Абвер - «щит и меч» III Рейха

Бухгайт Герд

Тот отчасти горький опыт, который Канарис приобрел в политике в годы после Первой мировой войны и революции в Германии, был для него весьма полезной наукой. Он взял оттуда привычку к скрытности, маскировке, компромиссам и поиску решений, когда перед ним возникали задачи, переходившие в сферу политики, как, например, когда нужно было вести дела и переговоры с предпринимателями и прочими деловыми людьми в интересах своих ведомств. Порученные задания он выполнял добросовестно и большей частью успешно. Осторожность и наблюдательность заставляли его рассматривать вещи с разных сторон, причем не только через немецкие очки. В то же время он развил в себе умение общаться с людьми самого разного толка как на родине, так и за рубежом, доводя свой врожденный к этому талант до настоящего искусства.

Поэтому вполне понятно, что министр рейхсвера фон Бломберг в конце 1934 г. остановил свой выбор на капитане I ранга Канарисе как будущем шефе военной разведки.

Вопреки всем распространенным потом слухам новый начальник абвера не имел до той поры никакого отношения ни к разведслужбе ВМФ, ни к военному шпионажу. Вместе с тем Канарис с большим вниманием следил за развитием политических процессов в стране и был суровым критиком тех явлений, которые считал ненужными или дурно проводимыми. Тайная разведывательная деятельность ему нравилась, но, когда он пришел в нее, он словно окунулся в кипящий котел политических интриг и жесткой борьбы политических интересов. Но он их не испугался, потому что верил, что сумеет преодолеть те трудности, которые при его предшественнике Патциге создавали абверу гестапо и СД. В том, что это было заблуждением, мы убедились в предыдущей главе.

Хотя, как мы видели, абверу в соответствии с соглашением о «десяти заповедях» было запрещено собирать политическую информацию, Канарис не мог наглухо зашорить себя от всякой политики. В интересах рейха и своей службы он стремился получать точную и наиболее полную информацию о политических моментах и их подоплеке. Это достигалось разными путями. Так, центральный аппарат абвера имел всегда непрямой контакт с МИДом через группу «Абвер/Аусланд» в ОКВ, которую с 1938 г. возглавлял вице-адмирал Бюркнер. Во время войны там находился в качестве офицера связи специальный представитель МИДа и офицер резерва. В войнах таких масштабов, как Вторая мировая, всегда возникает много внешнеполитических вопросов второстепенного значения, которые должны решаться на среднем уровне руководства, не обременяя без нужды высокие инстанции. На этой основе группа/управление «Абвер/Аусланд» решала до 90 % всех таких дел. И можно только сожалеть, что существовавшие превосходные отношения отдельных германских военных атташе с высокопоставленными лицами в нейтральных государствах никогда не использовались для того, чтобы когда-то хотя бы попытаться начать разговор с противной стороной [132] .

132

Vizeadmiral a. D. Buerkner: Bemerkungen auf dem Gebiet des Feindnachrichtendienstes (unveroeff. Manuskript), S. 14.

Однако Канарис постоянно добивался того, чтобы все поступавшие в абвер важные внешнеполитические сведения попадали через связников, так сказать, «по-черному», в руки нужных сотрудников МИДа и, наоборот, — из МИДа в абвер. Одним из самых надежных доверенных лиц Канариса в МИДе был статс-секретарь Эрнст фон Вайцзеккер. Через государственного советника Гельмута Вольтата адмирал получал ценные сведения также из министерства экономики. Той же цели служили его частые зарубежные поездки, во время которых он благодаря знанию многих иностранных языков и дипломатическим способностям узнавал много ценных сведений и к тому же искусно протягивал новые нити связей. Круг его знакомств и доверенных лиц охватывал все мыслимые оттенки человеческих особей и характеров. К ним принадлежал и почти легендарный «барон Ино» (он же «барон Ролланд»), исключительно сноровистый левантинец, у которого повсюду были очень влиятельные друзья и который постоянно информировал абвер. Однако при всем этом строго выдерживался принцип, чтобы эти круги не вступали в контакт с аппаратом абвера и тем более не становились агентами германской тайной службы.

Канарис выбрал для себя при этом позицию пристального наблюдателя и делового критика, призванного разъяснять руководству вермахта истинное положение вещей и предупреждать его о возможных последствиях неверных решений. Тем самым он, конечно, везде был «не к добру», особенно там, где он был «стоп-сигналом» для идущих по пути безоглядности. Были и такие военачальники, которых откровенно злила лучшая осведомленность абвера и его шефа, поскольку они не могли опровергнуть его аргументы. Канарис был, пожалуй, единственным из всех крупных военных, который ездил повсюду — по всем странам Европы, Южной Америки, Ближнего и Среднего Востока. И, как говорит про него Абсхаген, «он принадлежал к числу самых информированных людей в Германии в том, что касалось политической обстановки за рубежом» [133] .

