежд и любви к своей профессии, самоотверженный учитель прибывает в сельскую местность, надеясь обрести в лице деревенских детей плодотворную благодатную почву для собственных педагогических разработок. Разумеется, реальность оказывается суровей, чем он предполагал. Долгое время молодого преподавателя никто не принимает всерьёз – ни коллеги, ни ученики – но он упорно работает над собой, ищет новые пути к ребячьим сердцам, штудирует специальную литературу… И вот случается чудо: дети, зачарованные интеллектом наставника, наконец-то проникаются к учителю уважением. Позабыв про шалости и лень, они берутся за учёбу и становятся примерными заключёнными концлагеря, имя которому – государство.
Ничего подобного в этой книге вы не прочтёте. К учительскому делу главный герой имел весьма отдалённое отношение.
Тогда, возможно, автор сделал упор не на педагогические изыски, а на лихой сюжет? Молодой учитель приезжает в далёкое село подобно тому, как новый шериф прибывает в полузаброшенный городок Дикого Запада? Село кишит юными, но вполне созревшими бандитами, которые уже свели в могилу не один десяток учителей. Что остаётся делать? Драться. Очень кстати юный педагог оказывается киборгом-убийцей, как в старом, добром боевике «Класс 1999-го года», и начинает гвоздить шалопаев из всех подвернувшихся под руку калибров, а уцелевших сажать за учебники. И вновь хэппи-энд.
Увы. Экстрима в этой книге не предвидится, хотя бы потому, что главный герой не очень-то любил общаться с местными. В свободное от работы время он сидел дома в состоянии глубокой депрессии. Никуда особенно не ходил, ни с кем особенно не общался, очень остро чувствуя собственную чуждость, но не сильно переживая по этому поводу. При этом местные парни относились к молодому чужаку хорошо, с пониманием, признавали его право на странности и никогда не пытались причинить ему никакого вреда. А по большому счёту, просто не обращали на него внимания, поскольку тот не мог быть их собутыльником – за это невнимание автор им очень благодарен.
Тогда, может быть, главный герой – отъявленный Дон Жуан? Может, счастливого читателя ждут эротические приключения на сеновалах, в рощах и на берегах полноводной реки Ветлуги? Описание многочисленных интимных сцен, возникавших между пришлым педагогом и отъевшимися на натуральных продуктах крепкими деревенскими девками?
Уже ближе. Чуть-чуть любовной лирики в «Дайджесте» будет, но только необходимый минимум. Остальное – просто коллекция наблюдений за самыми обыденными явлениями жизни. И никаких попыток реформировать систему образования! Молодой учитель оказался панком, равнодушным к общечеловеческим ценностям. Я вовсе не хочу сказать, что автор – плохой педагог. Он вообще не педагог. Проработав год, благополучно унёс ноги. Но смог увидеть за этот год кое-что, о чём и написать не грех.
Одно могу пообещать: в этой повести нет ни слова вранья. Ни одной высосанной из пальца ситуации, ни одного вымышленного персонажа. Всё, что описано в «Абориген-дайджесте», имело место быть в действительности. Конечно, когда тот или иной диалог или эпизод воссоздаётся по памяти, многое теряется – но, по крайней мере, я ничего не придумал.
В этой книге будет много «Я». Причина тому – не эгоизм, а стремление наиболее полно выразить собственную точку зрения. И потом, согласитесь: любые произведения мемуарного типа отдают эгоцентризмом, порой граничащим с самовозвеличением. Вам не нравится, что в каждом втором предложении – местоимение «Я»? Так автор и пишет о самом себе, о своих жизненных перипетиях, о своих взлётах и падениях, о своих друзьях и врагах, возлюбленных и недоброжелателях! И разве отдельная личность не представляет собой нечто достойное внимания? В каждом индивидууме можно увидеть нечто типическое. Возможно, мне удастся продемонстрировать некоторые тенденции, которым подвержена современная молодёжь. Как поётся в одной шуточной песенке:
Щас полно таких, как я,Не ругайте их зазря,А то скоро пожалеете об этом!Дабы не задеть ничьих чувств, обещаю сразу: вы не встретите на страницах этой книги ни названия посёлка, где я обитал целый год, ни, тем более, подлинных фамилий тех, с кем я работал и кого пытался учить. Это обычный посёлок, каких тысячи в нашей стране, населённый обыкновенными людьми. Не хочу никого оскорблять. Но и снисходительно облагораживать не собираюсь.
Учителям свойственен некий профессиональный идеализм, а, точнее, профессиональное лицемерие и даже профессиональная слепота. «Сначала любить, потом учить!» – гласил лозунг, висевший в учительской одной из нижегородских гимназий – той самой, где я проходил педпрактику на пятом курсе. (Пусть каждый поймёт этот лозунг в меру изощрённости собственной фантазии.)