Адепты. Эзотерическая традиция Востока
Шрифт:
Мэн-цзы, видимо, полагал, что влияние Конфуция распространится на пять поколений и что он, живя именно в этот период, находится в выигрышном положении, потому что может учиться у мастеров, непосредственно через которых передавались конфуцианские учения. Поэтому он говорит: «Хотя сам я и не мог быть учеником Конфуция, я старался совершенствовать свой характер и знания с помощью тех, кто ими были».
Несмотря на то что слава Конфуция в общем затмила доктрину Мэн-цзы, нельзя сказать, что Мэн-цзы был всего лишь толкователем конфуцианства. Он и сам по себе был выдающимся философом.
Первым учебником каждого китайского школьника является «Канон из трех священных писаний», открывающийся утверждением: «Человеческая природа изначально добра». В его основе лежит философия Мэн-цзы. Он был странным оптимистом, ибо заявлял, что нет ничего хорошего, чего человек не может сделать, только он этого не делает. Его самое знаменитое высказывание гласит: «Великий человек — это тот, кто не теряет сердца ребенка».
После проникновения буддизма в Китай, произошедшего примерно в 67 г. н. э. во время правления императора Мин-ди, индийская философия начала оказывать влияние на формирование китайской религиозной мысли. Уже прочно укоренились даосизм и конфуцианство, причем первый делал упор на поклонение духам, а второе — на почитание предков. Поэтому у системы мышления, концентрировавшейся вокруг индивидуума, его личных проблем и потребностей, было вполне достаточно оснований понравиться новообращенным и привлечь их.
Некоторое время буддизм оставался в стороне как чужеземная доктрина. Однако мало-помалу он впитался в китайский образ жизни, обогатив местную веру и приобретя, в свою очередь, ярко выраженный китайский характер. При таком алхимическом смешении очевидно противоречивых верований менее всего пострадало конфуцианство, вероятно, благодаря тому интеллектуальному уровню, на котором процветало.
Ранние китайские драмы и театральные постановки на религиозные темы определенно указывают на глубокую внутреннюю связь, возникшую между даосизмом и буддизмом. В даосизме излюбленным сюжетом драматических произведений была посмертная судьба человеческих душ. В течение многих столетий Храм Вселенной в Пекине славился своими сложными скульптурными композициями, каждая из которых изображает несчастья и наказания, которым непременно подвергнутся злодеи после смерти. Каждая группа фигур олицетворяла конкретную форму наказания, а в результате получалась страшная панорама мучений и пыток. Между прочим, во внутреннем дворе храма имели обыкновение собираться прокаженные, что отнюдь не смягчало обстановку.
В цикле буддийских религиозных пьес трактовался главным образом закон повторного рождения. В них были включены и наказания, но всегда с оптимистическим намеком на то, что человек непременно достигает освобождения благодаря собственной добродетели или заступничеству бодхисаттв [255] школы махаяны [256] , возникшей на основе популярной буддийской метафизики. Цикл перевоплощений с его двенадцатью ниданами [257] , или состояниями повторного воплощения, традиционно представляется в тоскливой и причудливой манере.
255
Бодхисаттва(санскр., букв, существо, стремящееся к просветлению) — в буддийской мифологии человек (или какое-либо другое существо), который принял решение стать буддой.
256
Махаяна(санскр., букв, большая колесница) наряду с хинаяной (малой колесницей) — одно из двух основных направлений буддизма. Так как махаяна признает доступность пути бодхисаттвы для всех, ее называют бодхисаттваяной.
257
Ниданы(санскр., цепь, связь) — этот термин обозначает процесс перерождения живых существ, состоящий из двенадцати ступеней, каждая из которых должна быть преодолена стремящимся к освобождению от повторяющихся перерождений.
Эта концепция насквозь пропитана атмосферой утешения. Каждый наказывается для его же блага и для того, чтобы его будущее поведение принесло соответствующие воздаяния и счастливые дары. Буддизм в целом придает особое значение развитию и раскрытию. Конечной целью жизненного пути с его периодическими повторными рождениями является просвещение и освобождение. Будды-хранители в своих позолоченных масках и мягкие учителя с бритыми головами всегда присутствуют подобно добрым родителям. Они внушают необходимость терпеливого признания кармы и воодушевляют страдальцев на подготовку к будущему покою и беззаботности. Милосердная Гуаньинь [258] вступается за тех, кто страдает, а просвещенный Майтрейя ждет всех преодолевших свои слабости и недостатки, чтобы принять их в царство блаженных. Рассказы, легенды и темы, естественно, включают жизнеописания добродетельных людей и подчеркивают замечательные качества, которые они проявляли и за которые получили соответствующее вознаграждение.