133

Abshagen, a. a. O. S. 142.

Глава тайной службы обязан быть постоянно в курсе всех внешнеполитических событий; при этом сведения к нему должны

поступать из первых рук, а не из приукрашенных донесений других ведомств, чтобы он мог быстро составить ясную картину происходящего. В противном случае он не будет соответствовать занимаемой должности. Отсюда перед ним возникает отчасти безнадежная, а иногда и просто запретная, но с точки зрения разведки необходимая задача давать неприкрашенную политическую информацию своему руководству. В том, что абвер и его шеф находились в этом плане в крайне стесненном положении, виноваты были Гейдрих и СД, а также не в последнюю очередь сам Гитлер, который никак не хотел понимать, что начальник секретной военной службы является одной из важнейших военных персон, тем более — во время войны.

Однако во внутриполитические дела Канарис почти никогда не вмешивался. Если ему попадались сведения о каких-то политических планах диктатора, он старался удержать себя и абвер в тени возникавших вспышек сопротивления. Однако начиная с 1935 г. большая политика в рейхе, в том числе и военная, делалась без привлечения абвера, что, без сомнения, было серьезной ошибкой режима.

Информацию о положении на театрах военных действий абвер получал, естественно, от разведотделов штабов армий и групп армий. И здесь в частных беседах с местными абверовцами выяснялось многое о планируемых или уже осуществляемых режимом беззакониях, в частности о так называемой «национальной политике» в рамках «Генерального плана «Восток». Например, стало известно, что за определением «восточные недочеловеки» стоял сам Гитлер, преследовавший цель урегулировать численность и силу всех славянских народов. По мнению Канариса (и оно совпадало с мнением знатоков России), войну с Советским Союзом нельзя было выиграть без политики, основанной на освобождении населяющих его народов от большевизма, и без аграрной политики, в основе которой лежит крестьянское частное владение землей.

Именно в таком духе еще до начала похода на Россию высказал свое мнение Канарису офицер абвера обер-лейтенант профессор Оберлендер (тогда — политсоветник батальона «Нахтигаль»). После этого ему было поручено изложить эти взгляды в совершенно секретной памятной записке, использовав опыт польской кампании. В ней были показаны факты истребления и угнетения польского народа в духе политики Гитлера, в результате чего между населением и оккупационными властями сложились исключительно напряженные отношения. Если подобные методы при нашем военном успехе, продолжал Оберлендер, будут применены в России, мы встретим там жестокую партизанскую войну, которая традиционно является русским способом ведения боевых действий. Эту памятную записку Оберлендера Канарис передал непосредственно Гитлеру, но подобные взгляды и представления на него не действовали.

Ввиду такой невразумительности диктатора совершенно непонятен тот факт, что еще в ходе польской кампании ОКВ начало формировать батальоны украинских добровольцев под командованием немецких офицеров. Использование украинских или кавказских добровольцев было бы оправдано лишь в том случае, если бы у высшего германского руководства было честное намерение дать родине этих людей политическую независимость и в ходе войны продемонстрировать их народам примеры человечного отношения и примерного управления. Позицию Гитлера и его «восточных экспертов» вроде Розенберга, Коха и др. хорошо показывает то, что 26 июня 1941 г. ОКВ вновь в резкой форме указало абверу, что он должен выполнять только военные задачи и держаться в стороне от всяких политических интриг и вопросов. Это касалось и заявлений от украинских националистов (ОУН) и даже наших украинских агентов о зачислении их в формирования вермахта. Абверу же следовало делать все, чтобы помешать этим людям извлечь из своей военной службы какие-либо политические выгоды. При таких обстоятельствах не было ничего удивительного в том, что состоявший из украинцев батальон «Нахтигаль» просуществовал всего три месяца. Разочарование поведением и отношением немцев было столь велико, что из немногочисленных остатков батальона удалось потом сформировать только одно небольшое полицейское подразделение.

Политсоветник батальона «Нахтигаль» Оберлендер позже принял уже в звании капитана командование сформированным в Штранс-Нойхаммере батальоном «Бергманн» («Горец»). В нем были собраны представители кавказских национальностей, преимущественно грузины из разных областей. Что же касается северокавказцев, то их отношение к советскому режиму было хорошо известно. Советы рассматривались как угнетатели, и уже несколько раз — в 1921, 1928, 1931 и 1938 гг. — горцы поднимали восстания. Население кавказских окраин встречало немецкие войска, вступавшие в их села и города, как освободителей. Однако в какой мере части (их иногда называли «легионами») кавказских добровольцев могли успешно использоваться, полностью зависело от отношения оккупантов. Капитан Оберлендер в своих неоднократных памятных записках Канарису указывал на тяжелые последствия ужасных массовых убийств и колониальных методов эксплуатации населения в управляемых рейхскомиссарами оккупированных областях.