Адмирал Корнилов
Шрифт:
…Д. В. Ильинский впоследствии вспоминал:
«Корнилов совершал свой ежедневный объезд по оборонительной линии в сопровождении многочисленной свиты; при нём всегда был казак со значком, чтобы всякому было возможно его отыскать во всякое время. В свите его состояли подполковник Тотлебен, капитан-лейтенант Попов и четыре флаг-офицера: князь В.И.Барятинский, барон Крюднер, Лихачёв и Жандр. Многие, читая про оборону Севастополя по Тотлебену, сочтут, что свита есть приличная обстановка начальствующего лица; но у Корнилова это вынуждалось необходимостью и много способствовало к быстроте и успешному вооружению Севастополя. Приведу пример о моей личности. Я оставил команду и офицеров брига «Эней» на командуемой мной правой фланговой батарее Северного укрепления, а сам присоединился к свите адмирала. Подъезжая к месту, где назначено было устроить 5-й бастион, Тотлебен изложил Корнилову необходимость выдвинуть на правый фланг его люнет, выясняя выгоды его, определил число и калибр орудий. Корнилов, вполне убедившись в пользе, сделал расчёт необходимого числа прислуги при орудиях, и так как расчёт этот близко подходил к числу команды брига «Эней», то туг же назначил меня командиром предназначенного к постройке люнета; вместе с тем поручено было капитан-лейтенанту Андрею Александровичу Попову снабдить люнет орудиями и всем для вооружения необходимым артиллерийским материалом. Тотлебен отбил колышками длину и направление фасов люнета, записал количество инструментов и имя назначенного им сапёра, а я через 4 часа
Они были «питомцами Корнилова гнезда»; каждый из них оставил свой заметный след на поприще морской службы; все они доказали собственным примером, что достойный удивления в николаевскую эпоху духовный, даже душевный сплав «адъютантов и их превосходительств» существовал в действительности.
«Я знаю, — говорил Кутузов своему адъютанту князю Болконскому в 1812 году, — твоя дорога — это дорога чести». Какую же иную дорогу могли избрать Лихачёв, Попов, Жандр, Львов, Шестаков и другие, если круглосуточно видели перед собой эталон русской чести?!.. Они по праву достойны того, что их слово о последних днях жизни В.А.Корнилова станет в этой книге решающим.
В сердцах своих офицеров он жил доброй памятью и щемящей печалью.
Глава четырнадцатая
Последние выстрелы той войны раздались 29 декабря 1855 года, а уже 8 января 1856–го всё тот же благородный, верный и безутешный капитан-лейтенант И.Ф.Лихачёв возьмёт перо и напишет:
«Если кто-нибудь был в состоянии заменить собою отсутствие главнокомандующего и спасти тогда Севастополь, то один Корнилов. Присутствие его в городе внушало жителям спокойствие и доверенность. Самое удаление армии и отьезд главнокомандующего не произвели смятения и страха, столь естественных в подобных обстоятельствах, и большая (бесполезная) часть жителей оставила город не тогда, а только когда вновь открылось сообщение с армией, то есть не прежде 19 или 20 сентября, и то по приказанию самого Корнилова.
Горячо принялся Корнилов за дело: день и ночь свозились орудия и снаряды с кораблей, заготовлялись склады и депо, устраивались средства сообщения и доставки; запасы, из мест, ещё не занятых неприятелем, забирались в город; формировались вновь и вооружались команды; устраивались управления. В несколько дней воздвигалась громадная защита города: несколько тысяч человек были заняты день и ночь земляными работами, батареи росли и покрывались сотнями орудий; число вооружённых защитников Севастополя прибывало ежедневно, и удивился неприятель, когда, обойдя Севастополь с востока, он собрал свои силы к югу от города, на возвышенной плоскости Херсонеса Таврического. Там, где он рассчитывал найти, где в своих рекогносцировках с моря сам видел только несколько довольно слабых полевых укреплений, он встретил почти сплошной ряд земляных работ, покрытых орудиями самого большого калибра, и всё это росло и продолжало усиливаться в глазах его: Только тот, кто видел действия Корнилова в это время, может вполне понимать великость потери нашей в день 5 октября. И все эти страшные средства, открытые и двинутые его волею, обдуманно и безошибочно были направлены к цели.