258
Гуаньинь— китайский перевод санскритского имени Авалокитешвара. В китайском, корейском и японском пантеонах — богиня, внимающая призывам людей, спасающая их от всевозможных бедствий, подательница
Что же касается китайцев, то у них, подвластных строгим традиционным формам, все наказания и вознаграждения после смерти регулируются жестким сводом законов. Во всех чистилищах имеются облеченные надлежащей властью суды под председательством судей и законоведов. Все свидетельства тщательно взвешиваются, и никаких судебных ошибок быть не может. Есть еще и правоведы, наблюдающие за применением вознаграждения и наказания. Все абсолютно правильно, но это никоим образом не смягчает господствующий кодекс.
В даосских пьесах особое значение придается справедливости, абсолютной и окончательной, тогда как буддийское представление мистерий делает акцент на милосердии, безотлагательном и доступном.
Таким образом, китайцы живут в мире, в котором справедливость и милосердие параллельны друг другу, но не всегда пересекаются. Напрашивается неизбежный вывод о том, что при такой системе действительные взгляды Конфуция должны были бы привлекать тех интеллектуалов, которые, считая себя свободными от всяческих предрассудков, предпочитали придерживаться официальной системы этики и вести себя соответственно.
Говорят, что прибывшие в Китай первые буддийские монахи вначале строили свои храмы в строгом соответствии с китайской архитектурой и сменили индусские рясы на китайские одежды. Отец Фавье в своем детально разработанном труде «Пекин» отводит значительное место учреждению христианских миссий в Китае. Опять же, примечательно, что первые миссии возводились по образцу местных зданий и миссионеры — священники и святые отцы — носили принятое у китайских ученых и мандаринов платье. На более раннем этапе распространения буддизма китайский образ жизни и обычаи мощно наступали на ввезенную доктрину, и на всех последующих этапах она претерпевала постепенные видоизменения.
Исторический Будда сохранил свою индийскую индивидуальность, но так никогда и не добился заметного расположения народа. Его признавали как основателя системы, но многие поколения новообращенных отдавали явное предпочтение двум бодхисаттвам — Авалокитешваре и Майтрейе. В свое время циклы китайских легенд настолько основательно трансформировали этих бодхисаттв, что теперь они кажутся почти совсем китайскими.
Авалокитешвара, главный министр в раю Амитабхи, в самых ранних буддийских писаниях прямо не упоминается. Некоторые полагают, что изначально он был божеством Солнца в центральной Азии. В системе махаяны он представляет собой эманацию, или расширение сил, Будды Амитабхи. Долгое время его считали персонификацией атрибутов милосердия. Постепенно этот бодхисаттва присоединил индусские атрибуты Брахмы и Ишвары [259] и стал символом духовного тела вселенной. Число его глаз и рук бесконечно увеличивалось, и он подарил миру формулу: «Ом мани падме хум», дарующую освобождение способным раскрыть ее истинный смысл и правильно интонировать ее [260] .
259
Ишвара(санскр., Владыка) — в ряде индуистских традиций все боги, включая величайших — Брахму, Вишну и Шиву, осознаются как формы Ишвары. В философии веданты Ишвара — активная манифестация пассивного Абсолюта.
260
См.: H. Dayal. «The Bodhisattva Doctrinein Buddhist Sanskrit Literature».
В ранних произведениях Авалокитешвара представлен как существо мужского пола или как андрогин, однако, попав в сферу китайского влияния, этот бодхисаттва утратил почти все свои индусские атрибуты. Он превратился в милосердную царицу небесную по имени Гуань-ши-инь — «Ту, что слышит, сознает и понимает мольбы всех смертных».
Э.Т.К. Вернер пишет: «Мария является вдохновляющим духом римско-католической церкви, а Гуаньинь — буддийской веры!» Полное превращение Авалокитешвары в Гуаньинь, похоже, завершилось уже в эпоху танской династии, но в соответствии с доктриной определенных школ имеются и некоторые исключения. В Китае Гуаньинь как богине милосердия, а точнее, бодхисаттве Сострадания поклоняются и обращаются к ней с просьбами повсюду, где укоренилось буддийское влияние. Эта милостивая владычица в качестве «прогоняющего страх Будды» проникает в сокровенную жизнь родителей и ребенка. Она защищает тех, кто отправляется в дальние края; она утешает умирающих и указывает душам усопших дорогу в Западный Рай Амитабхи. Она ассоциируется с материнством и изображается беременной или с новорожденным младенцем на руках. Ей приписываются многочисленные чудеса, а ее чудотворное заступничество качественно тождественно заступничеству Девы Марии. Даже в недавние годы книги, свидетельствующие о ее великодушной защите, были широко распространены среди китайцев [261] .
261
См.: Pi-Cheng Lee. «Kwan Yin’s Saving Power».