Ацтеки
Шрифт:
«Да, это хорошо», с сомнением произнесла она.
«Что?», спросил я. «Что не так?»
«Попав сюда, мы не сделали многое, что надо бы сделать», сказала она. «Если мы не доделаем историю о Карбонеллах, может все останется тем же самым.»
«Эй», сказал я. «Если бы мой папа не был таким завинченным, мы никогда бы не встретились. Если бы ты была парнем, мы не смогли бы так разговаривать. Так происходит всегда.»
«Я знаю, но…»
«Что же нам делать. Мы застряли здесь.»
«Я не застряла! Я могу делать все, что мне захочется, черт побери!»
«Думаешь, это хоть когда-то было правдой?», спросил я.
Она оттолкнулась от меня, сложила руки и подняла глаза к плывущему шаблону. «Ты начинаешь напоминать мне Зи… со всей его бредятиной, что все есть все остальное.» Потом, меньше чем через минуту, когда я ласкал ее плечо, она вернулась в мои объятья, извинилась и сказала, что любит меня. Но я был рад узнать, что Лупе все еще Лупе, вечно противоречащая и своенравная.
«Знаешь, что по-настоящему меня беспокоит?», спросила она. «Не то, что я люблю тебя, а то, как ты пришел к тому, что любишь меня… что если это просто делает Монтесума?»
«Я люблю тебя с детских лет», ответил я. «С тех пор, как увидел тебя в церкви в белом кружевном платье.»
Она отшатнулась и сурово посмотрела на меня. «Это все чепуха.»
«Это то, чем ты хотела быть», сказал я. «Поэтому ты такая и есть.»
Она повернулась на бок. «Так просто, да? Мы те, какими хотим быть?»
«Я видел тебя», сказал я. «Я видел, какая ты есть. Ты никогда не была Розой Границы. Это была только твоя суета… это была не ты.»
«Ты видел меня?»
«Ага… а ты меня не видела? Когда свет становится ослепительно ярким?»
«Конечно, видела», улыбнулась она. «Ты все еще мужик.»
Я схватил ее и поборол, положив под себя. Контакт восстановил мою эрекцию, и она сказала: «Ну, видишь?»
Мы снова занялись любовью, а потом я почувствовал себя подчиненным, беспокойным, готовым к чему-то новому.
«Что мы теперь будем делать?», спросила Лупе. «Сможем ли мы выбраться отсюда?»
«Наверное, сможем», сказал я в ответ на оба вопроса.
Наши одежды, обновленные, как и мы, лежали рядом с постелью. Мы оделись, пошли к краю просторного пола, а там, потому что это казалось единственно логичным выходом из царства, мы просто шагнули вперед. Еще раз я испытал стробоскопически мелькающий эффект, эти вспышки сознательности-бессознательности. Но не так дезориентирующе, как прежде. Но когда наши ноги коснулись земли и мое зрение стабилизировалось, я был поражен обнаружить, что мы оказались в пустыне. Сияли звезды, высоко стояла луна. Бледно сияли песок и скалы. Транспортер, на котором мы бежали от Карбонеллов, стоял прямо перед нами, и на его капот облокотился Деннар. Фрэнки, сидевший на радиаторе, как на насесте, спрыгнул вниз и начал снимать, как мы подходим.
«Этот маленький сукин сын делает вас знаменитыми», сказал Деннар, своей винтовкой указывая на Фрэнки. «Я слушал радио. Весь чертов мир следит за вашим шоу.»
Со своей татуировкой и мускулами он оставался пугающим, но казался основательно расслабленным и совсем не похожим на сэмми.
«Что происходит?», спросил я его.
«Все ждут вас.» Он сказал это дружески и махнул на холмы позади машины. «Люди Рамиро последовали за нами из баррио. Искали нас довольно долго. Добрались сюда только час назад.»
«Где они?», спросила Лупе.
«Я управился с ними.» Деннар выпрямился. «И одного оставил сзади, на случай, если захотите взглянуть.»
Он повел нас в хвост машины и распахнул заднюю дверь. Только через секунду я узнал Феликса Карбонелла. Большая часть его волос была опалена, кожа на лице в волдырях и крови. Лишь сверкающие, полные бешеной ярости глаза выдавали его. Одежда была в грязи и лохмотьях, но на нем еще висели золотые ожерелья и кольца. Узнав меня, он испустил серию слабеющих проклятий. Слюна его была кровавой.
