Абсолютная Энциклопедия. Том 2
Шрифт:
– Я стараюсь как можно короче и понятнее изложить тебе все это, – ответил он. – А для этого мне надо подумать. С помощью интуитивной логики и исходя из имевшихся на тот момент результатов и следуя к уже известным либо предположительно обнаруженным им на тот момент причинам, он понял, что мог бы проследить эту цепочку до ближайшей к нему исторической точки, где в едином для них временном отрезке присутствовали бы все элементы, которые, как он предполагал, следовало бы изменить. Он нашел эту точку в двадцать первом веке, а именно накануне практического использования фазового сдвига, как раз перед расселением по Молодым Мирам, в том
Аманда снова приподнялась на локте и заглянула ему в лицо:
– Не хочешь ли ты сказать, что он действительно совершил путешествие во времени для того, чтобы изменить прошлое?
– И да и нет, – сказал Хэл. – Конечно же, физически он не мог совершить путешествия во времени. Но он мог бы заставить свое сознание пройти по цепочке причин и следствий до нужного ему временного отрезка и уже там попытаться сделать нужные изменения не в том, что уже фактически произошло тогда, а в возможных последствиях произошедшего. Он мог открыть умам людей, живущих в том периоде, возможности, которых они в противном случае могли и не заметить.
– И как же он собирался сообщить людям об этих возможностях – проникая в их мечты или обращаясь к ним ментально напрямую?
– Нет, – ответил он, – косвенно, но через человека, которого на самом деле в то время не существовало. Не вдаваясь в подробности всей этой истории, он оживил мертвое тело утонувшего в двадцать первом веке горного инженера по имени Пол Формейн. Будучи Полом Формейном, он оказал влияние на людей, которые были предшественниками дорсайцев, квакеров и остальных, но больше всего его влияние сказалось на людях, которые образовали то, что впоследствии получило название Гильдии.
– Я помню это из истории, – сказала Аманда. – Из Гильдии вышли экзоты.
– Да, – подтвердил Хэл. – В Гильдию и в изначальные организации Осколочных Культур он привнес возможности, которые должны были оказать свое воздействие, но не на время Донала, а на то, в котором мы живем. На наше время.
– Но когда же Доналу удалось это сделать? – спросила Аманда. – Ведь он был у всех на глазах, вплоть до самой своей смерти, когда он один сел на корабль и не вышел на нем из фазового сдвига. Вероятность такого случая равна – один из миллиона.
– Он не погиб, – сказал Хэл. – Просто когда он не прибыл в предполагаемое место назначения и нигде не удалось найти его корабля, все решили, что он погиб. Он скрывался в космосе более восьмидесяти лет, пока не пришло время позволить людям найти корабль, который продрейфовал к орбите Земли.
Долгое время она лежала молча, не проронив ни слова.
– С ребенком на борту, – наконец произнесла Аманда. – Очень маленьким ребенком – это был ты?
– Да, – кивнул Хэл. – Это то, что разум может сделать с телом, если в этом есть необходимость. Даже Клетус вылечил свою искалеченную ногу с помощью разума.
– Я знаю эту историю, – откликнулась Аманда. – Но ему помогли экзоты.
– Нет, – возразил ей Хэл. – Они просто заставили его поверить в свои собственные возможности это сделать.
Она ничего не сказала и лишь продолжала молча смотреть на него.
– Нам рассказывали о чудесных исцелениях, которые случались во все времена, – продолжал он. – Задолго до экзотов. Как я понимаю, у них у самих собралась целая библиотека с записью таких случаев. Такая же библиотека, как мне говорили, есть и на Абсолютной Энциклопедии. Там, в тюремной камере, я умирал от воспаления легких или чего-то в этом роде, пока не понял, что просто не могу себе позволить умереть. И как только я это понял, лихорадка прошла. Конечно, это могло быть и совпадением. Но во время эпидемий матери, пока они ухаживают за своими больными детьми, как правило, не заболевают.
– Да, – медленно произнесла она. – Я понимаю, что ты имеешь в виду.
– Это и овладение мертвым телом после того, как жизнь покинула его, – два аспекта одного и того же явления. Но мне бы не хотелось сейчас знакомить тебя с этой проблемой. Главное в том, что Донал вернулся в прошлое и стал Полом Формейном для того, чтобы изменить грядущее и измениться самому.
– Может, ты сядешь? – сказала вдруг Аманда. – Тогда и я смогу сесть. А то мне очень неудобно лежать, опершись все время на один локоть.
Они приподнялись и, заложив между спиной и металлическими прутьями изголовья кровати подушки, устроились поудобнее.
– Итак, – сказала Аманда. – Ты сказал «чтобы измениться самому». Измениться самому как?
– Донал увидел, почему он в свое время сбился с пути, – сказал Хэл. – Он понял, что это случилось потому, что он не сумел, как это должно было быть, сочувствовать тем, кто окружал его; и он был прав, если посмотреть на то, к чему он пришел. В любом случае, он отправился в путь, чтобы научиться чувствовать то, что чувствуют другие, с тем чтобы он больше никогда не мог оказаться в ловушке, считая, что ему удалось изменить людей, в то время как в действительности он лишь только изменил законы, руководившие их поступками.
– Сопереживание? Он этого хотел?
– Да, – сказал Хэл.
– И он нашел его?
– Он научился ему. Но этого оказалось мало.
Аманда посмотрела на него.
– Что так тревожит тебя о том периоде, когда Донал – нет, не Донал – когда ты был этим оживленным умершим человеком… как его звали?
– Пол Формейн, – сказал Хэл. – Это нелегко объяснить. Видишь ли, будучи Формейном, он – я – снова повторил ту же ошибку. Донал играл в Бога. Он не делал этого просто потому, что ему вздумалось поиграть в Бога, но результат его деятельности для народов четырнадцати миров был именно таковым. И потом, когда он оглянулся и понял, что это так, он почувствовал огромную вину за содеянное и решил, что впредь, что бы он ни делал, этого не должно было повториться. Затем, уже будучи Полом Формейном, он опять повторил ту же ошибку.
– Повторил ошибку? – Аманда недоуменно глядела на него. – Я не понимаю, почему ты так говоришь, разве можно назвать, как ты говоришь, игрой в Бога его желание посеять возможности нашего настоящего времени… Нет! – вдруг решительно произнесла она. – Стоит последовать такой логике, и ты придешь к выводу, что любая попытка сделать что-нибудь для людей, даже из лучших побуждений, безнравственна.
– Нет, – покачал головой Хэл. – Я не это имел в виду. Я хочу сказать: он понял, что и на этот раз снова действовал, не сознавая до конца всей глубины проблемы. Будучи Доналом, он совсем не учитывал человеческий фактор, он смотрел на людей скорее как на шахматные фигуры на доске. Будучи Полом Формейном, он считался с людьми, но только с теми, которым сопереживал. Он все еще пытался работать с человеческим родом как бы со стороны – это в нем осталось неизменным.