Менталист. Эмансипация
Шрифт:
Глава 1
Освещённый неоновыми лампами коридор, ведущий из ночного клуба, свернулся в точку. Прямо на глазах превращаясь в калейдоскоп. Я глупо хихикнул, поворачивая голову из стороны в сторону на манер любопытного голубя. Завихрение тоннеля откликнулось движением красок.
Может быть стоит активировать дремлющий дар?
Но так хотелось веселья, что леденящим мысли о том, что я в мгновение ока стану абсолютно трезвым были уверенно задавлены на стадии возникновения.
Немного
Рядом выросла широкоплечая тень, заставив отшатнуться.
— Саша, у меня однажды остановится сердце! — покачал я головой. — Умру раньше отведённого мне срока, вот старик порадуется, да?
Впрочем, Александр ничего не ответил, было бы странным ожидать иной реакции.
Папенька нанял лучших телохранителей во всем княжестве. И где только отыскал бывшего участника боевых действий на Прибалтике! Говорят, там была та ещё мясорубка. Стоит только глянуть на Александра: рожа каменная, эмоций ноль, глаза стеклянные, будто две камеры наблюдения, сканирующий окрестности.
— Ай, бес с тобой, — я махнул рукой. — Подавай карету, моя милость изволит возвращаться домой.
— Машину ко входу VIР. — Александр, казалось бы, разговаривал сам с собой, но уже через тридцать секунд на парковке величественно развернулся чёрный седан представительского класса, замкнутый парой гробоподобных внедорожников.
Знакомые пейзажи нашего района появились незаметно, словно кто-то переключил телевизионный канал, впрочем они так же быстро исчезли, мы въехали на территорию поместья. Позади сомкнулись зубастые ворота, по ограде пробежала едва уловимая синяя волна энергии. Защита включена.
Сень крупных раскидистых деревьев укрыла от поднявшегося солнца, сопровождая до самого дома, чуть меньше километра.
Поместье Фонвизиных было выполнено в германском стиле, немного готическое и мрачное здание возвышалось на добрых полторы сотни метров, ловя солнечные лучи стилизованными под башенки гостиными.
Над главным входом висел семейный девиз. «Смерть — ничто, честь — всё».
Створки дверей гостеприимно распахнулись, я вошёл в блистающий средневековой атрибутикой холл.
Тут то меня и подловили.
— Фёдор Константинович, отец приглашает вас на завтрак. — ко мне незаметно подкрались, может я совершил ошибку, дезактивировав дар?
— Генри, сколько раз я просил тебя не подходить ко мне тихо? — я нахмурился, смотря на вытянувшегося управляющего. — Все же в курсе, что я не пользуюсь даром, а поэтому не могу видеть вас заранее.
— И делаете большую ошибку господин. — сухо ответил Генри.
— Позволь мне решать! Хорошо? — я раздраженно поджал губы. — Ещё не хватало, чтобы меня учил жизни дворецкий.
— Как скажете Фёдор Константинович.
— Уже сказал. — хотелось оставить за собой последнее слово, что я и сделал. Генри благоразумно не стал ничего отвечать. А я почему-то почувствовал себя проигравшим в этом споре.
Отец ждал в малой столовой, к слову, одной из пяти в доме.
Весь интерьер внутри, был очевидной борьбой моих взглядов с отцовскими. Папенька хотел больше помпы; лепнина, глупых люстр, упади одна из которых на пятом этаже, её нашли бы на первом. Лакированная мебель из морёного дуба или кипариса, позолота, художественная ковка.
Всему этому архаизму противостояли мои нововведения. Позолоченные унитазы имели подогрев, как и полы. Зеркало могло воспроизводить видеоролики с рунета, показывало погоду и делало комплименты. Свет загорался, как только в комнату входил человек или животное. Бассейны имели внутреннюю подсветку, а жалюзи автоматически смыкались стоило щелкнуть пальцем. Я многое поменял, но фронт работ был воистину велик.
Будь воля отца, он бы мигом вырядил весь персонал поместья в ливреи, заставил кланяться, а сам разъезжал на карете, запряжённой тройкой лошадей.
Папа сидел во главе двенадцати-местного стола, возвышаясь настоящей горой.
Седой ёжик волос, аккуратная борода, вроде эспаньолка, широкие покатные плечи, мощные руки и толстые сильные пальцы, увешанные перстнями, которые и без магического взора светились словно гирлянда. Нос с горбинкой, острый подбородок и тонкие поджатые губы, которые тут же растянулись в несвойственную мимике тёплую улыбку, стоило мне войти.
Взгляд посаженных чуть глубже чем надо глаз просканировал меня с ног до головы, убеждаясь, что я цел.
— Знаешь сын, я начинаю понимать нашу бабушку, — густой бархатный голос обволакивал, наполняя звуком всю комнату. — Она говорила мне, что ей трудно провожать меня на войну. Сказала, что пойму, когда сам воспитаю ребёнка. Теперь я с тревогой провожаю тебя на каждую гулянку,
— Ну прости, что не могу воевать, — я скривился, упав на стул, в другом конце стола. — Прости, что подвёл тебя и не могу умереть так, чтобы тебе понравилось.
— Не передергивай! — отец дернул щекой, плохой знак, кажется, я перегнул. — Я позвал тебя не для того, чтобы ругаться. Сегодня вечером к нам придут гости, я хочу, чтобы ты присутствовал на ужине.