Абрек из Мюнхена
Шрифт:
– Слушай, я не знал, кому его возвращать! – стал оправдываться Тимур. Я его отнес в полицию.
Молодец Конрад Тринадцатый. Тимур уже забыл про свой баул, он внимательно слушал как эта красивая немка, чуть старше его по возрасту, объясняется ему на московских улицах в любви.
– А почему ты ко мне прямо не подошла?
– А чтобы ты обо мне подумал?
– Вообще бы, да, ничего хорошего не подумал? – согласился Тимур и снова спросил:
– А что тебе моя мать сказала? Почему ты как угорелая кошка помчалась за мной на край земли?
– Тимур! – Лона вложила в это имя все чувства, которые только может пробудить шиллеровская трагедия и патетически воскликнула.
– Тетя Севда была в такой панике, когда
– И что же она тебе рассказала?
– Это сначала я ей рассказала, про нас с тобой! – сказала Лона. – И тогда, она выслушав мою печальную историю, сказала мне, что ты едешь на Кавказ, искать себе невесту, непорочную, молодую черкешенку. Она сама мне сказала, что я буду глупой немецкой женщиной, если отдам тебя в чужие руки. Каждый сам, своими руками, кует свое счастье, сказала твоя приемная мама. Еще она сказала, что если Лона ты считаешь, что наш приемный сын Тимур достоин быть твоим суженным, плюнь на все предрассудки, и отправляйся за ним сейчас же в Москву, пока он не наделал глупостей.
– Я приехал сюда не за этим?
– Я знаю, ты следуешь на Кавказ.
– Да, я следую на Кавказ, но совсем не за тем, за чем ты думаешь!
Тимур пытливо смотрел на Лону Штерн, стараясь угадать по ее лицу, насколько интересно ей его заявление. Лона с облегчением вздохнула.
– Ну и слава богу. А то меня твоя мама насмерть перепугала. Я думала уже тебя никогда не увижу!
Тимур вновь встрепенулся.
– Почему никогда?
– Потому что для себя я решила, что если ты приедешь с молодой женой, я в тот же день уеду в далекую Австралию и буду жить в пустыне среди крокодилов.
– Среди кенгуру.
– Нет, я хотела бы жить среди крокодилов, чтобы они меня съели!
Тимур был удовлетворен разговором с Лоной. Он даже попробовал ей втолковать, что едет на Кавказ не за невестой, а едет за теми деньгами, что оставили ему его родители. Отец, а ему тогда было шесть лет, показал на камень в стене сарая, и сказал, что там зарыты их фамильные драгоценности. И один прадед у меня, и второй были абреками. Останавливали на дорогах купцов.
– Отец, когда нас так срочно выселяли, не мог ничего взять из дома, во дворе у нас остановились боевики. Какая сволочь их назвала боевиками и полевыми командирами не знаю, но это настоящие бандиты, а не бойцы за свой народ. Не мог отец на виду у них вытащить камень из стены. Так и осталось фамильное добро там, в стене.
Красивую сказку рассказал ей Тимур. Видимо серьезно готовился парень к этой поездке. И не подкопаешься, и не проверишь. Где этот сарай, где этот камень? А если даже найдешь сарай и разберешь его весь по камешку, скажет, боевики– бандиты нашли захоронку.
Ну что же одна правдоподобная история наложилась на другую. Даже если и были какие сомнения у Тимура в отношении Лоны, что она могла быть тайным агентом, то при виде Карла Мюллера они окончательно рассеялись.
Итак, ему села на хвост немецкая спецслужба. Но почему тогда она его выпустила из страны и не разобралась с ним на месте? А не разобрались с ним на месте потому, что собирались отследить его связи. А какие у него связи, он мститель одиночка. Сам себе шахид. Был у него один родственник в Москве, да и тот оказался трусом, когда узнал что задумал Тимур. Всю ночь не спал. Не знал, как от него избавиться, а как обрадовался, когда появилась эта Лона. У Тимура вновь шевельнулось нехорошее чувство. Его ведут. Только непонятно кто? Лона Штерн? А может быть этот Карл Мюллер? Нет, только не Карл? Этот хочет, готов от него избавиться хоть сей момент.