Корнилов нашёл человека, деятельность и энергия которого были в состоянии выполнить задачу, который не затруднился краткостью времени, не запутался в обширности средств, но сразу понял всё, что можно было извлечь из них, и всю особенность положения, который пришёлся по плечу великому начальнику: в Севастополе случился инженер, имя которого должно было приобресть громкую известность в Европе и сделаться предметом национальной гордости для России…»
Продолжает лейтенант П.А.Шестаков:
«…Я не стану повторять, что, не случись Корнилов в Севастополе, никогда бы не могла организоваться титаническая оборона, прославившая мощь нашей силы сопротивления. Примеров личной храбрости нам не стать искать, но никто другой на его месте из лиц, которых я видел тогда на деле, не сделал бы ничего подобного. Но Корнилов был не только организатором материальной части обороны, не только инициатором и вдохновителем геройского духа в личном составе, надо ещё прибавить, что по какому-то счастливому случаю открыл Тотлебена и призвал его к деятельности. В самом деле, материальные средства, высокий дух гарнизона — всё это хорошо, но всё это только средства, которым не доставало руководителя — и таким руководителем явился Тотлебен…»
Об Эдуарде Ивановиче Тотлебене следует сказать особо: он считается одним из первых инженеров в летописи русского военно-инженерного искусства; на его идеях была основана признанная за границей русская фортификационная школа.
Прибалтийский немец, он родился в 1818 году и получил военное образование в Николаевском инженерном училище, окончив которое, два года проходил службу в инженерных командах, где освоил крепостное строительство; затем он почти десять лет изучал минное дело, возведение полевых укреплений, осадные работы и прочие многочисленные функции сапёрных войск. В 1848 году капитан Тотлебен командируется в действующую армию на Кавказ. Здесь он отличился в боях, участвовал в штурме укрепления Ахты против 10-тысячного отряда горцев Шамиля, а в последние четыре месяца заведовал всеми осадными работами. Служба на кавказском театре военных действий помогла Тотлебену развить тактические способности, чувство местности и понимание того, что использование выгодных позиций позволяет и слабым войскам бороться с сильным противником. Зарекомендовав себя как мужественный и распорядительный офицер, он, вернувшись в 1850 году с Кавказа, был назначен адъютантом при начальнике инженеров генерале Шильдере [163] в Петербурге, а затем перевёлся в гвардейский сапёрный батальон, где заведовал практическими занятиями. В начале Крымской войны генерал Шильдер, получив назначение начальником инженеров в Дунайскую армию, предложил и Тотлебену прибыть на новый театр военных действий. В январе 1854 года Э.И.Тотлебену присваивают звание подполковника сапёрных войск, и с середины февраля он — в действующей армии. При осаде Силистрии подполковник Тотлебен состоял помощником Шильдера по осадным работам и, когда генерал был смертельно ранен, Тотлебен был назначен непосредственным руководителем. С началом осадных работ начальник инженеров Э.И.Тотлебен большую часть суток проводил в траншеях. 7 июня 1854 года под его руководством минёры взорвали турецкий форт Араб-Табия, создав условия для успешного штурма Силистрии. Войска уже готовились к атаке, но в это время пришёл приказ отступить на левый берег Дуная, а затем, под давлением Австрии, русская армия и вовсе покинула пределы Дунайских княжеств.
163
Шильдер Карл Андреевич(1785–1853) — инженер-генерал, генерал-адъютант.
