Адептус Астартес: Омнибус. Том I
Шрифт:
Дверь открылась, звук тяжелого засова, сдвинувшегося в сторону, стал приятным облегчением после хриплого, изобилующего согласными говора этих людей.
Аполлус почувствовал знакомый запах переработанного воздуха, когда дверь открылась. Камера находилась под землей; системы вентиляции прогоняли воздух через весь коридор. Он сосредоточился на воздухе, когда тот коснулся его кожи, и решил, что ближайшая вентиляционная шахта была в десяти шагах от камеры. Дверь загремела, закрывшись вновь. Она была толстой, но Аполлус был более чем уверен, что с достаточным разбегом он сможет ее повалить.
— Приветствую,
Голос говорящего вернул внимание Аполлуса обратно в комнату. Человек вонял серой и старой кровью.
Аполлус открыл глаза, но продолжал молчать. Это была его обязанность как капеллана — выслушивать грехи своих братьев и вычленять ложь, прежде чем она даже попробует появиться на их языках. Он слушал признания от лучших из людей, обладавших властью и великой силой. Он прислушивался к сорванным голосам людей ужасных, чьи махинации могли привести к гибели цивилизаций, во время их пыток в камере допросов.
Его гость не принадлежал ни к тем, ни к другим.
— Ты хранишь тайны, капеллан, — на этот раз заговорил второй посетитель. Его голос был более глубоким, чем у первого, речь давалась ему с трудом, как будто он с трудом издавал звуки. Он наклонился, когда заговорил, держа в руках длинное лезвие так, чтобы Аполлус мог видеть засохшую кровь на зазубринах, — тайны, которые наш владыка желает узнать.
Этот человек носил лиловые одежды Братства, хотя на нем не было маски. Вместо этого кожа его лица были окрашена в черный цвет нефти. Блестящие линзы из стекла находились там, где должны были быть глаза, сверкая даже в плохо освещенной камере.
”Брат-Истязатель”.
Аполлус узнал своего гостя по многочисленным отчетам, которые он изучал. Мастера допросов Братства были печально известны по всему театру военных действий Кхандакс. Рассказы об их злодеяниях распространялись от окопа к окопу, приглушенным шепотом, что полз вдоль траншей. Звание врага ”Брат-Истязатель” стало синонимом ужаса. Офицеры в плащах из комиссариата использовали эти истории по-своему. Они держали солдат Имперской Гвардии в страхе и тревоге. Бдительность на дозорной линии была абсолютной. Попасть к ним в плен означало судьбу куда худшую, чем простая смерть.
Аполлус плюнул в лицо истязателю.
Человек упал с криком, царапая свое сожженное кислотой лицо. Его компаньон встал над ним на колени, но ничего не сделал, чтобы облегчить мучения, просто склонил голову и глядел, как кислота разъедала глаза.
— Твоя сила больше тебе не послужит, — сказал, наконец, истязатель, поднимая упавший клинок и нанося удар в бок капеллана, — долго она не продержится.
Боль была невыносимой, но Аполлус молчал.
Это было последней из его проблем. Боль — временное явления оканчивающееся отпущением грехов или смертью; небольшое повреждение его плоти и не более того. Но то, что боль вызвала в нем — гнев, жажда крови — это был кошмар. Они загремели в его жилах, угрожая утопить его тело в потоке ярости. Он не позволит себе поддаться проклятию; такая судьба не будет иметь конца.
Аполлус отгородил свой разум от боли. Он представил Высшую Базилику на Кретации, мире-крепости ордена. Десятки тысяч свечей горели вдоль каменного края прохода
Капеллан ушел в себя, в воспоминания, одновременно наблюдая, как истязатель разрушал его плоть.
— Он молчит, владыка. Он не будет говорить, — истязатель поклонился, когда вошел в палату, не отрывая взгляда от изгибов черной брони на ноге его повелителя.
Абаси Аман в полном боевом доспехе сидел на огромном троне, вырубленном из богатого рудой камня пещеры вокруг него. Он сидел неподвижно, как краденая скульптура из великих залов монархов.
— Ничего!? — голос Абаси Амана прогрохотал по всей пещере. Металлический резонанс динамиков его шлема зазвучал машинными нотками в закрытом пространстве.
— Он не кричит, мой господин.
— Значит, ты подвел меня, — сказал Аман, встав.
— Нет, нет. Возможно…, - истязатель начал запинаться, его рот пересох от страха смерти, — может быть, он ничего не знает.
Аман рванулся вперед, в мгновение ока пересек палату, как черное размытое пятно и поднял в мучителя за шею. Истязатель захрипел, его руки тщетно вцепились в латную перчатку Амана
— Он скрывает что-то, — одним движением запястья, Аман сломал шею истязателя, — я почувствовал это на поле боя, он скрывает что-то от нас, — Аман продолжал говорить с вялым трупом в руках, — я раскрою его тайны.
Аман приблизил труп к себе и прошептал.
— Они будут моими.
Боль. Аполлус проснулся, ожидая резкого поцелуя лезвия или жестокого внимания нейронных цепей. Но не было ни того, ни другого. Одинокая фигура стояла перед ним, скрытая в тени. Ломаный свет от горелки, казалось, избегал силуэта, мерцая по краям, но не освещая его.
Аполлус оскалился. Ему не нужно видеть своего врага, чтобы узнать его. Он слышал, как два сердца стучали, как неукротимый двигатель в груди. Тень перед ним — Адептус Астартес, величайших среди предателей, истинных пешек архиврага. Космодесантник Хаоса.
Кровь прилила к мышцам Аполлуса, когда он начал сопротивляться оковам. Запертая в его генетическом коде ненависть велела ему растерзать фигуру на части, чтобы он упал замертво. Он подавил рык. Было что-то еще, что-то вцепившееся в его разум, как роющиеся грызуны. Он чувствовал запах. За резко пахнущими жирными маслами, которыми десантник-предатель смазывал свои доспехи, ощущалось развращающее зловоние варпа
— Псайкер, — зарычал Аполлус.
— Ты наблюдателен для марионетки ложного бога, — десантник Хаоса шагнул вперед, отбросив тень с таким же усилием, как человек снимает капюшон, — пока ты взывал к крови, к вашему отцу-калеке за силой, я принял силу Великого Изменителя, — предатель размял руки, — его безграничное величие течет в моей крови.