Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Шрифт:
Но теперь, когда испытания прошли, можно было ознакомить с идеей зажигательных бомб и своего ближайшего помощника. Заняло это совсем немного времени – получаса, пока флот следовал от Килии к мысу Узуньяр, вполне хватило. Плансон слушал своего начальника внимательно и особого воодушевления по поводу свежеузнанной информации не испытывал.
– Позволю себе усомниться в большой полезности данного нового боеприпаса конкретно для флота. Вероятно, будет разумно переслать рецептуру и чертежи в Ставку. Думаю, что в сухопутных сражениях, и особенно при осадах крепостей, эти бомбы окажутся как нельзя кстати.
– Вот как раз этого мы делать не будем. В полевых боях необходимо массовое применение подобных «зажигалок», а у России для этого не имеется достаточного количества аэропланов. Пока. Но любая неразорвавшаяся бомба немедленно окажется в руках великолепных немецких химиков,
И в недрах бронированных махин снова натужно завыли механизмы, подающие снаряды и заряды к пушкам, снова тела комендоров и офицеров свело напряжением ожидания первого выстрела…
Над турецкими фортами уже, словно шершни, жужжали моторами летающие лодки с «Александра Первого», когда «Иоанн Златоуст» жахнул первым пристрелочным выстрелом. Еще несколько снарядов с него, и весь линейный флот, получив информацию о дистанции, загрохотал по вражеской позиции. Но продолжалось это недолго, от силы полчаса. Эбергард, видя пожары на фортах и получая подтверждения от летчиков о немалой эффективности огня, приказал оный прекратить и брать курс на Севастополь – главное было сделано…
До жути хотелось поднять на мачты «Евстафия» сигнал: «Спасибо, ребята! Идем домой!»… Нельзя! Не те времена, черт побери…
– Флоту взять курс на Севастополь! Передайте мое удовольствие всем кораблям, участвовавшим в операции.
Глава 26. Лабиринты и закоулки власти
Николай Николаевич привычно соскочил с лошади, придерживая ее поводьями, дождался, чтобы подбежавший солдат, исполняющий обязанности конюха, набросит попону. Дождавшись, потрепал лошадиную морду и, получив от того же солдата кусочек черного просоленного хлеба, скормил его с ладони. Но все эти обыденные и привычные действия он проделывал на автомате, думая совершенно о другом.
«Турция, и особенно Проливы с Константинополем… Эта заветная мечта многих русских патриотов сейчас мешала выполнению его, великого князя и Главнокомандующего Российской Императорской Армией, планов. Продуманных и почти утвержденных, но отправившихся в долгий ящик из-за невероятного стечения обстоятельств. Эти водоплавающие, те, кого иначе как «цусимские самотопы» в приличном обществе и не называли за глаза, конечно, ухитрились втянуть Россию в войну с Турцией. И пусть немецкие адмиралы и ссамовольничали, обстреляв наши порты, но была, наверняка была возможность как-то уладить дело миром. А наши самоуверенные мореманы взяли и утопили немецкий линейный крейсер и еще несколько судов. И захватили в плен самого адмирала. И теперь племянник требует взять Проливы, забывая, что главные враги Империи не там. Главные враги – австрийцы и германцы. Которых можно было добить в этом году, стоило только одолеть отроги Карпат и спуститься на Венгерскую равнину. Сейчас же придется копить резервы для ничего в общем раскладе не решающей операции, держать войска на Кавказском фронте. Войска и огнеприпасы, столь необходимые здесь, на главном фронте. А propos [13] , если резервы взять и сосредоточить за Юго-Западным фронтом? Может быть, к тому времени, когда погодные условия позволят заняться десантом, обстановка изменится или его августейший племянник переменит свое мнение. И можно будет начать столь тщательно спланированное победоносное наступление на Вену. А оттуда, сквозь «мягкое подбрюшье» Германской империи – на Силезию и Берлин. Лишь бы хватило запасов…»
13
Кстати (фр).
Великий князь Николай Николаевич поражал всех, впервые его видевших, прежде всего своей выдающейся внешностью, которая производила небывалое впечатление. Чрезвычайно высокого роста, стройный и гибкий, как стебель, с длинными конечностями и горделиво посаженной головой, он резко выделялся над окружавшей его толпой, как бы значительна она ни была. Тонкие, точно выгравированные, черты его лица, обрамленные небольшой седеющей бородкой клинышком, дополняли его характерную фигуру. Князь привычно пригнулся, чтобы не удариться о притолоку, на которой специально была наклеена белая бумажка. Высокий рост, позволявший ему смотреть
– Петр Иванович, – попросил он подошедшего дежурного офицера, – вызовите мне в кабинет генерала Данилова.
