Ад
Шрифт:
Я, только пока тянулся рукой к пистолету, буквально задесятую долю секунды вспомнил всю картину. Вспомнил лицо каждого пострадавшего. Только одно из них мне показалось странным. Тольо на однои из них было некое подобие улыбки. Тварь.
В одно мгновение я оказался рядом со своей жертвой. Пистолет был взведен. Гад действительно еще дышал, но уже не был способен кому-то помешать — если бы мог уж поднял бы автомат и застрелил меня. Наверное, если бы мог он это сделал раньше; но он привинчен осколком к дереву.
Его глаза смотрят на меня. Я нацелил на него пистолет.
«Один выстрел.
— Ну же! Стреляй! — Кричала сестра. В ее крике была слышна вся боль, вся ненависть. Удивительно, как быстро она успела осознать ситуацию. — Не выстрелишь — Альфа упечет его в игру. Сам же знаешь как оттуда легко выбраться! Через несколько лет эта тварь будет опять гулять по свободе!
Я приставил пистолет ко лбу противника, который не мог даже пошевелиться. Обе его руки были пробиты чем-то, с ногами было еще хуже. Глаза твари смотрели на меня с вызовом, мол «выстрелишь, сучара, или слабак?». Я был готов нажать на курок, но разум меня остановил.
— Альфа тебя наверняка оправдает! Лучше прикончи его! Прикончи его пока есть возможность. … Неужели тебя не жаль родителей. Неужели ты не сочувствуешь им? Убей гада точно так же, как и он всех этих людей. Как он хотел убить меня. И тебя бы убил. И родителей… Родителей убил ты понимаешь! Помоги мне встать я сама его прикончу! Помоги мне! Дай я сама нажму на спусковой крючок.
Крики сестры почти убедили меня выстрелить. Я почти согласился с ней, но внутренние барьеры внутри меня все же сдерживали порыв. Несколько секунд я просто стоял, так и держа пистолет над его головой. По щекам потекли слезы. До меня окончательно дошло все случившееся. Говорят, мозгу нужно время, чтобы полностью осознать тот или иной факт. Теперь я знаю, что не зря говорят.
— Мам-ма… Пап-па. — Мой голос дрожал. Слезы нахлынули и закрыли все поле зрения, но мне нечего было опасаться. Противник сидит, облокотившись на толстый корень. Наверное, это было бы даже комично — через столькое прошел, а добить сущую тварь не в силах.
— Стреляй, козел, или иначе не брат ты мне больше! Стреляй! — Кричала сестра. Я не видел полностью ее лица в тот момент, но даже тот кусочек зрения, что оставили слезы, показывал, что она в ярости.
— Знаешь, сестренка. — Мой голос дрожал, а лицо покраснело от слез. — Я… я не так много вынес из своих приключений… Ад я пытался забыть, как сон. Впрочем, он и не особо запомнился мне. … Не запомнился. Но кое-что… Смог для себя оттуда вынести — ненависть способна инвер… инверсировать твои чувства. Она способна поглотить. Никчему мстить. Вполне вероятно, что этим человек движело что-то хорошее. Вполне вероятно, что он… одумается.
— Ты считаешь эту шваль за человека? Ты… А-а-а! — Сестра издала страшный вопль. — Предатель!
Я взял в руки гитару. Ни петь ни играть я не умею, но все же брякнул что-то невразумительное.
— Мир горьких разлук и страшных потерь, мир, который в сущности создали мы. — Попытался напеть я. Голос мой все еще не слушался меня, а учитывая мои изначальные вокальные способности получилось вдвойне так себе. Так там пелось? Верно?
Сестра не отвечала. Почему-то я только сейчас подумал, что ей стоило бы помочь, что возможно она сильно ранена. Дернулся к ней. Жива. Сознание, видимо просто от злобы потеряла. Она даже ранена не так сильно. Удивительно, как это ее не задело…
…
Через минуту прибыли копы. Живые, кстати, а не роботы. Начали все суетиться. Кого отправили в медпункт, кого на кладбище (утрирую я конечно), а нас с террористом в полицию. Все-таки отпечатки на пистолете мои (откуда он только там взялся?), да и я единственный кто не пострадала. Не сомневаюсь, что потом меня оправдают — как никак следов пороха на руках явно не найдут, да и очевидцы за меня заступятся, но пока…
Пока я сидел в наручниках в довольно неприятном, темном помещении. Сидел и обдумывал все произошедшее. Десятки раз прокручивал у себя в голове картину. Пытался представить как все было; как все могло бы быть не пустив я туда родителей, заметь я странного типа раньше… Моя голова пухла от тысячей реальностей. «Правильно ли я поступил все-таки, не убив эту шваль человеческую. Какие бы причины у него ни были, исправиться он или нет, имеет ли права на этом свете жить человек, убивший десяток, может больше, себе подобных? Имеет ли права на жизнь счастливый остаток дней тварь, которая десятки счастливых жизней омрачила?»
Всю ночь я провел в раздумьях. И следующий день. Экспертиза длилась ужасно долго. Меня даже успели оповестить, что с сестрой все нормально.
…
«Выпускают. — Подумал я, получая документы от скверного вида мужчины в погонах. — Куда я теперь? Что мне теперь делать? В игру? Коль здесь счастья не получилось. А там что? Развлекаться, пытаясь забыться. За год, наверняка игроки стали гораздо сильнее. Новичков поубавилось. Стратегии выработались, а в тело гиганта лезть опять… о чем я вообще думаю? Какая игра?»
— Слушай. У меня к тебе тут личный вопрос. — Остановил меня полицейский за рукав. Он подтянул поближе. — Ты ведь мог убить этого… Швальса. Мог же кряк его и все. Мы свидетелей опросили. Почему не выстрелил? Та не смотри на меня так. Мне же просто интересно. Зассал что ль? Да погоди ты уходить. Ответь. Не часто же такая быстрая возможность отомстить подворачивается. — Младший сержант поднял палец вверх и многозначительно добавил:
Карма… Не жалеешь теперь? Кокнул бы его сейчас? Да не буравь ты меня взглядом. Просто девяносто лет на рудники в игре — ну не дело это за такое преступление. Вешать надо таких, я считаю. Так что жалеешь или нет?
Я несколько секунд стоял, ожидая, что болтливый сержант отстанет или, на крайняк, сам ответит на свой вопрос. Но он ждал ответа. Честно говоря, мне и без него было тошно. Не останься жива сестра, я бы наверное руки на себя наложил. Мне так хотелось плюнуть наглому полицейскому в рожу, но я все же не стал этого делать — сдержался.
— Я. Ни о чем. Не жалею. — Проговорил я уставшим голосом.
— Слабак… — Проговорил сквозь зубы сержант, но руку мою отпустил.
Я прошел несколько лестничных проемов, по указателям, а затем вышел на улицу.