Адам и Отка
Шрифт:
— Он, что ли, запер тебя в бомбоубежище?
— Не знаю, кто меня запер, но никак не удивлюсь, если это он.
— Ладно, давай забудем об этом.
— Ладно, — отвечает Адам и бежит за Откой.
14
Картофель варится, над крышкой сгущается пар, и дети сейчас смеются над тем, как Адам торчал в бомбоубежище, а Отка искала его. Теперь это им кажется простой игрой в прятки. И все события кажутся теперь прекрасными, интересными, красочными и захватывающими. Полумрак таинственности уже не страшит, а, скорее, даже привлекает. Ещё никак нельзя
Когда звонит в дверь почтальон, она открывает ему сама. Адама к двери она не подпускает. Что, если опять потеряется?! Почтальон оглядывает Отку и немного медлит. Эта девчушка кажется ему очень маленькой, и наверняка в голове у неё полно всякой детской чепухи. Почтальон легко узнаёт, что Отка гостит у Суковых и что она приехала из деревни. А знает ли пан почтальон, где находится деревня Выкань? Нет, почтальон этого не знает, разве можно знать все деревни страны? Правда, он сам тоже родом из деревни и так случается, что они с этой маленькой девчушкой быстро находят общий язык.
— Какая у меня теперь жизнь? — жалуется ей почтальон. — На деревья я смотрю только в бинокль, а зайцев представляю себе красными.
— Что вы! — смеётся Отка. — У нас зайцы, скорее, голубые.
— Ну вот видишь, — ворчит почтальон, — а самое главное — каждый день мне приходится подниматься на верхние этажи, потому что люди, которые живут внизу, писем почти не получают. Все адресаты почему-то на верхних этажах. И все письма со срочной доставкой. Ты не знаешь барышню Терезу?
— Может быть, и знаю.
— Да, наверное, знаешь. У неё серебряные волосы.
— Знаю, знаю. Сегодня она меня поднимала в лифте.
— А сейчас её нет дома. Ты можешь передать ей вот это письмо? Наверняка от какого-нибудь кавалера.
— Ладно. Я её покараулю и сразу же передам.
Отка страшно довольна, что почтальон оказывает ей доверие, она кажется себе очень важной и письмо несёт как святыню. Адаму, конечно, она не разрешает на конверт даже и взглянуть, не то чтоб прочитать, что на нём написано. А Адам ведь грамотный, проучился в школе уже пять лет.
15
Впрочем, Адам занят своими делами. Звонит телефон. Адам сначала пугается, а потом оглядывается по сторонам. Кто должен подойти к телефону? Конечно, он. Отка разговаривает у дверей с почтальоном, тётя на работе, дядя где-то в Египте. Кому же, как не ему, снять трубку, если телефон звонит не переставая и с каждой секундой всё настойчивее? Телефон словно заставляет Адама ответить, пока на другом конце провода всерьёз не рассердились.
Он робко приближается к телефону и прикладывает трубку к уху. Трубка к уху так и прилипает. И микрофон находится прямо перед губами у Адама. Только голос в трубке кажется в первую минуту неразборчивым, словно кошка мяукает.
Адаму до сих пор разговаривать по телефону не приходилось. Но он видел, как это делают другие.
Адам говорит:
— Да!… — А потом снова: — Да, прошу вас… — А потом снова: — Прошу.
И наконец различает слова:
— Ты что, дурак? Кого это ты всё время просишь? — Мальчишеский голос звучит задиристо.
— Я разговариваю по телефону, — отвечает Адам, всё ещё растерянно. Ему пока невдомёк, что по телефону тоже можно ругаться.
— Ну ты, скотина деревенская!
— А чего тебе, собственно, надо? — собирается с духом Адам.
— Здурово ты мне попался, а? — насмехается мальчишеский голос.
— Я? — Адам начинает кое-что понимать.
— Ты, конечно. Здурово я тебя запер, а?
— Значит, это ты, Шара? Да?
Никто не отвечает. На другом конце провода молчание.
— Я тебя вижу. Ты — Шара.
— Как ты можешь меня видеть, ты, деревенщина?
— Смотри не попадайся мне!
— Ты тоже смотри! А то так тебе поддам, что света белого не увидишь.
— А я сделаю из тебя котлету.
— Полетишь от меня. Спина — спереди, брюхо — сзади.
— А ты, задира, охромеешь, окосеешь, окривеешь.
Адам больше не может сообразить, что будет с Шарой, когда он его изобьёт.
Но у Шары тоже, видно, не хватает дыхания, потому что на другом конце провода молчание. Адам ещё некоторое время прислушивается к тишине в трубке — не долетит ли какое-нибудь запоздавшее словечко, — но тщетно. Тогда он кладёт трубку туда, где она всегда лежит.
Трубка давно на месте, но Адам места себе всё ещё не находит. Ему, собственно, бросили перчатку, враг сказал: «Иду на вы». Где-то совсем рядом с Адамом живёт чернявый Шара и объявляет ему войну. Хорошо, что Адам хотя бы знает своего врага — раз уж он у него появился. Хуже было бы, если бы он его не знал. Ему пришлось бы тогда подозревать каждого мальчишку на улице.
Адам понимает, что вообще-то без врага не обойдёшься. На Выкане им был Ёжка Альтман, с которым они слышать друг о друге не могут. А здесь вот Шара. Адаму он уже на первый взгляд противен, поэтому вызов он принимает с удовольствием. Хуже было бы, если б Шара его вообще не интересовал. Хорошо, что при мысли о Шаре он злится: значит, во время драки сил хватит.
Вражда по телефону не привлекает Адама. Здесь нужно отбиваться только словами, а в этом он не очень силён. Лучше стать друг против друга и смерить противника вызывающим взглядом. А потом кинуться на него.
Возвращается от двери Отка с письмом для Терезы взволнованная и счастливая своей миссией. И сразу же понимает, что с Адамом что-то произошло. Мальчику явно не по себе. Пальцы у него шевелятся, будто собираются кого-то схватить, а глаза блуждают где-то далеко.
— Адам! — восклицает Отка.
— Я уже знаю, кто запер меня в бомбоубежище.
— Кто?
— Да этот мальчишка с нашего этажа, Шара.
— Я его не знаю.
— Лицо белое, волосы чёрные.
— Ну, этого так оставлять нельзя.