– Есть, ваше императорское Высочество! – Козырнув, дежурный офицер скрылся в караулке, а Николай Николаевич привычно прошел по коридору в рабочий кабинет, кланяясь всем встречным дверям.
Через четверть часа генерал-квартирмейстер Ставки, генерал от инфантерии Юрий Никифорович Данилов стоял в большом рабочем кабинете Главнокомандующего и внимательно смотрел на карту, стараясь проанализировать внезапно пришедшую в голову его начальника мысль. Честный, усидчивый, чрезвычайно трудолюбивый, он, однако, был лишен того «огонька», который знаменует печать особого божьего избрания. Это был весьма серьезный работник, но могущий быть полезным и, может быть, даже трудно заменимым на вторых ролях, где требуется собирание подготовленного материала, разработка уже готовой, данной идеи. Но вести огромную армию он не мог, идти за ним всей армии было небезопасно. Большое упрямство, большая, чем нужно, уверенность в себе при недостаточной общительности с людьми и неумение выбрать и использовать талантливых помощников дополняли уже отмеченные особенности характера этого генерала.
Но сейчас от Юрия Никифоровича не требовалось ни гениальности, ни даже особого напряжения ума. Действительно, в сложившейся ситуации план по созданию резервов для «десанта в Константинополь» напрашивался сам собой. Как и возможность их последующего использования для наступления на австрийцев.
– Великолепно, ваше императорское высочество. Мне такая хитрая задумка в голову прийти не смогла, – польстил одновременно и начальнику и себе генерал. – Заодно можно и министру шпильку подпустить. Потребовать под это дело увеличения снабжения огнеприпасами, особенно снарядами для артиллерии. Из войск уже нехорошие доклады идут, что снарядов не хватает, винтовок и патронов в обрез.
– Ничего, Суворов с одними штыками всю Швейцарию прошел, – отшутился Николай Николаевич, но тут же серьезно добавил: – Предоставьте мне к завтрашнему дню доклад на эту тему. Буду просить высочайшей аудиенции. – Он скупо улыбнулся, представив, как будет оправдываться перед племянником ненавидимый им Сухомлинов. «Снять бы его, но Никки отчего-то хорошо относится к этому лизоблюду, завалившему всю подготовку к войне. Боевые действия уже начались, а нехватка чувствуется во всем, начиная от сапог и кончая пушками и снарядами. Уже 21 сентября 1914 года он лично писал племяннику: «…Около двух недель ощущается недостаток артиллерийских патронов, что мною заявлено было с просьбой ускорить доставку. Сейчас генерал-адъютант Иванов доносит, что должен приостановить операции на Перемышле и на всем фронте, пока патроны не будут доведены на местных парках хотя бы до ста на орудие. Теперь имеется только по двадцать пять. Это вынуждает меня просить Ваше Величество повелеть ускорить доставку патронов». И никакого решения не последовало!» [14]
14
Однако, отлично зная всю остроту нехватки снарядов в артиллерии, всю маломощность отечественной промышленности, великий князь продолжает проводить в жизнь свой замысел «глубокого вторжения в Германию». Ранней весной 1915 года начинается штурм Карпат и новое вторжение в Восточную Пруссию. Эти операции, независимо от того, что одна из них завершилась блестящим русским успехом, а вторая неудачей, привели к растрате последних запасов артиллерийского парка, и в реальности лето 1915 года Россия встретила фактически без боеприпасов для тяжелой артиллерии. Мультатули П.В. «Господь да благословит решение мое…» (СПб. Сатисъ, 2002.)
– Значит, жду вашего доклада. А места сосредоточения резервов подберите сами. Так, чтобы для любого случая можно было использовать, – отпустил подчиненного князь.
Глава 27. «Подковерные» дела
Через неделю после возвращения от Босфора пришла телеграмма из Петербурга, что для командования минными силами Черноморского флота направляется контр-адмирал Колчак.
«Вот этого «АДМИРАЛЪа» мне здесь, конечно, остро не хватало! – почти выматерился про себя Андрей. – Он ведь со своими амбициями запросто начнет в бутылку лезть и орган зрения на ягодицы натягивать… И как его Эссен отпустил? Такой ценный кадр…»