Шрифт:
Олег АВРАМЕНКО
АДЕПТ ИСТОЧНИКА
Моему брату Валентину
за поддержку и понимание.
1
Первым признаком установления контакта явилась бы мелкая рябь на поверхности зеркала, затем оно помутнело бы и перестало отражать находящиеся перед ним предметы. Я употребил сослагательное наклонение, потому что на самом деле ничего подобного не происходило. Зеркало оставалось зеркалом, и я видел в нем только свою кислую физиономию и больше ничего. Я был очень встревожен, меня начинали терзать дурные предчувствия, а под ложечкой неприятно засосало.
Впрочем, это еще ничего не значило. Диана
После некоторых колебаний, вызванных щемящим чувством неладного, я вновь сосредоточился на Самоцвете, призывая следующего абонента. На сей раз я не встретил сколь-нибудь значительного сопротивления, и почти мгновенно отражающая поверхность зеркала покрылась мелкой рябью. Мое лицо и видимые прежде предметы обстановки комнаты исчезли, как бы растворившись в густом тумане. Теперь зеркало стало похожим на матовое стекло. С замиранием сердца я понял, что мое последнее предположение оказалось неверным - прямой контакт между Экватором и Срединными мирами, хотя труден, в принципе возможен.
ДИАНА, ГДЕ ТЫ? ЧТО С ТОБОЙ?..
– Кто?
– послышался недовольный вопрос.
При зеркальной связи источником звука была сама отражающая поверхность, меняющая не только свои оптические, но и акустические свойства. Создавалось такое впечатление, будто твой собеседник находится по ту сторону зеркала. Имея общую природу с так называемой оперативной связью, осуществляемой непосредственно через Самоцвет, зеркальная связь гораздо удобнее в обращении, более устойчива и обладает большей проникающей способностью между мирами, а использование дополнительного промежуточного агента в виде зеркала (либо его заменителя) устанавливает определенную дистанцию между собеседниками, что избавляет их от необходимости в процессе разговора постоянно следить за собой во избежание непроизвольного всплеска эмоций и обмена не предназначенными друг другу мыслями. Вот и сейчас я уловил недовольство по ту сторону зеркала только в голосе моей собеседницы при полном отсутствии характерного для оперативной связи эмоционального давления.
Я ответил:
– Мама, это я, Артур.
– Артур!
– раздалось изумленное восклицание из тумана; в зеркале по-прежнему не было видно ни зги.
– Боже мой! Артур, сынок!.. Ты?..
Послышалась суматошная возня, сопровождаемая шуршанием шелка, как я догадался, постельного белья, звук быстрых шагов босиком по ковру, затем туман расступился, и я увидел мою мать - такую же юную и прекрасную, как в былые времена, в наспех запахнутом халате, со всклоченными волосами и заспанным лицом. Очертания комнаты за ее спиной расплывались, и я не мог определить, где она находится
– Артур, ты жив?
– радостно произнесла Юнона, протягивая ко мне руки. Наверно, ей очень хотелось прикоснуться ко мне, погладить меня по щеке, потрепать мои волосы, убедиться, что я не призрак, что я во плоти... Ее пальцы натолкнулись на стекло по ту сторону зеркала.
– Артур, малыш... Какое счастье! Ведь я думала...
– Голос ее сорвался, на глазах выступили слезы.
– Я думала, что потеряла тебя... что больше никогда тебя не увижу...
Сейчас она заплачет, подумал я, и сам готовый разреветься как малое дитя. Я целую вечность не видел мою маму - а ведь я любил ее больше всех на свете... после Дианы, конечно... и Дейрдры...
– Меня долго не было?
– совладав с собой, спросил я.
– Почти двадцать семь лет, - всхлипывая, ответила Юнона.
– По стандартному времени, разумеется... Где ты пропадал, сынок? Я места себе не находила, я... С тобой все в порядке?
– Да, - растроганно ответил я.
– Как видишь, жив-здоров, цел и невредим.
Некоторое время мы молча смотрели друг на друга и счастливо улыбались. По нашим щекам катились слезы.
– Ты разодет как шотландский барон, - наконец отозвалась Юнона.
– Там, где я был, так принято, - ответил я.
– А где ты был? Ты нашел Истоки?
Ага! Это уже вопрос по существу. С сантиментами покончено, теперь к делу.
– А разве другие их не искали?
– спросил я, уклоняясь от ответа.
– Искали, но не нашли. Никто из последовавших за тобой до сих пор не вернулся.
– Юнона погладила стекло на уровне моего лица.
– Сыночек, милый, почему тебя так долго не было? Если бы ты знал, как я горевала... Ведь тебя уже похоронили; решили, что ты погиб вместе с остальными.
– Мне повезло, - сказал я.
– Мне посчастливилось уцелеть.
Юнона пододвинула к себе стул, возникший из тумана за ее спиной, и присела, не сводя с меня нежного, умиленного и немного укоризненного взгляда.
– Артур, малыш, почему ты не дал знать о себе раньше? Я вся извелась, ожидая от тебя весточки.
– Я не мог, мама. Я не помнил, кто я такой. У меня начисто отшибло память.
– Ах!
– сказала Юнона, прижав руки к груди.
– Только недавно я вспомнил о себе, - продолжал я.
– И вот сразу же связался с тобой.
Юнона всхлипнула.
– Ты всегда был хорошим сыном, Артур. Самым лучшим, самым... самым...
– Я тоже люблю тебя, мама, - сказал я.
– Очень люблю.
Юнона тихо заплакала, и я умолк, давая ей отвести душу.
Впрочем, умолк я не только поэтому. С некоторым опозданием до меня дошло то, что было очевидно с самого начала нашего разговора. Судя по словам матери (двадцать лет с небольшим к двадцати семи), коэффициент замедления в мире, где я жил, был приблизительно равен 1,35 Основного Потока. Едва уловимые искажения в голосе Юноны свидетельствовали о малой разнице коэффициентов, самое большее в одну десятую, тогда как для Царства Света этот коэффициент составляет 0,92, то есть имело бы место не замедление времени, а его ускорение. В связи с этим у меня зародились кое-какие смутные подозрения, и я тревожно взглянул на мать, которая уже немного успокоилась и взяла себя в руки.