Адмирал Эндрю Каннингхем
Шрифт:
Вернемся, однако, к «Скорпиону». Радость и удивление Каннингхэма в связи с его новым назначением вполне объяснимы. В январе 1911 г. он имел всего (!) 6 лет выслуги в звании лейтенанта, а всеми большими эсминцами командовали капитаны III ранга или старшие лейтенанты. Звание капитан-лейтенанта «с двумя с половиной лычками» в британском флоте ввели только в 1914 г. Согласно новому уставу, оно присваивалось в порядке очередности старшим лейтенантам с 8-летней (!) выслугой в предыдущем звании.
Служба на новом месте оказалась отнюдь не легкой, хотя причиной дополнительных осложнений являлся «субъективный фактор». Гарвичской флотилией в состав которой входил «Скорпион», командовал сэр Роберт Арбатнот, обосновавшийся на легком крейсере «Боадисия». Арбатнот прославился на весь флот как поборник строжайшей дисциплины, требовавший от своих
Эсминцы гарвичской флотилии по неделе проводили в море. Но после напряженных учений, длившихся 5–6 дней подряд, сэр Роберт мог тот или иной корабль своей флотилии в качестве наказания за небольшую провинность отправить в море и на выходные, лишив тем самым офицеров и команду законного отдыха и возможности увидеться с семьями. Во время похода или учений в открытом море сэр Роберт мог приказать просигналить, что командира такого-то эсминца он отдает под арест, а командование кораблем переходит к «первому» лейтенанту. От офицеров он требовал, чтобы они носили плотные белые рубашки с прилегающими жесткими манжетами и форменными галстуками, ширина которых составляла ровно 2 дюйма. По возвращении в базу после 4–5 дней, проведенных в море, матросам надлежало быть одетыми безупречно по форме. Специальные «морские ботинки» позволялось одевать только в тех случаях, когда волны уже перекатывались через палубу. Если командующий флотилией видел, что командир эсминца, возвращающегося из похода, одет не по форме, нарушитель тут же получал взыскание.
Стремление всем показать свою «крутость» в годы войны сослужило Роберту Арбатноту плохую службу. Будучи уже контр-адмиралом, во время Ютландского сражения он командовал эскадрой броненосных крейсеров. Его корабли «Дифенс» и «Уорриор» так азартно погнались за легкими силами противника, как будто кроме них и преследуемых на свете никого больше не существовало. Выпуская огромные клубы дыма, два старых крейсера, увлеченные погоней, пересекли курс эскадре Битти прямо под носом у «Лайона», заставив последний отвернуть во избежание столкновения. Они опомнились только когда обнаружили, что движутся прямо на колонну германских дредноутов и что их разделяют каких-нибудь 4,5 мили. Первый залп германских орудий обратил «Уорриор» в груду металлолома и взорвал «Дифенс», на глазах у двух флотов превратившийся в фонтан обломков, дыма и пламени. Разбитый остов «Уорриора» еще дрейфовал некоторое время, а затем погрузился под воду.
В полдень 11 января (это была суббота) Каннингхэм прибыл на «Скорпион», стоявший в Гарвиче, и принял командование у старшего лейтенанта Р.Дж. Стоуна. Остаток дня новый командир посвятил изучению многочисленных приказов и инструкций. На следующее утро, едва Каннингхэм начал свой воскресный обход, как получил приказ немедленно прибыть на борт «Боадисии». Командующий уже произвел обход флотилии на своем катере и обнаружил комок грязи на якоре правого борта «Скорпиона»! Именно по такому поводу состоялась первая встреча Каннингхэма с сэром Робертом. В тот день новому командиру «Скорпиона» удалось избежать разноса, поскольку он пояснил, что принял корабль только вчера. Надо сказать, что эта выходка Арбатнота не вызвала у Каннингхэма ни удивления ни возмущения. К тому времени он сам начал превращаться в «строгого поборника дисциплины» и воспоминания Каннингхэма о том эпизоде свидетельствуют в пользу нашего предположения вполне красноречиво: «Это было в первый и последний раз, когда я доставил ему (Арбатноту. — Д.Л.) беспокойство. Со временем я даже полюбил его и зауважал, а он многому научил меня по части дисциплины».
24 июня 1911 г. Каннингхэму довелось поучаствовать в еще одном (третьем за его карьеру) грандиозном военно-морском параде на рейде Спитхэда, на сей раз устроенном по поводу коронации Георга Y. Британский флот представляли 42 линейных корабля, новых и устаревших, 4 линейных крейсера, 30 броненосных крейсеров, 37 легких крейсеров, 8 крейсеров-скаутов, 15 канонерских лодок, 68 эсминцев, 12 миноносцев, 8 подводных лодок и 7 плавучих баз. В параде также участвовало изрядное количество иностранных военных кораблей. Одна только английская армада вытянулась почти на 47 км. Однако прежней спокойной уверенности, которая исходила от британской морской мощи на праздновании бриллиантового юбилея царствования королевы Виктории в 1897 г., теперь не ощущалось. Атмосфера была пропитана нервозностью и тревожным ожиданием. На политическом небосклоне Европы уже сгущались черные тучи, предвещавшие большую войну.
За парадом последовал период тяжелых учений в Гарвиче. На протяжении 4 недель подряд эсминцы выходили в море по понедельникам и оставались там до ночи четверга. По пятницам флотилия проводила учения в заливе. В перерывах грузились углем и пытались поддерживать корабль в чистоте. Погодные условия во внимание не принимались. Стоял ли густой туман или дул штормовой ветер, флотилия все равно выходила в море. Даже если из-за сильного волнения команды не могли проводить артиллерийские и торпедные стрельбы, эсминцы практиковались в плавании без огней, в буксировке друг друга и всех других эволюциях, которые Арбатнот считал полезными для экипажей. Об игре в гольф по вечерам, которая практиковалась во время службы на миноноске № 14, теперь не могло быть и речи. Гарвичскую флотилию не зря тогда прозвали «яхт-клуб Габбарда», по названию плавучего маяка «Габбард», который болтался далеко в Северном море и служил эсминцам Арбатнота местом рандеву по ночам.
Как раз в это время разразился второй Марокканский кризис. 1 июля 1911 г. германская канонерская лодка «Пантера» бросила якорь в гавани Агадира. Четыре дня спустя по этому поводу состоялось экстренное заседание британского кабинета министров: чего хочет Германия — только ли компенсаций в Марокко или войны с Францией? Проходит неделя, за ней — вторая, но официальный Берлин молчит, и в Уайтхолле складывается убеждение, что дело идет именно к пробе сил, намеренному вызову и запугиванию. 21 июля Дэвид Ллойд Джордж произносит в Мэншн-хаузе свою знаменитую речь, заявив что Британия готова отстаивать свои интересы любыми средствами. Публичные речи — опасное дипломатическое оружие. Выступление Ллойд Джорджа растиражировано в миллионах экземпляров французских и германских газет, что сделало в обеих странах компромисс недостижимым. Германия и страны Антанты подошли к последней черте, за которой следует только война.
В это время гарвичская флотилия стояла вместе с линейными силами Флота Метрополии в Кромарти. Неожиданно молнией пронесся слух, что Адмиралтейство выпустило из вида, в каком направлении движутся три флотилии германских эсминцев, незадолго перед тем обнаруженных в Северном море. Британские эсминцы тут же были отправлены в ночное патрулирование у входа в Морей Ферт. У командиров кораблей имелся строжайший приказ командующего флотом не провоцировать инцидент, но они также получили устную инструкцию командира флотилии, открывать огонь по любому кораблю, похожему на эсминец, если он будет двигаться без огней и попытается пройти через патрульную линию. По счастью, в ту ночь германские эсминцы у Морей Ферта не появились. Несколько дней спустя официальный Берлин продемонстрировал готовность умерить свои претензии в Марокко и инцидент был улажен дипломатическим путем.
За время службы на «Скорпионе» в составе Флота Метрополии с Каннингхэмом приключились два весьма неприятных эпизода, которые при иных обстоятельствах могли бы серьезно повредить его карьере.
Темной и ненастной ноябрьской ночью 1911 г. эсминцы Арбатнота возвращались через Ла-Манш из Портленда. Каннигхэм находился в штурманской рубке, когда на траверзе Дувра, при сильном попутном ветре, дувшем с юго-запада, неожиданно ощутил резкий поворот. Первое, что он увидел, выскочив на мостик, был двойной топсель, нависший прямо над его эсминцем. Все, что он успел сделать, это переложить руль и скомандовать в машинное отделение «полный ход». Трехмачтовый деревянный парусник «Финн» протаранил «Скорпиона» в правый борт между машинным и котельным отделениями. Последовал мощный толчок, а затем треск, с которым утлегар «Финна» сокрушил все, что имелось на палубе эсминца с правого борта, и повалил вторую трубу. В обшивке правого борта «Скорпиона» образовался почти двухметровый вертикальный разрыв вдоль шпангоута между машинным и котельным отделениями. Эсминец потерял ход и неуклюже перевалился на волнах. Вода, поступавшая в машинное отделение, дошла до фундамента трубы, но благодаря усиленной работе помп, больше не прибывала.