Ада, или Радости страсти (Часть 1)
Шрифт:
Покалеченную машину бросили в кустах, откуда ее предстояло впоследствии забрать Бутеллену-младшему, еще одному персонажу из числа челядинцев. Люсетта отказалась покинуть излюбленное место (с ласковым кивочком поддавшись увещаниям своего хмельного соседа по облучку, у всех на глазах цапнувшего ее добродушной лапой за голые коленки), а поскольку "страпонтин" в виктории отсутствовал, Аде пришлось удовольствоваться жестким Вановым лоном.
Это был первый раз, что тела детей соприкоснулись, оба испытывали смущение. Ада устроилась спиной к Вану, приладилась, когда коляска дернулась, поудобнее, и еще поерзала, расправляя
– Почему ты заплакала?– спросил он, вдыхая ее волосы и тепло ее уха. Она обернулась и с секунду смотрела на него, сохраняя загадочное молчание.
(А я заплакала? Не знаю - как-то стало не по себе. Не могу объяснить, - но что-то я ощутила в твоем представлении страшное, жестокое, темное и, да, страшное. Позднейшая приписка.)
– Прости, - сказал он, когда она отвернулась, - я больше не стану делать этого при тебе.
(Кстати, насчет "совершенно так, как", что-то есть неприятное в этой фразе. Еще одна приписка поздним почерком Ады.)
Весь перекипающий, переливающийся через край состав мальчика упивался тяжестью Ады, он ощущал, как она разделяется надвое на каждом ухабе, приминая корень его вожделения, которое, он знал, ему следует сдерживать, дабы возможная протечка не смутила ее невинности. Он бы и сдался и растекся в животной нечистоте, но положение спасла обратившаяся к нему гувернантка. Бедный Ван переместил Адин задок на правое колено, притупив то, что на жаргоне пыточного застенка зовется "углом агонии". В скорбном унынии неутоленного желания он созерцал череду вразброд ковылявших мимо изб, ибо caleche катила по Гамлету.
– Никак не свыкнусь (m'y faire), - сказала мадемуазель Ляпарю, - с контрастом между великолепием природы и нищетой человеческой жизни. Взгляните на того старого decharne мужика с дырой на рубахе, на его жалкую cabane. И взгляните на эту проворную ласточку! Сколько счастья в природе, и как несчастен человек! Что же никто из вас не скажет, как ему понравился мой рассказ? Ван?
– Получилась милая сказка, - ответил Ван.
– Получилась сказка, - добавила тщательная Ада.
– Allons donc!– возгласила мадемуазель Ларивьер.– Напротив - каждая деталь реалистична. Мы видим драму мелкого буржуа, со всеми тревогами, грезами, гордостью, присущими этому классу.
(Оно, конечно, верно; возможно, таким и было намеренье авторессы, но, - оставляя в стороне pointe assassine, - именно "реализма" рассказу, судимому по его же собственным законам, и недоставало, поскольку дотошный, считающий каждую копейку чиновник первым делом выяснил бы, - неважно как, quitte a tout dire a la veuve, - сколько в точности стоит потерянное ожерелье. Вот в чем состоял прискорбный изъян трогательного сочинения мадемуазель Ларивьер, однако юному Вану и еще более юной Аде не удалось в то время нащупать его, хоть оба инстинктивно учуяли фальшь, присущую истории в целом.)
С облучка донеслись какие-то звуки. Люсетта обернулась к Аде.
– I want to sit with you (Я хочу с тобой сидеть). Мне тут неудобно, и от него нехорошо пахнет.
– We'll be there in a moment (Вот-вот
– Что такое?– спросила мадемуазель Ларивьер.
– Ничего. Il pue.
– О боже! Сомневаюсь, что он и вправду когда-либо служил у раджи.
14
Утром следующего дня или, может быть, день спустя семейство чаевничало в саду. Ада сидела в траве и плела для собаки ошейник из маргариток; Люсетта наблюдала за ней, жуя сдобную лепешку. Почти на минуту умолкшая Марина подвигала по столешнице к мужу его соломенную шляпу; в конце концов он покачал головой, гневно глянул на солнце, гневно глянувшее в ответ, и перебрался с чашкой и номером "Toulouse Enquirer" на простую деревянную скамейку, стоявшую под росшим на другой стороне лужайки раскидистым вязом.
– Я все спрашиваю себя, кто бы это мог быть, - промурлыкала мадемуазель Ларивьер, щурясь из-за самовара (отображавшего фрагменты окружающего пространства в духе помраченных вымыслов примитивистов) в сторону дороги, видневшейся за пилястрами сквозной галереи. Ван, лежавший ниц рядом с Адой, поднял глаза от книги (одолженной Адой "Аталы").
Рослый румяный отрок в щегольских наездницких бриджах соскочил с вороного пони.
– Это замечательный новый пони Грега, - сказала Ада.
С непринужденными извинениями хорошо воспитанного мальчика Грег вручил Марине платиновую зажигалку, которую его тетка нашла у себя в сумочке.
– Господи, а я ее даже хватиться еще не успела. Как Руфь?
Грег сказал, что и тетя Руфь, и Грейс слегли с сильным расстройством желудка: "не из-за ваших восхитительных бутербродов, - поспешил он добавить, - а из-за ежевики, которой они объелись в кустах".
Марина вознамерилась позвонить в бронзовый колокольчик, чтобы слуга принес еще сэндвичей, но оказалось, что Грег спешит на прием к графине де Прей.
– Скоровато она утешилась, - заметила Марина, намекая на смерть графа, года два назад убитого в пистолетной дуэли на Бостонском Выгоне.
– Она женщина веселая и привлекательная, - сказал Грег.
– И всего лет на десять старше меня, - подхватила Марина.
Тут внимания матери потребовала Люсетта.
– Кто такие евреи?– поинтересовалась она.
– Отпавшие христиане, - ответила Марина.
– А почему Грег еврей?– спросила Люсетта.
– Почему-почему!– сказала Марина.– Потому что родители у него евреи.
– А его дедушка с бабушкой? А arriere44 дедушка с бабушкой?
– Милая моя, я, право, не знаю. Твои предки были евреями, Грег?
– Ну, я не уверен, - ответил Грег.– Иудеями да, но не евреями в кавычках, - я хочу сказать, не водевильными персонажами или купцами-выкрестами. Они перебрались из Татарии в Англию пять веков назад. Вот, правда, маминым дедушкой был французский маркиз, который, сколько я знаю, принадлежал к католической вере и был помешан на банках, акциях и драгоценностях, вот его, пожалуй, могли бы прозвать un juif.
– Кстати сказать, это ведь не такая древняя религия, как другие, верно?– спросила Марина (повернувшись к Вану в смутном намерении перевести разговор на Индию, в которой она была танцовщицей задолго до того, как Моисей - или как бишь его?– родился на лотосовых болотах).