Абсолютное программирование
Шрифт:
Ашот грузит Ричарда и Энн в настоящее лондонское такси – черную громадину с английским дворецким за рулем, и, немного подумав, садится вместе с ними – убедиться, что исполнительный директор будет доставлен по месту жительства, и завтрашняя конференция не осиротеет. Соболев долго прощается с Энн и трясет руку Ричарду. Такси отбывает. Соболев несет нас с Катькой в свой номер. Занавес. Конец первого акта. Вернее, начало…
…Утром я проснулся одновременно со своей носительницей. Хилый лондонский рассвет с трудом пробивался сквозь тяжелые портьеры. Наше общее тело лежало поперек широченной кровати отведенного ему номера. Вспомнилось, что вечер имел довольно длительное продолжение в номере Соболева, где распаленный наличием сразу двух «девушек б/к» президент организовал развеселую оргию. Энергии этого человека можно только завидовать. Ее хватило даже на то, чтобы в итоге, когда я от усталости больше не могла пошевелить ни языком, ни пальцем, вполне пристойно напялить на меня почему-то катькино платье, дотащить до моего
В дверь тактично стучали. За те усилия, которые потребовались мне для совершения подъема, похода к двери и ее открытия, можно было бы вполне надеяться на дополнительные премиальные от фирмы. За дверью оказался английский юноша в гостиничной униформе и с тележкой, уставленной затейливо сервированным завтраком. Он, похоже, всякого навидался за время службы в этом постоялом дворе. Не уронив ни капли английского достоинства, он проследовал к столу, разгрузил свою телегу и с поклоном отбыл, даже не намекнув на чаевые. Только закрыв за ним дверь и доползши до ванной, мы обнаружили, что единственной нашей одеждой по-прежнему преданно служит маленький золотой крестик. Увидев в зеркале сверкающее голое тело, мужчина похолодел от ужаса. Женщина отреагировала спокойнее, показала то ли себе, то ли кому-то воображаемому «фак», и полезла в душ.
При голом завтраке, среди кофейников, молочников, булочек и тарелок с пориджем, обнаружилась записка на украшенной вензелями и водяными знаками гостиничной бумаге: «Машенька, к десяти будь внизу в холле. Соболев». Ниже розовыми шариковыми чернилами нарисовано сердечко и приписано небрежным катькиным почерком: «Обожаю тебя!». Вспомнилось, что ночное приключение в основном состояло в том, что супружеская чета согласованными действиями доводила до исступления скромную переводчицу, выпускницу МГИМО, и только время от времени они отвлекались друг на друга. Живущий во мне мужчина содрогнулся. Живущая во мне женщина улыбнулась и налила третью чашечку кофе.
Когда Большой Вениамин оглашал дребезжанием мокрые окрестности, наша компания уже катилась в арендованном на время конференции лимузине в утреннем деловом потоке. Смущенно молчали. Я и Соболев сидели сзади, я смотрела в окно, Соболев копался в своей электронной записной книжке. Катька намеревалась заняться шопингом, поэтому расположилась впереди, непривычно слева от водителя, и сосредоточено листала какую-то книжонку, наверное, с перечнем магазинов.
Конференция как конференция. Первый день – пленарное заседание, дальше три дня по секциям, круглый стол, прощальный ужин – и бай-бай. Сидя позади Соболева в президиуме, я изредка шептала ему в волосатое ухо особенности перевода звучащих с трибуны докладов. Основную часть примитивного технократического диалекта Соболев понимал сам. Вступительное слово мужественно сделал похмельный, о чем конференция не догадывалась, Коллмэн. Когда под аплодисменты зала он тяжко усаживался рядом с нами, я помахала пальчиками сидящей в первом ряду Энн и получила в ответ лучезарную улыбку. Потом выступил какой-то свадебный генерал из НАСА, потом, с перерывом на обед, какие-то производители спутников и наземных станций, компьютерщики и интернетчики долго вещали про свои замечательные достижения и с помощью разных презентационных устройств доказывали, какие они молодцы и как близко мы стоим пред светлым днем всепланетарного триумфа космического Интернета. Вкусное – доклад большого русского ракетного босса о готовности носителей и полигонов к быстрому развертыванию спутниковой группировки, – заготовлено на вечер. Я, в отличие от озабоченной качеством перевода своей хозяйки, слушал доклады с возрастающим интересом. Оказывается, сидя на своей Крыше и обделывая каждый свои делишки, мы с Виталием прошлепали самую настоящую революцию в информационном бизнесе. Мы, конечно, знали, что работы по спутниковому Интернету идут полным ходом, но пропускали сообщения о них мимо ушей – когда-де это будет! Так вот, лопухи, это будет завтра! Малюсенькая штыревая антенночка, масюпусенький копеечный тюнер-трансивер, дохленькая интерфейсная карточка – и каждый пользователь, будь он якутский оленевод или московский торговец фальшивой водкой, имеет высокоскоростной каналище прямо в Великую Сеть. Можешь просто броузер поставить и из порно-сайтов не вылазить, а можешь торговый сервер подвесить и виртуально гнать своих ребрастых оленей и ректификатную водку хоть в Новую Зеландию. Не говоря уже о скорой и неминуемой смерти традиционных проводной и сотовой телефонии, телевещания, видеопроката, аудио– и видеобизнеса, банковского дела, таможен, государственных границ, бумажных денег… Единственное, что слегка охлаждало мой восторг – это мое сокровенное знание о грядущем конце света. А ведь какой бы мог быть замечательный мир!
