Адам Смит и неолиберальная экономика

Тейлор Джон А.

Давайте проанализируем этот знаменитый отрывок о невидимой руке с трех точек зрения. Во-первых, посмотрим, о чем на самом деле говорится в этом отрывке. Во-вторых, рассмотрим этот отрывок в контексте той главы, из которой он взят. В ходе сегодняшнего занятия мы будем рассматривать эти два аспекта. На следующем занятии займемся современным экономическим кризисом. А затем, через занятие, мы обратимся к нашей третьей точке зрения, связанной с невидимой рукой, про которую писал Смит, поместив это понятие в широкий контекст британской философии утилитаризма.

Вот о чем на самом деле говорится в вышеприведенном фрагменте. В нем идет речь об алчности.

Смиту

было прекрасно известно, что христианские моралисты осуждали алчность. Они считали, что бедность является непременным условием праведного поведения. Так, знаменитый фрагмент из десятой главы Евангелия от Марка гласит:

23. И, посмотрев вокруг, Иисус говорит ученикам Своим: как трудно имеющим богатство войти в Царствие Божие! 24. Ученики ужаснулись от слов Его. Но Иисус опять говорит им в ответ: дети! как трудно надеющимся на богатство войти в Царствие Божие! 25. Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божие. 26. Они же чрезвычайно изумлялись и говорили между собою: кто же может спастись? 27. Иисус, воззрев на них, говорит: человекам это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу.

Обратите внимание на высокий уровень требований. Апостолы должны были отдать все. Все. В пятой главе «Деяний святых апостолов», пятой книги Нового Завета, Св. Лука (если только, как полагают многие, он являлся автором «Деяний») поведал историю Анании и Сапфиры. В этой истории решительно осуждалась алчность. Анания и Сапфира были членами новой христианской общины, и их принудили продать все, что у них было, и отдать вырученное на нужды общины. Анания и Сапфира продали свое имущество, но утаили часть вырученных за него денег и за это пали бездыханными. Св. Петр сказал, что смерть поразила их за то, что они обманули Господа.

Смит также полагал, что алчность – это зло, но он считал, что алчность можно обуздать естественным путем, и тогда она не будет причинять вред обществу. Он и все его читатели-современники знали, что в отличие от Евангелия многие древние языческие философы-моралисты, также осуждая алчность, полагали при этом, что богатство является обязательным состоянием для совершения доброго дела или его предварительным условием. Эти древние философы считали, что человек не мог поступать правильно, если он был рабом, бедняком или бездомным. По мнению этих философов, храбрыми, великодушными или щедрыми могли быть только свободные люди, а для того, чтобы демонстрировать эти качества, свободным людям необходимо было иметь хоть какой-то достаток. Поскольку древние философы-моралисты полагали, что состоятельный человек зачастую приносит пользу обществу, современные Смиту читатели могли решить, что все это говорилось в защиту богатства, а не жадности. Английский поэт-католик Хилэр

Беллок (1870–1953) выразил эту точку зрения в следующих поэтических строках:

Лорд Финчли починить проводку сам решил —Собственноручно – но… его убило током.Свою судьбу, мой друг, он сам и заслужил…Уж коль ты наделён таким богатством был,Дай мастеру за труд – чтоб жизнь не вышла боком[Belloc Hilaire. Selected Cautionary Verses. Penguin Books, 1964].

Сравните это стихотворение Беллока с точкой зрения Аристотеля (483 до н. э. – 322 до н. э.). Аристотель был крупнейшим философом-моралистом; учеником возможно самого знаменитого из античных философов – Платона (ок. 428–348 до н. э.); наставником Александра Македонского (356 до н. э. – 323 до н. э.). Александр осыпал Аристотеля милостями и множеством

великолепных даров. Аристотель полагал, что щедрость является надлежащим фактором сдерживания алчности. Таким образом, в случае состоятельных людей щедрость являлась причиной благих поступков. Если в частной жизни обычного человека умеренность была признаком хорошего вкуса, то она не подобала ни правителям, ни очень состоятельным лицам. Они должны были проявлять либерализм и щедрость, распоряжаясь своим богатством и принося пользу обществу деяниями, направленными на общее благо. Им следовало возводить здания и выделять средства на празднование религиозных праздников и проведение спортивных соревнований. А в военные времена они также должны были лично служить государству. Им не требовалось проявлять умеренность, напротив, они должны были поражать. Своим великолепием богатые демонстрировали и мужество, и справедливость. Они были либеральны; они были щедры; они совершали добрые дела.

Помимо христианской морали и античной языческой морали, Смиту и современным ему читателям была знакома третья, печально известная точка зрения Томаса Гоббса (1588–1679), выраженная им в рассуждениях по поводу эгоизма. В своей книге «Левиафан» (1651) Гоббс утверждал, что единственным перенесенным в цивилизованное общество природным стимулом к действию для мужчин и женщин является потребность самосохранения; следовательно, государство должно распоряжаться собственностью своих граждан по справедливости, сдерживая их эгоистические побуждения подобные алчности.

Бернард Мандевиль (1670–1733) также оказал влияние на Смита. Подобно Гоббсу, Мандевиль сомневался в том, что добровольная щедрость является достаточным противоядием от эгоизма, и выразил свои сомнения в «Басне о пчелах» (1714). При этом он указывал, что личные пороки, такие как алчность, приносят пользу обществу, потому что алчность, например, стимулировала развитие промышленности и торговли так, как этого не смогли сделать ни добродетель, ни бережливость. Многие современники Смита полагали, что Гоббс был безбожником, а рассуждения Мандевиля вызывали у них глубокое возмущение.

Мандевиль расходился с Гоббсом, объявляя алчность полезной, а Смит соглашался с Мандевилем. Люди могут совершать эгоистические поступки – потакая своим порокам и не думая об остальных, – но при этом, утверждал Мандевиль, они непреднамеренно содействуют укреплению общества. Давайте вспомним, что и Беллок, и Аристотель, напротив, утверждали, что благосостояние определяется добровольной щедростью богатых, что богатые добровольно приносят пользу бедным. Давайте вспомним, что Гоббс хотел, чтобы мужчины и женщины обуздали свой эгоизм, но не думал, что они способны сделать это по собственной воле, ввиду чего их к этому обязаны принуждать правитель или государство.

Смит стремился избежать дурной репутации, подобной той, которая закрепилась за Гоббсом или Мандевилем. Новаторство Смита было двояким. Во-первых, он выступил как продолжатель античной апологии богатства и распространил ее на алчность. Мы сравнивали Смита с Аристотелем или с Беллоком. Все трое утверждали, что алчность – это порок. Просто Смит первым добавил, что алчность не препятствует использованию богатства на благо общества. Во-вторых, подобно Мандевилю, он так же оценивал приносимую алчностью пользу как непреднамеренную.

Попробуем поместить фрагмент Смита о «невидимой руке» в контекст той главы, из которой он взят. Уточним, что в этой главе его доводы в целом заключены в форму силлогизма. Силлогизм – это риторический прием. Он состоит из трех частей: большой посылки, меньшей посылки и заключения. Силлогизм призван оказывать убеждающее воздействие, а главный довод вкладывается в его первую часть, большую посылку. Если вы изначально не отвергаете эту посылку, то вы соглашаетесь и с заключением. Можно привести такие распространенные примеры силлогизмов: