Ад и Рай
Шрифт:
Оставив девушку стоять с открытым ртом, Шеф продолжил путь. Через десять минут он подошёл к Ледовой башне – на самый берег озера Коцит. У колышка с привязанной утлой лодчонкой, потирая обмороженные носы на обветренных лицах, стояли художник эпохи Возрождения Рембрандт и в стельку пьяный американский президент Дуайт Эйзенхауэр. Последний тянул из тёмной воды лосося, ловко подцепив его крючком.
– Здравствуй, начальника. – Рембрандт узнал Шефа и неуклюже поклонился. – Босс твоя спрашивал. Моя добрый охотник – хочешь юкола [35] кушать?
35
Вяленая
– Не сейчас, – уклонился Шеф и вошёл в Ледовую башню.
…Ледяные плиты, похожие на глыбы дымчатого стекла, вместо ковров были укрыты шкурами белых медведей. Офис губернатора находился на первом этаже башни. Пустое и холодное пространство, рифлёные колонны, выточенные изо льда, подпирали крышу. Кое-где вразброс стояли ледяные стулья, столики и подставочки для блюд. В ледяном камине непонятно как поддерживался огонь, и это прогревало комнату до минус сорока. Шефу, укутанному в заячий мех, моментально сделалось жарко.
– Приветствую тебя… – донесся то ли шепот, то ли дуновение ветра.
Шагая по невидимым ступеням (а точнее говоря, прямо по воздуху), к нему шёл странный… Шеф даже замялся – как его назвать? Не призрак, но и не человек. Прозрачное лицо с красными глазами, отсвечивающие голубым волосы. Надо же, во что он превратился среди вечных льдов…
– Здравствуй, Эсфорос, – жизнерадостно сказал Шеф. – Как настроеньице?
Губернатор Девятого круга улыбнулся ему, и вокруг валенок Шефа мини-смерчем закрутились снежинки. Из бескровных губ струился холодный воздух, как из включенного на максимум мощного кондиционера.
– Ты всегда отличался юмором, хвостатый друг. Я знал, что ты придёшь, как только снимут обет молчания. Прошла всего тысяча лет – и вот, ты здесь. Чем отметим нашу встречу? Нельма, юкола, строганина, нерпа? У меня есть отличная ветчина из северной оленины, с соусом из ягеля. Пить… как ты понимаешь, в такую погоду не пьют водку. Мы употребляем только чистый спирт, или вот ещё… гоним из водорослей, что добывают на дне Коцита.
Сняв с подставки графин с чем-то голубоватым и искрящимся, Эсфорос щедро (до самых краёв стакана) налил старому знакомому густой, как подсолнечное масло, жидкости. Шеф чокнулся с другом, выпил залпом…
И едва не слетел с катушек.
На вкус жидкость напоминала бензин, смешанный с перцем и средством для мытья посуды. Отдышавшись, Шеф закусил нельмой. «Хорошо бы узнать точный рецепт, – мелькнуло в голове. – Для мучения грешников – самое оно. Разве что русские быстро привыкнут».
– Нравится? – вежливо поинтересовался губернатор.
– Радует букет вкусов, – пожевал губами Шеф. – Давай ещё по одной.
Вторая, определённо, пошла властителю Ада в нужное горло.
Расстегнув заячий тулуп, он полез под свитер и достал чехол в виде трубочки. Перед Эсфоросом появилась глянцевая расплывчатая фотография с видеокамеры – та самая, какую Шеф показывал в Квартале Музыкантов.
Дыхание Эсфороса вновь подняло бурю снежинок.
– О, я вижу, он жив… и главное, у него остались сторонники…
– Я думал, тебе про него что-то известно, – с разочарованием сказал Шеф и вновь посмотрел в сторону графина: сокрушаясь, стоило ли тащиться в этакую даль и пробираться к Ледовой башне среди бесконечных снегов.
Человек-призрак налил по третьей, отрезал тонкий ломтик оленины.
– Ты не понял меня. От него приходил эмиссар. Нам запрещено видеться… он прислал в Ад курьера-смертника, чтобы передать предложение. Уже тогда, триста лет назад, он придумал план, как вернуться. Я отказался…
– Почему? – коротко спросил Шеф.
– Сейчас узнаешь, – дунул холодом Эсфорос. – У нас много времени…
…Над озером Коцит сгустились сумерки. Тяжёлые волны бились об лёд.
Глава VII. Вулкан
(прямо под метро «Киевская»)
…Калашников провёл по лицу. Так, как совсем недавно, вернувшись из Небытия. Пальцы касались кожи, заросшей щетиной. Уши, нос – вроде на месте. Ему не верилось, что он жив. В ладонь с сухим шелестом просыпался пепел: волосы сгорели, как только паровоз влетел в пламя. Одежда, хоть и сильно пахла дымом, совершенно не пострадала. Малинин озадаченно рассматривал «шмайссер» – пластмасса на рукоятке расплавилась. Что за огонь такой, который напрочь сжигает волосы, пластик, но бережёт кожу?!
– Вашбродь, где мы находимся? – оглядываясь, прошептал казак.
Калашников не знал, что ответить. Он пожалел, что не сидит на игре «Кто хочет стать миллионером»: там в случае замешательства можно выбрать звонок другу. Они находились в зале, схожем с горлышком бутылки, – потолок сужался, уходя вверх, к «пятачку» света. Стены сделаны из серого туфа, с «горлышка» тут и там прожилками струятся ручейки лавы. По краям и в центре застыли безмолвные истуканы – точь-в-точь с острова Пасхи, – поджав губы на мрачных лицах. Пол, покрытый пеплом, светился красными пятнами, как сенсорная плита. Малинин, протянув руку, тронул струйку лавы и усмехнулся:
– Не жжётся… она с подсветкой. Мы в бункер попали, вашбродь.
Калашников кивнул: он и сам уже это понял. Да-да, вулканический бункер, один из лучей пентаграммы – тот самый, что под метро «Киевская». Должно быть, рельсовая ветка с чёрно-красным паровозиком, который мчал их от «Александровского сада», вела как раз сюда. О, что-то проясняется. Осталось лишь разобраться с двумя совершенно пустяковыми вопросами:
1) Почему они не сгорели, упав в вулкан?
2) Куда делся их ангел-преследователь?
– Вы спокойно получите ответ, – прозвенел вулкан женским голосом, и Калашников понял: мысли он высказал вслух. – Но может быть, коллеги, вы для начала присядете, выпьете что-нибудь холодненькое?
«Плейбой» в Город поступал регулярно. Алексей почти сразу (мешало наличие на собеседнице одежды) узнал телеведущую Леру Слюнявцеву, чей тонкий нос, витые локоны и внешность голландской овцы были очень популярны в Квартале Сексуальных Мучеников – особенно в том районе, где увлекались извращениями. Её тело облегал деловой костюм – пиджак с короткой юбкой, на груди чернела огромная надпись HELL. Звонкий хлопок в ладоши, и Калашникову поднесли бокал рейнского вина, а Малинину – гранёный стакан ледяной водки. Очумевший от последних событий казак хлопнул его одним глотком – не чокаясь с напарником, как на похоронах.