Пока я поражался и мысленно рвал на несуществующей голове несуществующие волосики, настал вечер, а с ним и наш с Соболевым черед взгромоздиться на трибуну. Коллмэн, наглотавшись за день таблеток, пришел в себя и представил «друга Майкла» с таким подъемом, что осовевший за долгий день зал вскинулся чуть ли не овацией. Еще бы им не аплодировать! Все их дружные дорогостоящие усилия уперлись
Когда цивилизованные жители Земли ассоциируют русских с медведями, мы, по своей великодержавной слепой наивности, даже гордимся этим. Талисманами олимпиад их выбираем, надуваем произведенным на секретных подземных заводах гелием и запускаем в прикрытое кольцами противоракетной обороны ночное московское небо под умильные всхлипывания всего прогрессивного человечества. И невдомек нам, упоенным собственной великой своеобычностью, что ассоциация эта зиждется отнюдь не на медвежьей силе или иных каких-то там благородных качествах этого зверя, якобы свойственных и нам, русским, а исключительно на его уникальной способности к коварному бунту, бессмысленному и беспощадному. Вот только что ласковый мишка кушал малинку с руки своего дрессировщика – и вот он же так же ласково облизывает мертвое лицо того же самого дрессировщика, лежащего в луже крови с раскроенным коротким медвежьим ударом черепом.
А может, даже и так. Мы догадываемся, что имеют в виду несчастные немцы разных национальностей, поневоле разделяющие с медвежьим народом тесную коммунальную планету, но это нас не оскорбляет. Наоборот, и это вполне в нашем медвежьем духе, – гордимся своим умением поставить в тупик любого примата, продемонстрировав собственную дурость, причем чем больший ущерб себе мы при этом нанесем, тем большую гордость испытаем. Знай, мол, наших! Умные нашлись! А еще шляпы понадевали!
Соболев положил локти на хилое коробчатое сооружение, введенное в моду американцами в качестве заменителя привычных нам имперских трибун. Почему-то вспомнились родные комсомольско-партийно-профсоюзные посиделки, центром которых всегда становился нависающий над залом фанерованный дот, украшенный амбициозной всемирно-революционной геральдикой государства рабочих и крестьян, а в нынешние времена седлаемый безродным разлапистым изображением чернобыльского цыпленка.
Я заняла место чуть позади и сбоку, за еще более изголодавшейся трибуной для переводчика.
За нашими спинами послышалось беспокойная возня. Оператор проекционной установки запоздало пытался выяснить, будет ли доклад Соболева сопровождаться показом каких-либо материалов, и в какой форме они будут представлены, и где человек, который их будет перелистывать. Соболев даже не обернулся, только дождался, пока возня утихнет. Я ласково улыбнулась, и парень успокоился.
– Уважаемые дамы и господа! – начал Соболев, исчерпав этой фразой весь свой запас светскости. Я перевела. В зале повисла внимательная тишина. Слушатели казались озадаченными отсутствием слайдов и бумажек, с помощью которых Соболев должен загружать сведения в их каталогизированные мозги. Потребители биг-маков никак не могли себе представить, что где-то еще существуют территории, на которых игнорируется элементарная технология публичной подачи информации.
– Прямо перед отлетом сюда мне рассказали свежий анекдот. Приезжает, значит, новый русский в ракетную дивизию. Идет к командиру, спрашивает: «Слышь, братан, какая у тебя ракета на Белый дом нацелена?». «Ну, такая-то,» – отвечает командир дивизии. «А сколько стоит?» – «Столько-то.» – «Значит, так. Вот тебе зелень за ракету, вот за беспокойство. Теперь слушай сюда. Завтра на плацу около твоего штаба упадет американская боеголовка. Достанешь из нее письменное разрешение ихнего президента на запуск этой ракеты. Стрельнешь, когда придет команда от нашего президента по твоим каналам, ну сам знаешь. Только перед тем, как стрелять, не забудь вместо заряда посадить в ракету вот эту собачку. Понял?» – «Понял. А зачем собаку-то сажать?» – «Да, жена на даче, с собакой гулять некому, мне надо срочно в Штаты, бабки горят, а собака от чумки не привитая, на таможне не пропускают.»
Я честно постаралась донести до слушателей содержание анекдота, не особо надеясь вызвать смех зала. Смех – не смех, но оживление среди публики какое-то проявилось. Соболев, наверное, сам выдумал этот анекдот, и отнюдь не ради развлечения. Он никогда не говорил что-либо просто так, всякое сказанное им слово, даже анекдот, служили некой, известной только ему, цели. Сейчас, наверное, требовалось дать слушателям ощутить зловещие нотки в рассказанной истории.
– Господа! В дополнение к прозвучавшим сегодня отчетам об успехах, достигнутых в нашем общем деле, – Соболев широким жестом обвел зал, – докладываю, что ракета-носитель и разгонный блок для спутников «Спейснет-4» и «Спейснет-5» полностью готовы к летным испытаниям. Первый летный экземпляр носителя с разгонным блоком и двенадцатью массогабаритными макетами спутников в настоящее время находится на полигоне Байконур. Испытательный пуск назначен на пятнадцатое августа. То есть сразу после завершения конференции мы отбываем на полигон для участия в пуске. Я имел честь пригласить с нами господина Коллмэна. Господа, также пожелающие наблюдать это знаменательное событие, могут обратиться к нашему представителю при консорциуме господину Саркисову, ему поручено провести необходимую организационную работу.