Ад и Рай
Шрифт:
ЦОЙ ЖИВ. ДАЖЕ В АДУ
Новички поначалу удивлялись – а почему нигде не слышно попсы? Шеф этого вопроса себе не задавал. Попса в Квартале Музыкантов была задавлена, загнана в подвалы: её исполнители влачили жалкое, нищенское существование, бродя по грудь в гнилых помидорах. Чтобы облегчить их бытие, была предусмотрена амнистия: попсовикам было достаточно спеть без фонограммы. Но на памяти Шефа этого не смог никто.
– Только сегодня, и только у нас, – давился рекламой динамик у ресторана Sole Mio. – Премьера наказания – Лучиано Паваротти на подпевках
Сам Паваротти замер у рекламного стенда – он выглядел мрачнее тучи. Хуже факта, что ему пару сотен лет предстоит работать на подпевках у безголосой идиотки, был только другой факт: пресс-секретарём маэстро назначили Чайковского. Начиная с пробуждения, Паваротти только и делал, что отбивался от горячих предложений «искренней и крепкой мужской дружбы двух звёзд».
…Шеф остался доволен тайным визитом в Квартал Музыкантов. Торговля крестами с рук – ну, это мелочь, маргиналы есть везде. Всё по правилам, теперь можно приступать к делу. Насвистывая Highway To Hell, он вернулся к обшарпанному дому администрации Квартала. Поднялся на второй этаж, старательно перешагивая через шприцы и окурки с марихуаной (музыканты, как-никак), добрался по коридору до чёрной двери.
Постоял перед ней минуту, с нетерпением глядя на часы, и тихо открыл.
– Я ждал тебя, – спокойно и просто сказал граф Квартала.
Он сидел за канцелярским столом, сложив перед собой руки. Пару секунд Шеф рассматривал человека, неуловимо похожего на него, – так бывают похожи дальние родственники. Он тряхнул рогами, отгоняя наваждение.
– Только что минула тысяча лет, – сообщил Шеф. – Значит, мы теперь можем разговаривать официально. Сорри, нет времени для объятий и стакана вина. Если не возражаешь, полюбуйсяка вот на эту картинку…
Граф взял в руки и расправил лист бумаги. Внимательно всмотрелся. На расплывчатом снимке был виден золотой кулон со сломанной розой.
– Ты что-нибудь слышал о нём… с тех пор? – полюбопытствовал Шеф.
Граф с усилием оторвал взгляд от фотографии.
– Нет, ни единого слова, – хрипло произнёс он, косясь на бумагу. – Будто в воду канул. Думаю, тебе лучше поговорить с Эсфоросом… если успеешь.
– Постараюсь, – кивнул ему Шеф и взялся за ручку двери. – Рад был с тобой повидаться. Если ты не против, загляну потом – ещё через тысячу лет.
– С удовольствием, – охотно согласился граф – он даже не встал из-за стола, чтобы попрощаться. – Ты совсем не изменился. Такой же моложавый и романтичный. Только колец на рогах, думаю, прибавилось – ну, кто из нас застрахован от возраста? Спасибо за должность. По крайней мере, тут весело.
…Шеф резвым шагом добрался до «жигулей». Чтобы завести их, понадобилось еще полчаса. Ну что ж. Сейчас он приедет в Учреждение, а оттуда уже возьмёт вертолёт – иначе к Эсфоросу не добраться. Ведь тот граф последнего, Девятого круга Ада. Царствует среди вечных льдов и снегов, без малейших намеков на пламя – прямо как в Антарктиде.
Ничего. В такую жару охладиться – даже полезно.
Глава II. Адская кухня
(через сутки – Москва, метро «Алексеевская»)
…За
Но всё было правильно.
Малинин, набрав полный рот еды, с наслаждением хрустел пережаренными fish & chips [26] – от счастья даже прикрыл веки. Официальная кухня Ада была английской – то есть самой плохой в мире, нормальный человек не мог вкушать её без матерных слов. Во время работы в Преисподней, дабы вкусно поесть, Калашников с Малининым посещали подпольные рестораны в китайском квартале. Там, в тайных комнатах, они предавались запретному в Аду наслаждению – устраивали праздник своим желудкам. И тут – такое!
26
«Рыба и картошка» (англ.). Британское блюдо из трески с жареным картофелем, которое из года в год уверенно лидирует в рейтинге «ненавистных» для иностранцев. Немудрено, что им кормят в Аду.
– Братец, – вкрадчиво спросил Калашников. – Ты себе ничего не отморозил?
Малинин открыл глаза, полные томной неги.
– Ностальгия, как её хранчюзы называют. – Он положил в рот кусочек картошки, зажаренной в прогорклом масле. – О, прямо как дома… Вашбродь, а што вы на меня так смотрите? Мы в Городе куды больше, чем на Земле, прожили – девяносто лет, привык к такой кухне. Даже нравиться стала.
Машины на улице жалобно гудели – звуки походили на надрывные стоны раненого животного. Причин для пробок в Москве было множество – перекрытие улиц для проезда премьерского кортежа, ремонт дороги, аварии. А иногда пробки возникали просто так, материализуясь из воздуха.
– Да я вижу, – скептически хмыкнул Калашников. – Ты даже масло попросил позавчерашнее. Ну ладно, кто ж тебе запретит. Такова специфика человечества. Если даёшь ему открытый выбор, оно боится… а вдруг новизна – это проблемы? И всегда выбирает лажу – пусть неприятно, но зато привычно. Ты вроде как живой, а цепляешься за привычки мира мёртвых.
Малинин тоскливо посмотрел в окно и хрустнул картошкой. По улице шли два человека в милицейской форме: один из них, мертвенно-бледный, смахивал на вампира-носферату. Второй, с лейтенантскими погонами, выглядел посвежее – но тоже белый, как смерть. Малинина уже не удивляло, что в Москве все напоминают живые трупы.
Менты не ёжились от холодного ветра.
– Вашбродь, а разве тут, в Москве, есть кто-то живой? – сделал казак неожиданный вывод. – По-моему, все давно померли. Зеркальное отражение Ада. В июле, говорят, жара была – плюс сорок, дымом затянуло – прямо, как у нас в Городе, а концинеры только из-под полы продавали. Што здесь нового? Реклама кругом – в кишках уже сидит. По телевизору – идиотские шоу. Пробки – обалдеть можно. Книги… лады, я их и раньше не читал, но энти-то даже на самокрутки не годятся. И што, энто жизнь!?