Адам и Ева против химер
Шрифт:
Краем зрения она уловила нечто тревожащее по ту сторону прохода. Мужчина, как и прежде, спал, только… Раздвигая длинную чёлку, на его лбу вылез, несколько раз моргнув от тусклого света, ещё один глаз. Прямо посередине крутого большого лба, завешанного седой прядью. Ева застыла, вжимаясь в потёртое сиденье, а третье око уставилось на нее над закрытыми веками.
– Ева! – голос Лёли вывел ее из оцепенения.
Девушка моргнула, и наваждение пропало. Никакого третьего глаза на лбу у мужчины не было, он всё так же мирно спал.
– Чертовщина какая-то, – пробормотала Ева.
– Что там? – поинтересовался
– Причудилось… Что за ерунда…
– Если ты продолжишь себя накручивать, – авторитетно заявила Лёля, – и искать ответа на свои вопросы у медиумов и ворожей, то твое подсознание начнет играть очень злые шутки.
– Лёля, не начинай…. – поморщилась Ева.
Потому что ее подсознание вдруг слепило жутковатый образ из отражений, прыгающих по мертвым окнам электрички. Из тени спящего мужчины постепенно проявлялся, расползаясь, как мокрое пятно, вытянутый, смутно читаемый вначале силуэт. Непонятный, то ли мужчина, то ли женщина. Лысое бесполое Оно – тощее, длинное, с двумя отвисшими сосками – в руках держало мяч. Треугольные глаза напряжённо светились в сумраке глубоко синим.
И эта фигура дёргалась, судорожно простирая руки, хотела выбраться на свободу, но не могла, а только отчаянно шевелилась большим пятном, прикованная к стенам вагона тенью незнакомца. Чья-то воля не отпускала её, не давала тронуться с места, и прикованный уродец словно молил спящего парня об освобождении. А еще, как только трепещущая Евина тень касалась его, размытый образ становился чётким, каждое воздушное прикосновение делало его всё более реальным. Словно уродец, пользуясь моментом, вгрызался в очертания девушки, пил её живую тень, наполняя электричеством неудовлетворённого желания пространство. Впитывал в себя движения, наливался ими.
Ева встряхнула головой. Не хватало еще признаться Лёле, что та права насчет опасных игр подсознания.
Электричка притормозила у слабо освещенной станции. Ева неожиданно поняла, что парень с седой челкой уже маячил у выхода из вагона. Словно несколько минут вдруг кто-то убрал из её жизни. Вот незнакомец пугает её внезапно открывшимся третьим глазом, а вот – уже далеко маячит его спина. На покинутом месте осталась барсетка.
– Эй, – закричала Ева, кидаясь к забытой сумочке.
Она схватила ее, плотно набитую и размахрившуюся по углам, торопливо бросив Лёле:
– Я позже перезвоню. Подождите!
Седой мужчина со шрамом спрыгнул на гравий прежде, чем поезд успел остановиться. Это казалось уже какой-то фантасмагорией: он словно убегал от Евы, хотя она собиралась вернуть его же вещь.
– Вы забыли барсетку!
Ева тщетно вглядывалась во тьму, в которой тут же растворилась странный незнакомец. Она дернула застежку, увидела портмоне, раздутое пачкой купюр. Непроизвольно потянула за яркий квадратик картона, на котором свежей зеленью на красном фоне улыбался мультяшный паровозик.
– Тут же деньги и документы, – только и успела пробормотать.
Как…
Поезд дернулся, трогаясь с места, и Ева с ужасом осознала, что вываливается в темноту из закрывающейся двери электрички.
Лысое чудовище, шмыгнувшее за парнем в тамбур, забилось в судорогах, мяч выкатился из его-её ладоней. Оживший рисунок протянул руки к Еве в отчаянной попытке быть замеченным, но где там!
Ева безнадежно падала
И телефон, и барсетка, вырвавшись из рук, пропали под набирающим ход поездом. Колени больно проехали по гравию, вытянутые ладони одновременно обожгло и стукнуло, пронзив ударом до самого плеча. Остро пробороздило мелкими камнями щеку. Ева вскрикнула – и от страха, и от боли, и от обиды, но вопль ее затонул в перестуке колес, уносящих электричку в дальние и темные дали.
Осознание ужаса положения пришло не сразу. Сначала в голове плавно и не торопясь проплыла мысль: господи, ну почему так больно? А потом: наверное, тушь размазалась. И сразу: о, нет, электричка ушла.
– Я сплю, – вслух сказала Ева. – Это просто ночной кошмар.
Она осторожно приподняла голову, пошевелила ногами и руками. Кажется, все работало, только саднило поцарапанную щеку и разодранную ладонь. Ну, и колено сильно болело. Пахло мазутом и горячим металлом. Было тихо и темно, где-то очень вдали и невнятно марал тусклый свет фонаря. Отблеск луны подчеркивал бесконечность лестницы рельсов и шпал. Ева, стоя на четвереньках, оглушено вертела головой по сторонам, одновременно пытаясь разобраться в степени случившегося кошмара.
В ладони кололо и мешалось, она разжала пальцы и поняла, что все еще держит квадратик картона, который вытащила из барсетки. Это был, кажется, проездной билет, какой-то слишком мультяшный, словно картинка из детской книжки: улыбающийся паровозик и надпись дугой: «проезд в обе стороны». Она машинально сунула мятый квадратик в карман, с наслаждением сжимая и разжимая затекшие пальцы.
Пронеслась мысль, что где-то должен быть ее мобильник и проклятая барсетка, которую она пыталась вернуть пропавшему парню с жутким третий глазом, пусть он ей и померещился. Пронзила злость и на него, и на чрезмерно сердобольную себя, и на барсетку.
Ева села на мелкие камешки и взвыла. Стоп! Нужно успокоиться и подумать. Здесь не было ничего – ни какого-то полустанка, ни даже маленькой будочки, в которой бы могли продавать билеты. Только серая платформа – полоса насыпанной гравийки, упирающейся в неясные силуэты высоких деревьев. Искать телефон сейчас казалось безумием – так темно и, честно сказать, страшно. Но этот седой парень… Он же куда-то точно пошел. Значит, рядом должен быть населенный пункт. Деревня там какая или дачный поселок.
Нужно найти людей. Это первое. Кто вообще может жить в такой глуши? Ева с трудом поднялась, охнула и побрела к тусклому фонарю, мерцающему из-за деревьев.
С той стороны, перебивая запах железной дороги, принесло что-то… Такое, как в цветочном магазине: тянуло чуть мхом, влажной землей, и еще чем-то терпким. Отблеск света расширялся, становился ярче и насыщенней.
Когда Ева продралась по едва намечающейся тропке сквозь колючие кусты, она обрадовалась: здесь и в самом деле раскинулся какой-то довольно симпатичный населенный пункт. Впереди в кругу фонарей маячила небольшая площадь, выложенная брусчаткой, в центре которой высился замшелый фонтан. С тихим журчанием слабый ручеек стекал с распустившихся каменных цветов в круглую чашу. От площади в разные стороны расходились, теряясь во тьме, переулки, с небольшими домишками. Свет ни в одном окне не горел, и Ева свернула в первый попавшийся, в надежде встретить хоть кого-нибудь.