Адмирал: Адмирал. Заморский вояж. Страна рухнувшего солнца
Шрифт:
Страха почему-то не было, а вот интерес к происходящему неожиданно присутствовал. Пока остальные бледнели, потели и вообще вели себя, как и положено нормальным людям, оказавшимся в центре мясорубки и неспособным предпринять что-либо осмысленное, Колесников, устроившись поудобнее, принялся наблюдать воздушный цирк. А посмотреть, кстати, было на что.
Пилоты «Кондора» отчаянно крутились, заставляя тяжелую машину выделывать совсем не положенные ей по статусу кульбиты. Британские летчики, в свою очередь, раз за разом заходили на цель, поливая ее огнем пулеметов. Однако самолет продолжал держаться, и крылья, на некоторых участках напоминающие изодранную кошкой скатерть, отваливаться пока не спешили. Сзади отчаянно огрызался из пулемета бортстрелок, не столько чтобы попасть, сколько пытаясь заставить истребители не приближаться и стрелять издали, а значит, менее точно. Надо сказать, у него получалось, хотя повреждения нарастали, а один раз пули, хлестнув по фюзеляжу, зацепили и тех, кто паниковал в салоне. Остро запахло кровью. Но главное, мечущийся и закладывающий глубокие виражи самолет медленно, но неуклонно терял высоту.
Потом кто-то из англичан сумел зацепить правый крайний двигатель «Кондора». Тот, к счастью, не загорелся, но моментально заглох, и Колесников, хоть и не пилотировал самолет, сразу почувствовал, что управлять им стало тяжелее. Британцы это тоже почувствовали, их атаки стали яростнее, и закономерно, что через пару минут им удалось поразить второй двигатель на этом же крыле. Тот сразу же вспыхнул, брызги кипящего масла окатили крыло, а некоторые долетели и до фюзеляжа, забрызгав иллюминатор. Колесников на миг даже отшатнулся, но быстро сообразил, что пожара не будет. Летчики успели перекрыть подачу топлива, а начавшее было разгораться пламя тут же сбило встречным напором воздуха, однако ситуация продолжала оставаться аховой.
Лишившись половины двигателей, самолет уже неспособен был маневрировать. Более того, он и в воздухе нормально держаться тоже не мог, все быстрее теряя высоту. Двигатели бешено выли, однако мощности все равно не хватало. Сейчас недавно могучая и красивая машина превратилась не более чем в легкую мишень, и британские пулеметы тут же прошлись по ней еще раз. В фюзеляже сразу же появилось множество дырок, кто-то заорал, а одна из пуль больно клюнула Колесникова в предплечье, однако эта атака внезапно оказалась последней. Колесников понял из-за чего почти сразу – вернулись немецкие истребители, и теперь в воздухе творилось черт-те что. А «Кондор» продолжал снижаться, и в воздухе все отчетливее пахло дымом.
Окончательно потеряв способность держаться в воздухе после отказа третьего двигателя, не выдержавшего перегрузки, самолет встретился с землей минут через пять. Пилоты боролись за жизнь до конца и, в конечном итоге, сделали многое. Они направили самолет прямо в мелководную речушку, и, воспользовавшись тем, что перед ними оказалось почти четверть километра прямого участка, смогли приводниться. Самолет опустившимся против всех правил хвостом распорол зеркальную гладь, и это смягчило удар. В результате, когда он с шумом плюхнулся, скорость была уже невелика. Промчавшись по реке, Кондор вылетел на песчаную косу, да там и замер. Языки пламени пока еще лениво, но все более уверенно лизали обшивку.
Из всех, кто находился в салоне, адмирал оказался единственным, кто остался в состоянии двигаться. Болела рука, но, судя по тому, что двигать он ею мог, ранение оказалось несерьезным. При посадке его сильно приложило, но это, опять же, было не смертельно. Остальные лежали кто где – последние атаки истребителя оказались крайне результативными. Только упитанный полковник хрипло стонал, ухитряясь все же зажимать дыру в груди, да ворочался в углу, пытаясь встать, какой-то хмырь в гражданском. Колесников не помнил, как его зовут.
Дверь заклинило, однако от двух мощных ударов ногой замок вылетел, и вся конструкция, на миг замерев, словно в раздумье, с отвратительным скрежетом вывалилась наружу. Колесников повернулся, чтобы вытащить раненого, но тут его едва не сбил с ног тот, гражданский. Видать, оклемался, а теперь в панике искал выход. Получив локтем и без того в отбитую грудь, адмирал едва не задохнулся от боли, но сумел не только устоять, но и не заорать вслед выпрыгнувшему из самолета придурку все, что думает по его поводу. Не хватало еще сейчас сбиться на русский матерный.
Полковника, мертвой хваткой зажимающего рану и упорно не теряющего сознание, он не только вытянул из самолета, но и, увязая в песке, оттащил от него метров на двадцать, после чего, шатаясь, вернулся. Наверное, зря, самолет мог вспыхнуть в любой момент, но бросать остальных казалось ему как-то не по-человечески. Проверил в салоне, но пассажиры были мертвы, английские пули буквально порубили их в фарш. Метнулся в хвост и обнаружил там висящего на ремнях стрелка. Живого и даже без видимых повреждений, но без сознания. И сразу же стало ясно, почему в последние минуты боя он не стрелял – ни одного патрона, истратил все, что было. Кое-как отцепил, поволок неожиданно тяжелого летуна через салон, оступаясь и пачкаясь в чужой крови, и буквально вытолкнул его наружу.
Холодная вода, в которую тот плюхнулся, моментально привела бортстрелка в чувство. Правда, шевелился он, как травленый страус, но это сейчас было неважно. Дверь в кабину пилотов оказалась не заперта, и адмирал уже волок оттуда командира экипажа. Тот был жив, отделавшись лишь переломанными ногами, и яростно ругался – похоже, от шока не чувствовал боли. Бортстрелок хоть и с трудом, но сумел принять его и поволок к полковнику, а Колесников уже за шиворот тащил второго пилота. Тот хрипел, на губах пузырилась кровь, похоже, были сломаны ребра и повреждены легкие, но если доживет до госпиталя, есть шанс, что выживет. А больше в самолете никто не уцелел.
Успели они вовремя. «Кондор» до последнего сопротивлялся огню, но потом вспыхнул весь и сразу. Пыхнуло жаром, но они были уже достаточно далеко и перевязывали раненых. О собственной руке Колесников вспомнил уже под конец и, распоров рукав, понял, что ему повезло – пуля всего лишь рассекла кожу и слегка повредила мышцу. Сейчас, когда адреналиновый задор начал уходить, болело все это зверски, но реального вреда было немного. Шрам останется, и только. Неприятно – но совсем не смертельно.
Их нашли через полтора часа. Вылетел на высокий берег грузовик, набитый солдатами, и уже через минуту спасшихся окружили. Правда, кто перед ними, разобрались почти сразу, так что не обошлось без инцидентов. И все остались живы, даже полковник…
Вице-адмирал Марсель-Брюно Жансуль Колесникову не нравился. Бывает такое, когда тебя раздражает в человеке буквально все, от двойного имени до манеры держаться, причем такое отношение иррационально. Вроде бы ничего этот человек тебе лично не сделал. Ну, участвовал в охоте на «Адмирала Шпее», но там многие отметились. Да и вообще, война – она на то и война, и каждый делает в ней свою работу. Так что обижаться на врага глупо, его надо просто побеждать. Однако вот не нравился он Колесникову – хоть тресни. Может, дело было в том, что ему вообще не нравились французы?