Адмиралъ из будущего. Царьград наш!
Шрифт:
– Ох, и валяет наших недомерков, Андрей Августович. – В голосе командира «Евстафия» смешивались и тревога, и легкое пренебрежение. – Не ровен час, перевернется кто.
Неласковая ранневесенняя волна действительно кренила узкие корпуса легких миноносцев так, что со стороны это выглядело просто угрожающе.
– Разве были доклады с дивизиона Мордвинова о каких-то проблемах?
– Никак нет, ваше высокопревосходительство! – почему-то перешел на официальное титулование Галанин. Видно, лицо адмирала выразило его мысли по поводу попытки каперанга
– Тогда и вибрировать раньше времени нечего.
Эбергард, конечно, и не планировал производить траления, и миноносцы Шестого ему особо и не были нужны в данной операции, но чем черт не шутит – может, турки умудрились поставить минные банки на почти запредельных глубинах…
Радовать противника победами еще и у Босфора никак не следовало.
На мостик поднялся Плансон. На шее у него теперь поблескивал белой эмалью «Георгий» третьей степени. Государь, после визита в Севастополь, весьма щедро отблагодарил черноморских моряков. Кресты сыпались на мундиры как из рога изобилия. Как адмиралам и офицерам, так и нижним чинам. Практически все представления на награждения удовлетворялись. Черноморский флот стал самым «крестоносным» соединением вооруженных сил России.
Эбергарду были пожалованы мечи к Владимиру третьей степени, что превращало орден «за выслугу лет» в почетную боевую награду. Но это Эбергарда-Киселева особо не грело. Именно потому, что эти ордена не соответствовали лично сделанному Андреем в последнее время – ведь с самой Зонгулдакской операции лично он ни в одном бою не участвовал: и потопление «Бреслау», и разгром конвоя осуществляли легкие силы флота, а командующий из Севастополя этим практически даже не руководил. Да и грядущий обстрел босфорских укреплений явно славы не прибавит.
– С какого места начнем обстрел, Андрей Августович? – поинтересовался у адмирала начальник штаба.
– А сам как считаешь наиболее разумным?
– Думаю, что стоит ударить по укреплениям на мысе Эльмас, чтобы максимально привести их в негодность. Именно они будут представлять наибольшую помеху при десантировании в следующий раз.
– Вот именно поэтому мы так поступать и не будем…
Лицо Плансона немедленно выразило немой вопрос.
– Понимаешь, Константин Антонович, во-первых, у турок будет уйма времени, чтобы восстановить форты, а во-вторых, если мы обозначим направление нашего будущего удара, то они стянут именно туда как свою пехоту, так и полевую артиллерию, а ее уже нашими длинными морскими пушками из складок местности выковыривать крайне затруднительно.
– Предлагаешь атаковать румелийское побережье?
– Именно. В этот раз ударим по европейскому берегу пролива. И то не в полную силу – не хватало еще, чтобы османы стали перебрасывать силы из Дарданелл сюда.
– Но союзники…
– О себе думать надо! – отрезал Эбергард. – Наша задача приложить все силы, чтобы летняя десантная операция увенчалась успехом. Русский солдат, умываясь кровью на штурмах и в окопах, сделал уже немало, чтобы сначала спасти Париж, а потом
– Хорошо, – покладисто кивнул головой начальник штаба, – с чего тогда начнем?
– Думаю, что с укрепления Килия. А потом возьмемся за мыс Узуньяр. Кстати, о будущем, – неожиданно сменил тему командующий, – что с перевооружением «Синопа» и «Георгия»?
– Кетлинский докладывал, что из Керчи прибыли шесть одиннадцатидюймовых мортир. Думаю, что установка их на наши старые утюги займет около двух недель.
– Добро.
– Четыре шестидюймовых уже на «Донце» и «Кубанце». Дней десять – и можно будет провести пробные стрельбы с канонерок.
– Ладно, об этом после… Валерий Иванович! – окликнул Андрей командира броненосца.
– Слушаю, ваше высокопревосходительство! – немедленно подлетел каперанг.
– Передайте своему штурману, чтобы он вывел эскадру к рассвету миль на двадцать к весту от Килии. И прикажите просигналить общее направление на остальные корабли.
– Есть! – Галанин козырнул и немедленно начал выполнять указания адмирала.
Ну, то есть не бросился, конечно, самолично скакать по трапам, отыскивая штурманского офицера, – просто отдал приказ передать оному явиться на мостик.
Флагманский штурман, старший лейтенант Свирский, перед самым походом слег с какой-то «инфлюэнцей». Каковая была совсем не редким явлением и в начале века двадцатого – грипп не дожидался, пока его соответственно назовут. Но Черное море отнюдь не какой-нибудь экзотический архипелаг и даже не балтийские шхеры – береговая линия и глубины давно известны, лоции составлены, так что даже юный мичманец способен вычислить курс «из пункта А в пункт Б». А уж на старшего штурмана «Евстафия» можно было положиться почти как на самого господа бога.
Да и все штурманы, и командиры кораблей эскадры, получив соответствующие указания, нисколько не смутились и спокойно проложили курс. Оставалось лишь уберечься в темное время от столкновений.
А вот с этим вышло не очень гладко: «Свирепый» не то чтобы протаранил, но весьма чувствительно боднул носом борт «Императора Александра Первого». Вскользь «боднул». Но если здоровенному пароходу это стоило совершенно незначительных повреждений обшивки, то небольшой миноносец свернул себе форштевень набок весьма серьезно.
Казалось бы: с чего это маленький и низкий миноносец не разглядел, пусть даже в ночи, достаточно солидный пароход? Да еще и влетел в него носом…
Черное море и летом иногда капризничает, а уж ранней весной – только успевай удивляться его сюрпризам…
Перед закатом солнца имелась нормальная высокая облачность, а вот через пару часов после «падения темноты» эскадра вошла в пелену сплошного и весьма сильного дождя. Завеса из мириадов водяных капель сделала видимость совершенно околонулевой. Вот и вписался эсминец вместо морских просторов в борт гидрокрейсера…