Адгезийская комедия
Шрифт:
– По-моему он там работает. Его там все бояться, без маски даже не подходят к магазину. Знаешь же больные люди…
– Не знаю.
– Они что втемяшат себе, так не отступятся. А ты говоришь – не понимает.
– Его наверное по какой-нибудь программе инвалидов взяли, – поморщился Сеня, он инвалидов не любил. Я тоже не любила, но после одного случая это не афишировала. А Смерча я всегда любила. Больные на голову – они как дети, мы с ним всегда друг друга понимали.
Мы свернули с большого круга на малый. Сеня знал город лучше меня, показывал, где какие хорошие магазины, рассказывал о зданиях. И мы с Сеней не останавливались, как другие, подальше от переходов.
–
– Это я-то неместная? Да я тут жила с детства, с раннего, лол.
– А ты заметила, Мальвина, что люди на переходах встают далеко от зебры, буквально в метрах пяти от дороги?
– Точняк, Арсентий! Заметила. Все так шугаются близко вставать. Смертельные ДТП что ли тут на зебрах?
– Да.
– То-то я смотрю
– Но погибший один. Прошлым летом странные наезды случались. Раз пять машины давили людей на переходах, что-то совершенно необъяснимое. И водители все как один, утверждали, что автомобиль был исправен, и они крепко держали руль, и не двигали его. И их словам есть подтверждение. Двое водителей из пяти говорили, что их как невидимая сила толкала на тротуар. Ты будешь снова смеяться, как тогда насчёт сглаза?
– Нет-нет, я слушаю, - я стала нервничать, вспомнила миражи по утрам, когда реальность за окном вроде как менялась, а дом получалось, что крутило как избушку на курьих ножках.
– Ну во. Произошло пять наездов, когда толпа, или маленькая толпа ждали у зебры своего зелёного. И человек погиб как раз в последнем пятом случае. И после этого наезды прекратились.
– Ну так, если стоять за три метра, всегда спокойно отскочить успеешь.
– Понимаешь, Мальвин. В таких наездах скорости небольшие, машины трогаются, все успевали разбежаться, в одном из эпизодов машина просто врезалась в дерево. Кстати, жена погибшего утверждала, что они были во всех пяти наездах среди пешеходов.
– Так значит за ними охотились. Секрет Полишинеля. И что ж они не боялись и продолжали ходить по переходам?
– Так в том-то и дело… Ей этот вопрос задавали. Ты вообще местный канал-то смотришь?
– У меня телевизора нет, лол.
– А телефон?
– Интернет тянет так себе, лол. У меня ж мобильный.
– А чего не проведёшь
– Сразу видно, что ты благополучный. Мне бы электрику сделать. А интернет – дело десятое, когда стены на кухне рыхлые. Не до всего сейчас.
– А-а. Бедняжка. Но с тренями-то не сравнить.
– Понятно, легче чем плыть. Но тут много своих минусов. Мазоли, мышцы сводит ночью от перегруза. Нагрузка-то неравномерная.
– Бедняжка. – Понятно, что Сеня не жалел меня абсолютно. Он и сам на даче вкалывал, у него отец зверь, заставляет и учиться, и читать, и плавать, и батрачить. Весь дом на Сене. Родители же работают. Его отпускали из дома только со мной, на лыжах, на коньках. Его родители хорошо ко мне относились, я считаюсь в бассейне серьёзной такой, авторитетной. Сеня просто отдыхал, когда мы в воскресение выбирались в лес или на каток. И сейчас он отдыхал. Ещё на веле прокатиться по вечерней почти-не-жаре прекрасный отдых, хотя я вел и не люблю. Бесит меня в тягунки мучиться. Получается, что многое зависит от вела, так же как в лыжах от техбригады – но это в спорте высших достижений. Чем мне нравится плавание - данные прежде всего, а не инвентарь и экипировка. Мой любимый пловец – Сальников. Я его вспоминала весь карантин почти каждый день. В него никто не верил, кроме жены. Его и в сборной-то не было, он тренировался сам. Возраст… Плавание – не лыжи с биатлоном, и не стрельба из луков и прочего оружия, и не этот ужасный кёрлинг, где жирные коровы на льду визжат как поросята. Сальников почти в обмороке доплывал полтораху. Он считает, что помогли трибуны. Он мало того, что стал олимпиоником, так ещё первый в истории выплыл из пятнадцати минут. Без всяких гидриков, замечу. С тех пор его рекорд не так чтобы намного и побит. Наши из сборной так и плывут за пятнаху с чем-то. Полторашка – просто смерть, только Алиса. Девчонка из нашей группы, маленькая, ноги колесом, плывёт – вообще не тонет, может её вытерпеть. Я давно зареклась плавать длинные. На бате (повторюсь) максимум двести. В бате сложно в смысле техники, без техники не проплыть и никакая воля не поможет. Я уж насколько техничная, но на поворотах теряю десятую стабильно, и не сделать ничего. В детстве не училась особенно, что там думала, это ж не сальто-кувырок, а переучиться невозможно лично мне, это что-то с мозгами не так.
