Абрамка
Шрифт:
Разглядывая Лизу, я заметила, между прочим, что она не сильно изменилась. Обратила внимание и на сильное сходство с отцом – Иваном Петровичем. Такое же круглое лицо, такие же мягкие светлые волосы. Маленькие серые глазки глядят лукаво, при этом толстые, от уха до уха губы придают всему лицу какой-то простой и глуповатый вид. Впрочем, в лице Лизы оказалось гораздо более благодушия.
Я видела, что Лиза хочет спросить меня о чём-то, но не знает, с чего начать. Мне вообразилось, что я догадываюсь, о чём именно ей хотелось узнать. И, довольная
– Ты хочешь спросить про этого мальчика? – обратилась я к Лизе.
Лиза прищурилась и одновременно с этим подняла брови.
– Какого мальчика? – переспросила она.
– Того, что приходил сейчас в ресторан. Из-за которого всё началось там…
Лиза, рассматривая носы своих простеньких серых туфель, тихонько рассмеялась.
– Ну и что это за мальчик? – спросила она, не глядя на меня.
– Это Абрамка, дурачок. Он в приюте живёт… в детском доме для детей с задержками развития… – и я рассказала Лизе историю Абрамки. Мне очень хотелось поразить Лизу, произвести на неё впечатление. Я говорила и время от времени заглядывала ей в лицо. Лиза слушала меня спокойно, только раз или два подняла брови.
– Я хотела о папе спросить, – сказала она, когда я закончила.
И точно холодной водой меня окатила. Мне не удалось удивить её – Абрамка был ей неинтересен. Но вместо того, чтобы сказать о том прямо, она заставила меня разливаться соловьём, чтобы затем насмеяться. Мне стало стыдно собственного рвения.
– Ну и что же папа? – спросила я холодно.
– Как-то странно… – вздохнула Лиза. – Смотреть на него тяжело. Мучается он…
– Мучается?! – я так удивилась, что забыла о своей давешней обиде. – Это Иван-то Петрович мучается? Мается – я бы ещё поняла. Но чтобы мучиться…
– Мается? – тревожно переспросила Лиза. – Как мается? Почему?
– Да потому что… потому что для людей вроде нашего Ивана Петровича естественным было бы плодиться и работать в поте лица. Но они на такую основательную малость не согласны. Вот и чудят... – я завелась, потому что всегда завожусь, когда говорю об Иване Петровиче. К тому же предоставлялся случай уколоть Лизу, и я просто не могла упустить этого случая. – Вот если попробовать представить разных людей в характерных для них позах… ну или… за характерными занятиями, что ли… так Иван Петрович представляется мне в масонском фартуке. Или что-нибудь в этом роде.
– Почему? – испугалась Лиза.
– Почему? Да потому что ему бы очень пошло членство в каком-нибудь тайном обществе. Знаешь, такая кипучая бестолковость и чванство… Да, – мне и самой стало забавно, – Иван Петрович вполне сошёл бы за масона. Если бы в своё время не был комсомольским работником.
– Разве он такой? – подавленно спросила Лиза.
– Какой «такой»?
– Ну такой… пустой, – неохотно выговорила Лиза.
– Почему сразу «пустой»? – мне стало жалко Лизу – столько лет не видеть отца и вдруг узнать, что это пустой и никчёмный человек.
– Потому что… – солидно и основательно, точно это было плодом долгих и трудных её размышлений, проговорила Лиза, – потому что кто любит тайны, тот замышляет злое. Тайна думает, что одна знает истину и всегда воюет с традицией. На самом деле это покров пустоты. Это самообман для немощного духа, это… это пища для голодного тщеславия.
– Хм… – меня насмешили и удивили Лизины формулировки. – Похоже…
– Но, если похоже, то он действительно мучается! – воскликнула Лиза.
– Да с чего ему мучаться?! – разозлилась я. – Катается как сыр в масле… Мученик тоже…
– Человек, зло творя, всегда мучается, – тихо проговорила Лиза.
– Ну, не хотел бы – не творил, – пробурчала я.
Помолчали.
– Тихий ангел пролетел, – сказала вдруг Лиза.
– Что?
– Когда вот так внезапно все замолчат, говорят, что это ангел пролетел.
– А-а-а…
– А что, он тайны любит?
– Кто? Ангел твой?
– Да нет, папа!
– Очень любит. Вот Люггер, например. Только приехал – уже тайны. Да и как засуетился-то!.. Противно…
– Ну, Люггер – это не тайна, – засмеялась Лиза с каким-то облегчением. – Люггер – это Америка. Это папа перед Америкой заискивает.
– Да денег он ищет на свои дурацкие прожекты! – разговор об Иване Петровиче начинал мне надоедать, Лиза стала казаться скучной. – Лучше бы поучился у американцев их зарабатывать.
– Почему надо у них учиться? – искренне удивилась Лиза.
– Потому что Америка – страна свободы, и Нью-Йорк – столица мира…
– А я – королева Луны, – захихикала Лиза.
Я хмыкнула, хотя эта невинная шутка почему-то неприятно задела меня. А Лиза не унималась.
– Какая же там свобода? – весело спросила она, точно заигрывая.
– Обыкновенная… – лениво ответила я.
– Такая же свобода, как их статуя – слепая, рогатая, на воде стоит. Хи-хи-хи…А ещё я слышала, у них есть бык золотой.
– Бык золотой?!
– Ну да. «Быки» – это что-то такое на бирже. Так вот у них возле биржи… или как это у них называется?
– Если биржа, то так и называется – биржа, – огрызнулась я.
– В общем, доужонс какой-то, – Лиза захихикала. – И там у них стоит фигура быка. Памятник такой… скульптура. И они с ним на счастье фотографируются.
– Ну и что тут такого? – я разозлилась. – Кто-то монетки в фонтан бросает, кто-то с быком фотографируется. Что тут такого?
– Да ведь это же образ! – удивилась Лиза.
– Какой ещё образ? – меня взбесило, что Лиза точно удивляется моей бестолковости.
– И Свобода, и Бык – это же образы! Слепые вожди слепых – это раз. Золотой Телец, которому они кланяются – это два. Вот тебе и вся Америка! Хи-хи-хи…
– Америка – это сила! – обиженно ответила я.
– Ты, значит, тоже силу уважаешь? – погрустнев вдруг, спросила Лиза.