Шрифт:
Дмитрий Бронников
АБСТРАКТНЫЕ ДАЛИ ПОЗНАНИЯ
ПЕЧАТЬ СМЕРТИ
– Гибнут не все.
Санек пошевелил прутиком угли. Чуть вспыхнув, они почти сразу же приняли прежнее едва тлеющее состояние. Он улыбнулся, настраиваясь на оптимистический образ мыслей.
– Только те, на ком лежит печать смерти.
– Это кто ж эту печать ставит, – Седой недоверчиво ухмыльнулся. – Бог что ли?
– Не знаю, – пожал плечами
– Судьба, – ехидно обнажил зубы Лешка. – Что ж она тебя на войну загнала?
Санек вновь пошевелил угли. Стоявшая на них открытая банка тушенки зашипела, пузырясь и вскипая растаявшим жиром. Он поежился, осень, холодно.
– А черт его знает, зачем она меня загнала сюда. Может затем, чтобы сидел сейчас, шевелил угли, мерз и вам балбесам, все это говорил.
Седой воткнул в землю нож, лезвие почти полностью вошло в землю, было заметно, что разговор его нервирует. Пустая болтовня, приправленная мистикой и надеждой на конечный благоприятный исход, что по непонятным причинам раздражало еще больше.
– Сержант, – дабы отвлечься, окликнул он замкомвзвода, – когда выступаем?
– Скоро, в течении часа, – ответил сержант и направился к штабной палатке.
Седой вытащил из земли нож, вытер его о тряпку и сказал:
– И что, значит на ком-то из нас уже лежит эта печать смерти, а мы сидим себе и не подозреваем, что часа через два кранты настанут. И все для кого-то уже предопределено и ничего, хоть ты на голову встань, не изменишь.
– Возможно, – ответил Санек. – Возможно, что на всех нас лежит печать смерти, а может ни на ком.
– Так получается, что еще в военкомате было известно, кто из нас отсюда не вернется, – вмешался в разговор ушастый.
– Ну да. Но я бы сказал по-другому, – Санек взял у Седого нож и поковырял им мясо, дробя его на мелкие кусочки. – Сюда кто-то из нас попал именно потому, что на нем лежит печать смерти. Другие поехали в стройбат, морфлот или РВСН.
– Сам же сказал, не все гибнут, – попытался подловить его на слове Лешка. – А по твоим словам выходит, что сюда попадают только те, на ком лежит печать смерти.
– Не, не на всех попавших сюда лежит печать. Многие попали сюда случайно, как говорится, мимо проходили, – неуклюже пошутил Санек. – Статисты. Надо же чтоб кто-то воевал. Рожа военкому не понравилась, здоровьем и происхождением удался. Впрочем, возможно кто-то и не случайно, просто он здесь понять что-то должен, такое, что повлияет на дальнейшую жизнь. Судьба его сюда загнала, но не для того, чтобы сдохнуть, а наоборот, чтобы жить и знать, и этим знанием жизнь свою строить.
– И как узнать, лежит на тебе печать или ты просто мимо пробегал? – видно было, что ушастый заинтересовался затронутой темой.
– А никак. Когда домой поедешь, тогда и узнаешь.
Санек натянул рукава камуфляжа на кисти рук и снял шипящую банку с углей. Молодые люди приступили к трапезе.
– Вот смотрите, -пережевывая чуть подсохший хлеб, вернулся к теме Санек. – Известный
– Я слышал об этом, – подтвердил Лешка. – Причем без видимых причин.
– Во, а почему? А потому что рано еще было им умирать. Они еще не сделали в жизни того, что должны были сделать.
– А как они чувствуют, что нельзя на этом самолете лететь? – с недоверием спросил Седой.
– А никак. Кто-то проспал, кто-то в пробку попал.
– А кто-то на нее наступил, – весело поддакнул Ушастый.
– А у кого-то появились обстоятельства, из-за которых он не может лететь. Причем, все может серьезно выглядеть до тех пор, пока ты не узнал о катастрофе. Родственник умер, допустим, поэтому ты не полетел. По-первости для тебя это трагедия, а когда узнаешь о катастрофе, мнение меняется, мягко сказать. Может и по-другому быть. Ехал в аэропорт и попал в аварию, увезли тебя в реанимацию. Друзья тебя жалеют, еще больше жалеешь ты себя. Всю жизнь мечтал попасть на чемпионат мира по футболу, деньги копил…А тут…Невезуха, короче говоря. Друзья тебе сочувствуют, и с этим сочувствием садятся в самолет…
Санек достал сигарету, прикурил от углей.
– Но в этом случае все очевидно, а бывает так, что человек и сам не знает, и никогда не узнает, от чего спасла его авария. Пошел за хлебом, триста метров до магазина оставалось, и вдруг тебя сбивает машина. Лежишь в больнице и думаешь, что называется сходил за хлебушком, невезучий в доску, и даже не подозреваешь, что сверни ты за ближайший угол, тебе бы на голову упал кирпич с крыши дома. И реанимацией в этом случае ты бы уже не отделался. Или, допустим, пройди ты двадцать метров, и встретился бы со своим заклятым врагом, пребывающем особо не в духе. И нож острый у него в кармане. А ты не знаешь этого и никогда не узнаешь, и будешь всю жизнь считать себя невезучим.
– А что ж так грубо, в реанимации лежать тоже удовольствие не из приятных, – с усмешкой сказал Седой.
– Лучше чем в морге. Вероятно ничто другое в той ситуации тебя остановить не могло. Если ты заядлый болельщик, четыре года копил деньгу на поездку на чемпионат мира, а родственникам твоим умирать еще рано, то вряд ли что всерьез могло тебе помешать. И будильник ты поставил на несколько часов раньше и, чтоб в пробку не попасть, на метро поехал. Ну судьба и не нашла ничего другого, как вот так остановить. Пусть уж лучше отморозок на авто переломает, чем в воздухе взлетишь на воздух без вариантов.
– А те сто с лишним человек, что полетели. Это что ж, на всех них лежала печать смерти? Фигня какая-то, так много и в одном месте, – не унимался Седой.
– Кто его знает, может просто их всех судьба вела к этому полету, как многих из нас сюда. Хотя я допускаю, что кто-то был лишним, случайным пассажиром. Но это скорее в том случае, если человек уже выполнил свое земное предназначение и по большому счету без разницы, когда он помрет.
– Ну понеслось, – уже откровенно издевательским тоном сказал Седой, – земное предназначение…Астрал, метафизика и колхоз имени товарища Крупского…