AD
Шрифт:
И у самого главного гопника не «розочка» – кнопка атомной бомбы в руках!
И все они, гопники, понимают друг друга. Гопники внизу и гопники сверху. Те, что внизу, завидуют и тоже хотят наверх, но если это удастся, то ничего не изменится. Гопники сверху презирают гопников снизу и дрессируют их, как собак. Одни собаки дрессируют других собак. И гопники внизу иногда любят гопников сверху, как собаки. А иногда нет, но подчиняются силе, глухо рыча. Они единое целое. Быдло внизу, элита сверху. Хотя те, что пока наверху, самые крутые из гопников, из быдла, какая это элита? Быдлита.
Так назвал это Катаев.
Гопники сверху донизу понимают друг друга. А Павел Борисович и некоторые другие, те, которых он считал своей стаей, те, что слушали Бетховена
Сверху мраки снизу темень. Амеждутьмойитьмой жалкие фосфорецирующие насекомые, хрупкие и крохотные, бессильные и бессмысленные светляки.
Как это называлось в марксистских книгах? Прослойка? Гребаная прослойка между молотом и наковальней.
Весь этот трактат о месте и роли интеллигенции в современном обществе следователь додумывал уже дома, сидя на кухне за столом и питаясь разведенным в полистироловом корытце «дошираком» и скудными колбасными бутербродами. Готовить, даже из заморозки, не было ни настроения, ни силы.
Мысль бурлила в нем, как недоваренный гороховый суп бурлит в желудке, и он не мог удержаться, чтобы не выпустить ее наружу. С кем-нибудь поделиться. Катаев вспомнил о своем давнишнем приятеле, Литвинове. Литвинов учился в одной группе с Катаевым на юридическом факультете ЛГУ имени Жданова, переименованном затем в юридический факультет СПБГУ имени никого. После получения диплома Катаев пошел на государеву службу, а Литвинов – на вольные хлеба. Мыкался то на одной работе, то на другой. В последнее время, кажется, состоял юрисконсультом при табачной компании.
Катаев причислял Литвинова к своей стае. Или себя к стае Литвинова – Катаев был не очень амбициозен. В общем, считал, что у них с Литвиновым одна стая.
Литвинов слушал рок-музыку не ниже Def Leppard, читал даже Фихте (не спрашивайте Катаева, кто это такой, спросите у Литвинова), увлекался суфизмом и водку пил, только разбавляя соком, причем не томатным, а обязательно апельсиновым, в пропорции один к четырем.
В общем, ему можно было довериться.
Павел позвонил однокашнику и после недолгих формальных приветствий и «ну-как-у-тебя-дела-что-нового-видел-наших?» перешел к сути вопроса. Вкратце поведал ему про фанатов «Фуа-Гра» и «Полюбасу!», изложил концепцию трактата и поделился страхами относительно повсеместного засилья малокультурных людей, особенно опасных в высших эшелонах власти.
Литвинов слушал внимательно, почти не перебивая. Несмотря на протесты Павла Борисовича, громко и с удовольствием смеялся, когда Катаев делал лингвистический анализ строки из текста песни группы «Полюбасу!». И похвалил:
– Это ты круто! Молодец! Раньше на радио была такая специальная передача, где стебались над эстрадными песенками, «Русские шурупы» называлась. Или как-то так. Потом ее запретили, чтобы не смущать народ. А то ведь действительно думать начнут: сначала над тем, о чем им в песенках поют, потом, о чем им с трибун вещают. Ты только приучи человека анализировать поступающую к нему вербальную информацию, он и привыкнет. И за топором потянется. Так что, в этом смысле, правильно запретили. А в смысле посмеяться, жаль. Ржачное было шоу! Сейчас и поржать не над чем; и по ящику, и по радио – все какое-то унылое говно!
