Абсолютное оружие (сборник)

Шекли Роберт

– Понятно, – сказал Дантон.

Итак, его попытку постиг полный крах. И все-таки он чувствовал себя на вершине блаженства, вновь обретя уверенность в здравости своего рассудка. Дантон понял наконец. Беспорядочно рассыпавшееся по джунглям воинство хаттеритов палило в каждую движущуюся тень, то есть друг в друга. Мудрено ли, что некоторые попали под пулю? Гораздо удивительнее то, что никто не погиб. Это было поистине чудом.

– Но я объяснила старейшинам, что ты вовсе не виноват, – успокоила его Анита. – Наоборот, это на тебя напали,

а твои соплеменники, наверное, подумали, что тебя хотят убить. Старейшины считают это вполне вероятным.

– Как любезно с их стороны, – заметил Дантон.

– Они стараются быть беспристрастными. Вообще-то они ведь признают, что туземцы такие же люди, как мы.

– Да неужели! – попытался съязвить бедняга.

– Да, а как же? И старейшины тут же созвали совещание по вопросам туземной политики и на нем порешили все раз и навсегда. Мы отводим вам резервацию площадью в тысячу акров. Правда ведь, не поскупились? Наши уже вколачивают межевые столбы. И вы будете теперь мирно жить в своей резервации, а мы – на нашей части острова.

– Что-о?!

– И чтобы скрепить договор, – продолжала Анита, – наши старейшины просят тебя принять вот это. – И она вручила ему пергаментный свиток.

– Что здесь такое?

– Это мирный договор, который провозглашает окончание хаттеро-нью-таитянской войны и устанавливает отныне и навеки добрососедские отношения между нашими миролюбивыми народами.

Ошеломленный Дантон взял в руки свиток. Он видел, что спутники Аниты уже вкапывают в землю межевые столбы, расписанные в красную и черную полоску. Работая, мужчины пели, как нельзя более довольные тем, что им удалось так быстро и легко справиться с проблемой туземцев.

– А не кажется ли тебе, – начал Дантон, – что, может быть… э-э, лучшим выходом была бы… ассимиляция?

– Я это предлагала, – покраснев, сказала Анита.

– Правда? Значит, ты согласилась бы…

– Конечно, да, – не глядя на него, проговорила девушка. – Я считаю, что слияние двух могущественных рас принесло бы замечательные результаты. И потом… Ах, Данта, какие чудесные сказки и легенды рассказывал бы ты нашим детишкам!

– Я научил бы их охотиться и ловить рыбу, – подхватил Дантон, – показал бы им, как распознавать съедобные коренья и многое другое.

– А ваши колоритные племенные песни, пляски, – вздохнула Анита. – Как все было бы чудесно! Я очень огорчена.

– Но должен же быть выход! Может, мне поговорить со старейшинами? Неужели нет надежды?

– Никакой, – ответила Анита. – Я бы убежала с тобой, Данта, но ведь нас поймают, не сейчас, так позже.

– Они никогда нас не найдут, – уверил ее Дантон.

– Возможно. Я бы с радостью рискнула.

– Милая!

– Но не во мне одной дело. А твой несчастный народ, Данта? Хаттериты возьмут заложников и, если я не вернусь, поубивают их.

– Да нет здесь никакого народа! Нет его, черт меня возьми!

– Я тронута, что ты так говоришь, – нежно произнесла Анита. – Но нельзя жертвовать человеческими жизнями ради любви двух отдельных лиц. Ты предупреди своих соплеменников, Данта, чтобы не нарушали границу. В них будут сразу же стрелять. Прощай и помни, что тропа мира лучше, чем тропа войны.

Девушка убежала. Дантон долго смотрел ей вслед. Он и злился, что ее благородные чувства обрекали их на бессмысленную разлуку, и в то же время еще сильней любил ее за сострадание к его соплеменникам. То, что соплеменников не существует в природе, не умаляло заслуг девушки. Она ведь этого не знала.

Наконец он повернулся и побрел в глубь чащи.

Остановился он около тихого пруда, над которым нависли ветви гигантских деревьев. Черную гладь воды окаймляли заросли цветущего папоротника; усевшись здесь, он стал раздумывать, как ему доживать свой век. Анита потеряна. Все связи с подобными ему оборвались. Ну что ж, ему никто и не нужен, утешал он себя. Он отлично проживет и в резервации; если захочет, снова посадит огород, будет опять высекать статуи, напишет новые сонаты, опять станет вести дневник…

– К черту! – крикнул он деревьям.

Он был сыт по горло сублимацией. Его влекло к Аните, тянуло к людям. Одиночество опротивело ему.

Но что же делать?

Выхода, казалось, не было. Прислонившись к стволу дерева, Дантон задумчиво смотрел на неистово-синее нью-таитянское небо. Если бы эти хаттериты не погрязли так в своих дурацких предрассудках, и не боялись так туземцев, и…

План возник молниеносно, безумный, опасный план…

«Попробовать стоит, – подумал Дантон. – А убьют, так и ладно».

И он заспешил к пограничной меже.

Увидев, что Дантон приближается к лагерю, один из часовых направил на него винтовку. Дантон поднял руки.

– Не стреляй! Мне нужно поговорить с вашими вождями.

– Убирайся в резервацию! – крикнул ему часовой. – Не то буду стрелять.

– Но мне нужно видеть Симеона, – настаивал Дантон.

– Приказ есть приказ, – и с этими словами часовой прицелился.

– Стой, погоди-ка. – Из космического корабля вылез хмурый как туча Симеон. – Что тут стряслось?

– Опять пришел этот туземец, – пояснил часовой. – Прихлопнуть его, сэр?

– Чего тебе нужно? – спросил Симеон Дантона.

– Я пришел, дабы возвестить вам, – громовым голосом начал Дантон, – объявление войны!

Лагерь всполошился. Через несколько минут все мужчины, женщины и дети сгрудились около корабля. Старейшины – группа седобородых старцев – держались с краю.

– Ты ведь принял мирный договор, – заметил Симеон.

– Мы, вожди племен, живущих здесь, на острове, – выступая вперед, заявил Дантон, – обсудили договор и находим, что он несправедлив. Нью-Таити – наша. Она искони принадлежала нашим отцам и отцам наших отцов. Здесь растили мы детей, сеяли злаки и собирали плоды хлебного дерева. Мы не хотим жить в резервации!