«У мужика была тяжелая неделя», сказал Деннар.
Фрэнки засеменил в машину, чтобы снять крупный план Феликса.
Меня больше интересовал Деннар, нежели Феликс — он в основном казался таким же, каким был до посещения царства. Точно, как я и Лупе. Я вспомнил, как Зи сказал о себе, что он тот же самый, каким был до встречи с Отцом, только чище. Я начал подозревать, что Зи всегда был религиозным типом. Монтесума превратил его в умелого религиозного типа — это могло означать, что религиозный оттенок произошедшему придал сам Зи. Во что тогда Он превратил меня и Лупе? В более эффективных торопыг, догадался я.
«Что вы хотите с ним сделать?», спросил Деннар, и Лупе ответила: «Отпусти его. Монтесума, наверное, сможет его использовать.»
Феликс сопротивлялся, пока Деннар выволакивал его из машины, но был чересчур измучен, чтобы причинить ему хоть какое-то беспокойство. «Puto maricon!», сказал он. «Chucha!»
Согласие между Лупе, Деннаром и мной вдруг показалось мне удивительным. Для трех человек, которые до недавнего времени не ладили, мы уживались исключительно хорошо. Никакого очевидного недоверия или сомнений. Казалось, мы работали вместе годами.
Деннар привалил Феликса к валуну. Я осмотрел вершины холмов: нет ли всадников. На виду никого не было, но я знал, что один выскочит сразу, как только унюхает Феликса. Он сидел, по каплям испуская кровь и проклятия. Если мы снова его увидим, он будет гораздо разумнее, но я сомневался, что когда-нибудь испытаю к этому типу теплые чувства.
«Эль Райо?», спросил Деннар, стряхивая кровь Феликса со своего камуфляжа.
«Куда же еще?» Я взглянул на Лупе, жестом изумления распахнувшую руки.
Деннар завалился на водительское сидение транспортера, Лупе села между нами. Мы не слишком разговаривали по пути в Эль Райо. Предполагаю, что Лупе и Деннар, как и я, оценивали себя, пытаясь понять, куда мы идем, и почему мы идем туда вместе, а я все думал, что же все это означает. Действительно ли Монтесума вел переговоры с Карбонеллами, или его реальным намерением было серьезное появление в масс-медиа, объявление о своем существовании? Боги пристрастны к подобного сорта Большим Открытиям Сезона. Неопалимые купины, непорочные рождения. Вся эта хрень о молниях с Олимпа. Рождение Монтесумы было таким же непорочным, как и у всех прочих богов, а его блаженно-безумный пророк был вровень с Иоанном Крестителем и всеми остальными. Можно было понять, что Сын последует в любой момент. Наверное, именно к этому мы и идем. Но в отличие от Зи, у меня не было его убежденности. Кто может сказать, является ли Монтесума машиной, обтесавшей себя в играющего Бога, или именно так приходят истинные Боги, или же Бог есть просто бессознательный процесс, инкарнация принципа, что движет вещи все дальше и дальше, пока до конца не поймет, а мы знаем, что до конца он их не поймет никогда. Мы проехали мимо каменной головы. В ее светящихся глазах были образы быстро едущего транспортера. Знаки нашего явления миру. Деннар включил радио, настроился на пограничную станцию. Шоу ответов и вопросов по телефону. Люди всяко разно спрашивали о вечности, об этом настоящем рае. Спрашивали, кто такой Деннар? Он сэмми или кто? Задавали личные вопросы обо мне и Лупе. Мы действительно любим друг друга, или это просто ради шоу? Фрэнки — это всего лишь игрушка? Теперь мы были не просто персонажами таблоида, мы были знаменитостями, были героями. Ведущий толковал о празднике, идущем на улицах, где отмечают наступление истинного царства Божия, и что Эль Райо, этот несущественный осадок, что собрался на самом дне Америки, эта тонкая красная линия границы бедности и безумия, может иметь некий жребий. Потом он переключился на интервью с моим папочкой, который как обычно самовыражался.