Тимур подумал, что он ничего не теряет. Если это его немецкий хвост, то он может сейчас встать, обрубить этот хвост. Уйти навсегда.
Тимур сидел за столом и почти не видел задохнувшегося в ярости Карла Мюллера.
Этот промышленник мешал думать, вернее
По-хорошему, после того, как Тимур заявил, что Карлу Мюллеру не мешало бы охладить свой пыл в бассейне, не без его помощи, разумеется, делать ему, Тимуру за этим столом больше нечего. Береженого бог бережет. Тимур принял решение обрубить хвост. Навсегда избавится от этого подозрительного знакомства с Лоной Штерн. Уж слишком много она о нем знает, жила напротив, а он ее никогда не видел. Такую эффектную женщину он бы не оставил без внимания? А может быть она на автомобиле с затемненными стеклами выезжала каждый раз из дома? Точно видел он Фольксваген-пассат с затемненными стеклами. И эта красотка оттуда за ним наблюдала? Нет! Та была брюнеткой!
Лона каким-то верхним женским чутьем угадала, что Тимур не поверил ее рассказу, и хотя и взял ее под свою защиту, но оставаться в этом доме не намерен ни минуты. Сейчас разгорающийся скандал с Карлом Мюллером выльется в торжественные проводы ее названного братца и ей придется резко выбирать, уходить с Тимуром или оставаться с Карлом Мюллером. Остаться, это, значит, завалить операцию в самом начале, а если уйти с Тимуром, то куда? И не бросит ли он ее на первой же остановке, а сам скроется в огромном городе. Отыскать его следы станет практически невозможно, если только не подключить российские спецслужбы. А на это должно быть разрешение Фридриха Манштайна. Ей надо будет дезавуировать себя, и выйти на немецкое посольство с просьбой о помощи. Надо как-то срочно их обоих помирить? Но как? Решение созрело мгновенно.
– Я желаю искупаться! – воскликнула Лона и, выйдя из-за стола, стала раздеваться. Когда снимает с себя белье молоденькая свистушка на пляже, не много лиц мужского пола обращает на нее внимание. Пляж он и есть пляж, там кроме обнаженных, других тел нет. И дамы все в купальниках. А купальник это не нижнее женское белье. Один только вид белого, нежного, французского белья начинает кружить мужскую голову. Но если это белье одеть на божественное женское тело двадцатипятилетней женщины, имеющей не классические, худосочные 90-60-90, а 100-45-110, и придать им белизну и бархатистость кожи, божественность линий ног, гордый посад головы, то можно понять какими глазами смотрели мужчины, когда она сняла с себя платье и осталась в кипельно белом, французском, нижнем белье, на краю бортика бассейна. Если сказать, что в это мгновение Лона затмила собою солнце, и оно от стыда спряталось за тучку, то вообще ничего не сказать.
И именно в этот момент, когда Лона пробовала ногой воду, а больше показывала свои прелести мужчинам, повар поднес Тимуру огромный нож, которым до этого шинковал капусту.
Тимур взял его в руки и с насмешкой посмотрел на Карла Мюллера.
Карлу Мюллеру стало плохо. Он подумал, что если он сейчас вытурит этого молодого наглеца, то и сестренка может с ним запросто слинять, и лишь завтра появиться на переговорах. А он уже не мог без нее прожить ни минуты и готов был терпеть любые унижения, лишь добиться ее благосклонности. Но как у белой немки оказался худосочный брат азиат? О, вопрос достойный Сократа, подумал Карл Мюллер.
А его молодой соперник мучился своими проблемами. Уйти и оставить поле боя этому старому сладострастнику, только из-за того, что ты не веришь Лоне. Тимур не видел в своей жизни прекраснее женщины. Эти роскошные формы мгновенно свели его с ума.
Оказывается, он только теперь понял, каков его идеал красивой женщины. Это пышнотелая взрослая женщина. А чем он хуже? Высокий, стройный, худощавый, с двухдневной богемной щетиной. Тимур знал, как оборачивались на него женщины в его родном городе Мюнхене. Было даже две аварии. Так что ничего удивительного нет в том, что он мог не заметить еще одну слишком пристально разглядывающую его немку. Не знал же он, что она так божественно прекрасна.