Когда Катаев закончил и спросил у приятеля его мнение, Литвинов отвечал серьезно:
– Ты говоришь, вожди у нас малокультурные, от этого все беды. Это если вкратце твою теорию изложить, по сути. Так вот, был, если помнишь, такой австрийский художник и архитектор, которого забрили на фронт, ефрейтор, Адольф Шикльгрубер его звали. Он и Вагнера слушал, и Гёте читал. И рисовал, кстати, неплохо. И не то как наш – окно в украинской хате, замерзающей без российского газа. А нормальные такие эстампы. И как-то все это не очень помогло. Людей сжигал в газовых печах миллионами. Тоже про газ получается, чудовищный каламбур. В общем, оказался хуже дикого зверя. И еще пример. Наш, значит, слушает примитивную эстраду и книг совсем не читает. Он сам сказал, знаю. Сказал, что нет времени и слушает книги в машине. Ну, в машине так в машине. Только едва ли он там слушает Джойса. Скорее, Оксану Неробкую. Ну или про Гарри Горшочника. Так и есть, наверное. И свежего номера журнала «Евразийская литература» у него на столе никто и никогда не замечал, ага. Хотя, думаю, есть специальные люди, на окладе. Они все читают. И если что, докладывают краткое содержание. Но я не про то. А про то, что был и у нас любитель чтения, Иосиф Джугашвили. Он тоже не сказать, что располагал уймой свободного времени. Все-таки и страна у него была побольше, чем теперь наша, и мировая революция: забот – выше крыши. Так он находил время читать. И читал не только классику, а все значительные произведения современных ему русских писателей и даже поэтов. И Несладкого читал, и Обалдеева, и Хулиганкова, и Понтяковского, и Осиянного тоже. Всех читал, самолично, все успевал. И что же? Стало от того хоть чуточку легче русскому человеку, особливо интеллигенту? Грела ли его на лесоповале мысль, что он отправлен на принудительные работы не каким-нибудь невеждой, а весьма и весьма просвещенным правителем? Да тем же прочтенным? Стала их жизнь сахарной, да надолго ли? Чуть ли не все перевешались да перестрелялись. Так что, может, оно и к лучшему.
Катаева задело. Эмпирические выкладки Литвинова, казалось, разрушали еще недавно такие стройные логические выводы, к которым Павел Борисович пришел. К тому же от позиции приятеля несло соглашательством, вялым интеллектуальным коллаборационизмом. Коллаборационизма Катаеву хватало на службе. В свободное время, в полете своей неоплачиваемой мысли, он хотел оставаться ярким революционером и полагал, что одностайник поддержит его резистанс, а не будет выливать ему на голову ушат холодного боржоми.
Павел Борисович возразил, что это некорректные примеры. Что это, скорее, исключения, а не правило. Что есть (сейчас прямо так, сразу, не вспомнить, но наверняка есть!) позитивные примеры просвещенных правительств и сколько угодно негативного опыта от правительств невежественных. К тому же и советская деспотия, и бесчеловечный нацизм были свергнуты именно потому, что свергнута была их идеология! А нынешний российский антинародный режим даже не знаешь за что ухватить. Этой гидре невозможно отрубить голову, потому что у нее нет головы!
– Может, и исключения. Только уж больно масштабные по последствиям. Такие масштабные, что любое правило сводят на нет. В общем, я понял, что ты хочешь иметь своим противником такой режим, с которым ты мог бы бороться, не выходя со своей кухни. Анекдоты рассказывать, например. Или в личном блоге статьи писать, опровергая и разнося в щепки вражескую идеологию. Но под ником Sexy Boy, чтобы на службе никто не узнал. А аватаркой в блоге сделать портрет Мао, ну, как все. А тут, понимаешь, такая власть, такая элита, что ей срать на идеологию, на любую. И чтобы с ней бороться, нужно брать тот же топор и идти жечь помещичью усадьбу. То есть, в твоем случае, для начала это самое Infinity взорвать к чертям собачьим. А поскольку у тебя, как у интеллигента по определению, кишка тонка, мы имеем в результате голый концепт, который торчит над реальностью, как бесплодный фаллос из латекса в витрине специализированного магазина, среди прочих приспособлений для любителей интеллектуального БДСМ.
Катаев очень сильно обиделся. У него задрожали губы. И даже чуть не сорвались слова: «Ты… это… ты кого… этим самым… обозвал?..»
Литвинов, наверное, почувствовал и сказал примирительно, несколько даже печально:
– Павел, не расстраивайся. В чем-то ты прав. Даже очень во многом прав, и я тебя поддерживаю, честно! Я ведь тоже много… об этом думал… тут куда ни кинь, всюду клин получается…
Немного помолчали в трубки.
Потом Литвинов вспомнил, что еще хотел сказать. И повернул мысли следователя течь в несколько ином направлении.