Адмирал Империи 33
Шрифт:
Поначалу все эти восторги и славословия воспринимались как курьезная блажь состарившегося монарха, впавшего в неуместное сюсюканье с позднорожденным дитятей. Однако очень скоро выяснилось, что придворные льстецы не так уж сильно погрешили против истины в своих панегириках. По многочисленным свидетельствам, Иван в самом деле от природы был невероятно смышленым и бойким не по годам ребенком. Он без труда схватывал любые науки и впитывал в себя знания и опыт буквально как губка.
Уже в три года мальчуган самостоятельно выучился грамоте по красочным голографическим азбукам. А к пяти освоил все четыре арифметических действия и принялся с увлечением постигать основы алгебры и тригонометрии. Его необычайно
При этом смекалка и любознательность царевича нисколько не уступали его чудесной памяти. Почтенные наставники, приставленные к августейшему семейству, только диву давались, видя как их малолетний подопечный раз за разом ставит их в тупик своими вопросами и умозаключениями. Особенно Ивана Константиновича влекли точные науки и всевозможные механизмы. Любимыми его забавами были конструкторы и трехмерные головоломки, из которых ребенок любил собирать всевозможные хитроумные устройства — от простеньких шагоходов до сложных манипуляторов и автоматических станков. Причем собирал исключительно по наитию, без всяких схем и чертежей.
Как-то раз маленький царевич в одиночку собрал действующую модель антигравитационного автомобиля на водородных топливных ячейках. Причем не по стандартному набору, а из подручных деталей, позаимствованных из других конструкторов. Вышло настолько складно и убедительно, что игрушка с ветерком промчалась через все анфилады дворца и лихо вылетела в окно веранды, по пути чуть не задавив нескольких придворных. Но Ивана, ясное дело, никто и не подумал бранить за это. Напротив, все как один расхваливали техническую сметку одаренного ребенка.
В общем, не приходилось сомневаться, что из царственного вундеркинда со временем действительно мог бы получиться выдающийся человек. Скажем, гениальный ученый или инженер, блестящий администратор, а то и прославленный космофлотоводец. Уж во всяком случае, не чета своему старшему брату Артемию, которого отец лишь в приступах мрачного юмора называл «достойным преемником». Впрочем, как бы ни был умен и талантлив Иван, как бы демонстративно ни выделял его из прочих царских отпрысков Константин Александрович, все эти якобы исключительные качества мальчика никак не меняли коренной сути дела — крошечный ребенок ни при каких обстоятельствах не мог взойти на престол, вопреки всем законам и обычаям Российской Империи.
Конечно, императору никто не мешал неофициально именовать сынишку своим наследником, умиляться его успехами, представлять его в этом качестве приближенным или иностранным послам. В конце концов, никому не возбранялось потакать невинным причудам обожающего папаши, пусть даже венценосного. Другое дело — попытка официально и публично ниспровергнуть фундаментальные устои российского престолонаследия и навязать стране малолетнего государя. Вот тут уж никакие ссылки на умственные дарования или предполагаемые таланты Ивана Константиновича в расчет не принимались.
Единственным исключением, разрешающим обойти традицию и законы, являлась последняя воля императора, закрепленная в завещании и после этого единогласно утвержденная Государственным Советом, а затем проголосованная Сенатом. Иного пути легитимно передать трон несовершеннолетнему ребенку, минуя законы Империи, просто не существовало. Да и то — чтобы завещание покойного монарха вступило в силу, его должны были одобрить как минимум две трети членов обеих палат российского парламента.
Государственный Совет состоял из высших сановников Российской Империи и являлся главным совещательным органом при императоре. Большинство министров, входивших в него, были главами, наследниками или хотя бы младшими представителями самых могущественных и богатейших аристократических семейств. Лишь считаным единицам «новых людей», подобных тому же Птолемею Граусу, удавалось в него пробиться. Да и то — лишь ценой неимоверных усилий и поистине выдающихся заслуг перед державой.
Причем проблема заключалась не только и не столько в спеси родовитых вельмож, свысока взиравших на безродных выскочек вроде первого министра. По большому счету, Государственный Совет как институт создавался прежде всего для защиты интересов потомственной аристократии — исконной опоры трона и хранительницы вековых устоев Империи. В этом качестве он являлся своеобразным противовесом Сенату, который, как минимум номинально, представлял широкие народные массы колонистов…
А еще первый министр прекрасно знал, что большинство из членов Совета, а также сенаторов Империи считали: после кончины императора необходимо выбрать нового монарха из числа наиболее достойных кандидатов, коими, как правило, становились прославленные адмиралы космофлота или самые влиятельные губернаторы звездных провинций. И уже после этого утвердить нового государя строго в соответствии с процедурой, закрепленной в основном законе державы — Конституции Российской Империи.
Причем никто из сильных мира сего в этих вопросах даже и не думал полагаться на волю случая или слепой жребий. За каждым претендентом на престол непременно стояла та или иная группировка власть имущих, уже заранее прикидывающая, как половчее использовать фигуру новоявленного императора в собственных интересах. Ведь ни для кого не являлось секретом, что любой самодержец, даже самый просвещенный и деятельный, не в силах в одиночку управлять необъятными просторами Галактической Империи в сто тридцать звездных систем.
Для этого ему требовалась поддержка и содействие множества других людей — министров, губернаторов, сенаторов и прочих облеченных властью сановников. А те, в свою очередь, вовсе не горели желанием оказывать царственной особе помощь на безвозмездной основе, движимые исключительно верноподданническими чувствами. Помилуйте, бескорыстие и альтруизм — это что-то из области сентиментальных романов для чувствительных барышень, не имеющее ничего общего с реальной жизнью.
В действительности же за каждую, даже малейшую услугу, оказанную трону расчетливыми царедворцами, те норовили получить соответствующее вознаграждение. Должности, почести, награды, денежное содержание из казны, доходные синекуры в виде генерал-губернаторств — вот что составляло истинный предмет вожделений и устремлений великосветских интриганов всех мастей. И лишь ловко манипулируя этими рычагами можно было обеспечить более-менее устойчивое функционирование неповоротливого и прожорливого, как деметрийский бегемот, государственного механизма Империи.
Именно поэтому в словах Птолемея о том, что нарушение традиции и Конституции в деле престолонаследия может спровоцировать серьезнейшие последствия, была суровая, неприкрашенная правда. Министр прекрасно отдавал себе отчет: появление на троне восьмилетнего мальчишки, за спиной которого не стоит сколь-нибудь серьезная политическая сила, способная обеспечить преемственность и легитимность его власти, неминуемо ввергнет Российскую Империю в пучину анархии и раздора.
Ведь стоит лишь кому-то одному, даже из числа малозначительных сановников, дерзнуть усомниться в правомочности юного императора и отказаться выполнять его указы — и хрупкое равновесие, державшееся лишь на тонкой ниточке формального «божественного права» монарха, тут же рухнет. Стоит заискрить одной-единственной шестеренке некогда отлаженного механизма — и пламя бунта тут же пожрет всю систему целиком.