Адель
Шрифт:
Воспользовавшийся сполна,
Любовью сжег меня дотла.
Сжег одиночество и грусть,
И их теперь я не боюсь.
Испепелил во мне тревогу,
Открыл собою мир, свободу.
И как я благодарна Богу,
Что ты нашел ко мне дорогу.
Ах, знал бы ты какое счастье,
К которому лишь ты причастен:
Томиться
Зажечь для тебя эти свечи.
Как суетливо в гардеробе
Платья свои перебирать.
Храня волнение в утробе,
Красивой пред тобой предстать.
Признаться я тебе спешу:
Люблю тебя, тобой дышу.
И доказательством тому
В глазах твоих безропотно тону.
Возможно, я еще юна
И не могу судить сполна
О столь высоких чувствах,
Им характерных буйствах.
Но все ж, прошу, будь милосерден –
Прими всю искренность мою.
Я знаю: в этом ты усерден,
Из рук твоих я счастье пью…»
VII.
В гостиной воцарилась тишина,
Она все так же у окна.
Беснуется московская метель,
Коснулся плеч ее тихонько Радамель:
«И я давно в твоем плену,
Что в снах своих, что наяву.
С собой ты принесла весну,
Твои я чувства не верну.
Отныне их себе оставлю
Лелеять нежностью своей.
Я их величием прославлю
Коль обещаешь быть моей.
Лукавить я в речах не стану:
Не красотою ты важна.
Я повторять не перестану:
Мне преданность твоя нужна.
Ценна мне в женщине покорность –
Природное их ремесло.
И коль изъявишь ты готовность
Дарить мне это естество,
Ревнителем я верным стану
Покоя и блаженства твоего.
В тебе весь без остатка кану,
Не требуя иного ничего».
Она к нему вмиг обернулась,
Окинув изумрудным взглядом.
К груди его щекой уткнулась,
Не совладавши с тем, что рядом,
С
Любви дурмана острие.
С тем, что нещадно, непокорно
Лишает разума упорно.
–Я легкомысленною показаться
Боюсь, должна тебе признаться.
Знай, дома этого порог
Переступить никто не мог.
В свой мир я прежде не впускала
Сторонних, чуждых мне мужчин.
Из всех, что в жизни я встречала,
Стал люб и дорог ты один.
Душа и тело девственны мои,
Я их хранила для любви.
Не растерявши понапрасну
Смогла сберечь тепло и ласку…
–Взгляни в глаза мои, прошу.
Всю твою ценность, чистоту,
И эту плоть, и красоту
Терпением я заслужу.
Хочу, чтоб на тебе фата
Венцом невинности лежала.
Чтоб страсти тленной суета
Тому никак не помешала.
Желаю я владеть тобой
Не как знакомой, как женой.
И тела твоего касаться
До той поры хочу бояться.
–Но обнимать тебя мне можно?–
Улыбчиво произнесла Адель.
–И даже целовать. Но осторожно,
Как будто я –твоя свирель.
Чтоб твои губы понимали:
Нежнее нужно быть со мной.
Глаза твои при этом вопрошали:
«Будь милостив ко мне, о мой,
Оплот морали и герой!»
–Ну все, ну хватит, Радамель!–
Она, смеясь, к нему прижалась.
–Люблю тебя за это неужель…
С тобой всегда я улыбалась.
–Самоирония не повод
Оставить без присмотра голод.
А посему пойдем отсюда
Вкушать твоих стараний блюда.
Был сытным и уютным вечер,
Признавшихся в любви друг к другу.
Усилился московский ветер,
Сменив метель на злую вьюгу.
Уехал друг наш на такси
Не дожидаясь десяти.
Адель под звуки Дебюсси
Осталась чистоту блюсти.