Абрам Ганнибал: Черный предок Пушкина
Шрифт:
Однако фон Тирен решил пренебречь условиями договора. Стремясь получить максимальную выгоду от имения, он отдавал своих работников в страду внаём соседям, не снижая при этом норм барщины, сдавал соседям в аренду крестьянские выпасы и покосы. Деньги, естественно, брал себе. Кроме того, он нещадно бил крестьян. Зуботычина и порка стали основным средством убеждения.
Но и крестьянскому терпению тоже есть предел. В какой-то момент оно кончилось. Крестьяне Раголы держали совет и выбрали делегатов. Георг Леец так пишет об этом по материалам дела: «Собравшись втайне, они избрали двух посланцев, Эско Яана и Нутто Хендрика, которые должны были отправиться в Ревель и доложить о жестоком обращении арендатора с крепостными.
Посланцы крестьян-эстонцев рассказали Ганнибалу о положении в Рахуле (Раголе): фон Тирен не придерживается установленных вакенбухом норм барщины; часто применяется жестокая порка; границы крестьянских наделов с соседскими участками
…А. П. Ганнибал, видимо, научился эстонскому языку настолько, что в беседе с крестьянами мог обойтись без переводчика. Он их выслушал и отпустил. Визит крестьян к Ганнибалу, конечно, не укрылся от фон Тирена. Эско Яан в качестве зачинщика был зверски избит и пролежал четыре недели в постели — за то, что осмелился «побеспокоить» господина обер-коменданта.
Услышав о происшедшем, А. П. Ганнибал вызвал к себе фон Тирена. Не дослушав объяснений арендатора и юридического обоснования якобы принадлежавшего ему, по местным узаконениям, права телесного наказания крепостных крестьян, Ганнибал тут же аннулировал заключенный 29 марта 1743 года арендный договор, указав на 3-ю статью…
Дознание, произведенное в Рахуле харьюмааским гакенрихтером (судьей) Пиларом фон Пильхау, подтвердило обоснованность жалобы крестьян».
Слушание дела вызвало искреннее недоумение местных помещиков, которые должны были признать преступником человека, по их понятиям, да и по местным законам таковым не являвшимся. Обвиняемый, по-видимому, также не очень понимал, что происходит, и считал, что правда и закон на его стороне: «на судебном процессе фон Тирен пытался сослаться на то, будто он получил «от господина генерал-майора и обер-коменданта словесное разрешение наказывать крестьян по своему усмотрению». Ганнибал отрицал это и указал на статью 4-ю договора, которая обязывала подписавшихся честно выполнять его условия, избегать обмана и казуистического толкования договорных статей. Обер-ландсгерихт установил факт нарушения арендного договора и аннулировал договор».
Абрам Ганнибал выиграл этот процесс. На самом же деле выиграли его эстонские крестьяне. Впервые в истории крепостничества в России помещик был привлечен к суду не за то, что он нанес вред другому помещику, а за то, что он порол крестьян и не соблюдал установленные нормы барщины. Георг Леец отмечает: «Защита Ганнибалом интересов крестьян и открытое выступление в дворянском суде против произвола дворян-помещиков были в эпоху расцвета крепостничества явлением необычным и, пожалуй, единственным в своем роде. Оно должно было снискать Ганнибалу популярность среди местного эстонского населения и характеризовало его по крайней мере как гуманного помещика».
После расторжения договора, видимо по совету жены, Ганнибал доверяет управление имением шурину, тридцатисемилетнему и пока холостому Георгу-Карлу Шебергу, брату Христины Ганнибал, офицеру ревельского гарнизона.
Происки Гольмера
1 ноября 1743 года в Ревель вместо Левендаля назначен новый губернатор. Им стал Петр Гольштейн-Бек, генерал-лейтенант, сын прусского генерала, получивший известность благодаря своему участию в сражениях с турками и шведами. Этот человек был близким другом принца Гессен-Гомбургского и ставленником великого князя Петра Федоровича. С восшествием Елизаветы голштинская династия стала одной из основных сил при дворе. «Родственные связи, — пишет Анри Труайя, — связывали голштинский дом… и русскую императорскую фамилию. Старшая дочь Петра Великого — Анна Петровна—в браке с герцогом Карлом-Фредериком Гольштейн-Готторпом родила сына… Петра Ульриха… Что же до другой дочери Петра, то она была повенчана с одним из братьев Иоанны (Ангальт-Цербстской, урожденной Гольштейн-Готторп, матери будущей Екатерины II), юным и прекрасным Карлом-Августом Гольштейн-Готторпом. Он умер от оспы вскоре после венчания, и говорят, что Елизавета так и не оправилась от его преждевременной кончины» {148} . В первые же месяцы правления императрица Елизавета объявила наследником российского престола своего юного племянника, принца Гольштейн-Готторпского, получившего при крещении имя Петра Федоровича.
С эстляндской стороны к этой линии принадлежал уже известный нам майор Гольмер. Тот самый, которого бывший губернатор Левендаль прочилв начальники артиллерии ревельского гарнизона и которому в 1740 году невольно перешел дорогу Абрам Ганнибал. И мало того, что он занял вожделенное место, но еще и написал на Гольмера рапорт, обвинив его в воровстве и интригах.
Гольмер смог
В начале 1744 года Ганнибал не вытерпел. 26 марта он пишет фельдмаршалу Гессен-Гомбургскому письмо, в котором после длинных и витиеватых поздравлений с Пасхой излагает свои претензии к Гольмеру:
В надежде Вашей светлости высокой ко мне милости, по самой необходимости, жалобу мою в следующем представить: ревелской артилерии майор г-н Голмер мне такие по команде приносит досады, что всего того терпеть уже не в состоянии нахожус. Во первых, наложил на себя свыше регула меру: в артилериской мне товарищем быть, и некоторыя дела без моего ведома начинал. И как скоро то ему, чрез мои приказы, пресекатся стало, вздумал упрямитца и так пренебрежно со мною обходится, что и персонално гордым обычаем во многих поступках и словах меня обижает, за что я хотя власть и имею штрафу подвергнуть, однако ведая вашей светлости ко мне высокую милость, к тому ж все оныя артилериския чины в высокоповелителной вашей светлости команде состоят, не желая тем принесть досады, еще терпением содержус. И для того не в самую жалобу, но для удержания от таких ево поступков, чтоб он напоследок в безответной штраф не впал, всепокорно прошу: высоким вашей светлости повелением, ево, майора г-на Голмера, на истеной путь наставить, чтоб он впред команду пренебрегать оставил.
На этом письме стоит собственноручная резолюция принца: «Писат к Голмеру, чтоб с ним поступал, как ево должность требует, а не ссорно, и не допускал бы ево господина Г М. [генерал-майора] впред своими досадами жаловатца. И к нему к г. Ганнибалу отвечать и поздравлять» {149} .
Письмо Гессен-Гомбургского не произвело на Гольмера никакого впечатления, он продолжает открыто и прилюдно хамить Ганнибалу. Более того, он и сам ответил жалобой на коменданта. 19 июня уже обер-комендант получает репреманд от принца Гессен-Гомбургского. И опять Ганнибал решает действовать обходными путями: сохранилось датированное 2 июля пространное письмо некоему Михаилу Петровичу, персоне, видимо, близкой к принцу. В нем Абрам просит при удобном случае «представить его светлости, дабы я от него, Голмера, был свободен, чтоб он уже и в команде моей быть не мог… дабы я и впред от такого ушника и именитого человека был свободен, которых не толико в своей команде видеть и иметь у себя, но и слышать не желаю, который имеет язык и руки нечисты» {150} .После того как комендант сам получил репреманд, Гольмер, «имея надежду, так поступает, что, приходя в квартиру и называя меня уже ветряным человеком, при многих штап- и обер-афицерах, персонално, о чем было мне, в посланном к его светлости представлении и упомянуть стыдно, что, по моей чести, веема не безобидно {151} .В этом письме Ганнибал уже не осторожничает и прямо описывает преступления Голмера: как тот разворовывает цейхгауз, занимается приписками, посылает солдат «в партию красть быков, баранов и протчаго, что и подленно изеледовано было…»И здесь же оговорка: «но я не хотел для его светлости вдаль того допустить, толко велел обидимых удовлетворить… Ежели б… я безделника ево, маэора, хотел мстить все ево мошенически поступки, как ево светлость в писме своем упоминает, то б ему от меня даром не прошло» {152} .
К самому же принцу Абрам пишет 28 июня возмущенное, но весьма осторожное письмо, в котором «возымел смелость о упоминаемом… маэоре г-дне Голмере объявить мою невинность».Здесь он описывает обиды, чинимые ему обнаглевшим майором, в семи «обьяснителных пунктах».Так, когда в гарнизонной канцелярии он давал Гольмеру указания по службе, тот «веема с немалым таким ответствием, с криком необычно и противно, показывая мне уничижителныя гримасы, и рукою на меня и головою помахивая, грозил, и оборотясь спиною, — при чем были все здешняго гарнизона штап- и обер-афицеры, что мне было весма обидно… Он, Голмер, и при его светлости(губернаторе. — Д. Г.) мне показывал такую ж с великою гордостию и неучтивою по-ступкою немалую обиду,.. И ежели онаго Голмера не унять, то какой и я буду командир?» {153}