– Как раз вчера повторяли тот сюжет. Жену спрашивали: что, мол, охотились за вашим мужем? Но она утверждала, что быть такого не могло, что просто совпадение. Муж был очень добрым и хорошим человеком. Очень мягким и душевным. Бизнесом не занимался, работал в Москве, виделись редко, хобби было, коллекционер чего-то там. И воскресная прогулка у них вроде ритуала.
– Так не надо было возвращаться в Веретенец, и тем более выходить гулять.
– Она говорила, что не придали значения. Да и не всегда они гуляли. Знаешь: воскресные дела, магазин, пивка прикупить… Убили, то есть задавили, недалеко от дома.
– А где?
– Не помню. Но все пять наездов на переходах в разных местах. И потом они не были уверены, что именно их хотят задавить.
– Ну извини. В пять передряг попасть. Да я б шарахалась, вообще бы по зебрам перестала ходить.
– Там вообще необычно. Они ещё и к переходу не подошли. Вроде бы, машина врезалась в столб, а столб уже на этого мужика рухнул.
– И не убеждай. Не раз, не два, а четыре раза попадать на переходе в одну и ту же заварушку, это какими идиотами надо быть?
– Согласен. Но может они выпивали.
– Жена похожа на алкашню?
– Вообще нет. Знаешь, у нас на дачах многие сейчас по вечерам выпивают.
– Скажи, что это твои мама с папой, не стесняйся.
– Ну да. Они тоже.
Я прекратила разговор. Папа и мама Арсентия – дебилы конченые. Я ещё поэтому с Сеней сразу стала общаться. Я переживала всю жизнь, что у меня папы нет. Но когда я увидела папу Сени – это просто такое… Я сразу подумала: хорошо, что у меня нет такого монстра в соседней комнате. Иногда лучше без пап, чем с разными больными на оба полушария, мозга, понятно, а не глобуса.
Мы ещё много болтали, прикалываясь, любовались зеленью, во всяком случае, я. Когда зелень не тыкается настырно в твои окна, она лично меня очень радует, напоминает пословицу «молодо-зелено». Меня поражали воспитанные водители Веретенца, которые и без всяких зебр, тормозили, заметив, что мы хотим перейти дорогу, наверное боялись, что их тоже невидимые силы куда-то не туда направят…
– Не то что в моём детстве, когда носились все как бешеные, - заметила я.
– Вот что делает испуг непознанного с водителем, - сказал Сеня.
– Ты мои мысли читаешь.
– Всё ещё не веришь в сверхъестественное?
– Я в сглаз не верю, ирод.
– Ты, смотрю, тут поумнела.
– Я не тут. Я там ещё поумнела, дома.
– Не надо было дома кантоваться в локдаун, надо было сразу сюда сваливать, ясно ж было, что надолго.
– И как я бы здесь жила?
– А как сейчас живёшь?
– Я ремонт делаю.
– Ну хор, твоё дело. Но Веретенец тебе явно пошёл на пользу.
– Где на пользу? Когда глаза все в крошке были?