Командующий Дунайской армией князь Горчаков [164] , желая помочь своему старому товарищу князю Меншикову, решает направить в Севастополь подполковника Эдуарда Ивановича Тотлебена. В сопроводительном письме он характеризовал его как лучшего ученика генерала Шильдера, разумного, деятельного и храброго офицера. Тотлебен прибыл 8 августа и конечно же встретил у главнокомандующего светлейшего князя очень холодный приём. Верный себе и своим «патриотическим» взглядам на положение Севастополя, Меншиков предложил Тотлебену… вернуться
164
Горчаков Михаил Дмитриевич,князь (1793–1861) — генерал-адъютант (1829), генерал от артиллерии (1844); в 1853 г. главнокомандующий Южной армией; с 24 февраля 1855 г. — главнокомандующий сухопутными и морскими силами в Крыму (П.С.Нахимов. Документы и материалы).
П.А.Шестаков:
«Князь Меншиков брал его с собой, когда объезжал наши позиции, толковал с ним о фортификационной науке, о Монталамбери и т. д. — и только. Дела ему никакого не давалось, и Тотлебен, тяготясь такой неопределённостью положения, начал думать о своём возвращении к Дунайской армии, когда последовала высадка неприятеля на Альме. Тотлебен поехал в главную квартиру и просил князя Меншикова дать ему назначение или разрешение уехать. Князь разрешил последнее. Возвратясь в Севастополь, Тотлебен отправился сделать прощальный визит Корнилову и сообщил ему, что князь отпустил его из Севастополя. «Как это можно! — воскликнул Корнилов. — Если вы князю не нужны, то вы мне будете нужны. Мне поручена теперь оборона Северных укреплений. Мои силы состоят из флотских батальонов, наскоро сформированных; при мне нет ни одного офицера Генерального Штаба и мне неоткуда его взять. Я причисляю поэтому вас к себе». Таково было начало славного поприща Тотлебена в Севастополе».
Трудолюбивый офицер быстро составил план усиления обороны города, наметил конкретные меры для его исполнения и свои соображения изложил в записке, поданной вице-адмиралу Корнилову. Вскоре даже Меншиков смог оценить незаменимость Тотлебена и недели через две писал о нём в Петербург (правда, в своей полунасмешливой, полуоскорбительной манере), что «это весьма деятельный офицер, с военным взглядом, который ставит его выше обычных кирпичных дел мастеров».
Месяц спустя после приезда Тотлебена в Севастополь вице-адмирал Корнилов, выбранный Советом быть во главе обороны, поручает Тотлебену заведовать всеми инженерными работами, и ещё 4 сентября 1854 года в своём письме-журнале Владимир Алексеевич напишет: «В неделю сделали больше, чем прежде делали в год».
В письме другу от 18 сентября 1854 года Тотлебен пишет: «Начертание укреплений и расположение войск поручено мне генерал-адъютантом Корниловым. Нам помогает также храбрый адмирал Нахимов, и всё идёт хорошо. Невозможное делается нами».
А.П.Жандр:
«Сделавшись, силою энергии и способностей, властным распорядителем в Севастополе, Корнилов поручил ближайший надзор за инженерными работами состоящему по сапёрным батальонам подполковнику Тотлебену, призвал к себе капитана над Севастопольским портом, капитана 1-го ранга Ключникова, строителя доков инженер-подполковника Гору и командира инженерной команды подполковника Старченко и, обратясь к подполковнику Тотлебену, сказал: «Составьте ведомость: какие материальные средства нужны для успешнейшего хода работ — и средства явятся: чего нет в порте, то дадут нам доки, а чего недостаёт в доках, то пополнит инженерная команда». Сапёры и инженеры были распределены по дистанциям…
С того же дня, по мере надобности орудий на какую-нибудь батарею, начали сводить с кораблей пушки большого калибра, станки и снаряды; от порта стали отпускать, по требованиям подполковника Тотлебена: лес, такелаж, шитые мешки, железные водяные цистерны, плотничные инструменты, дельные железные вещи, гвозди и т. п.».
«Начальник инженеров гарнизона организовал работы на укреплениях беспрерывно в две смены. В каждую смену назначалось до 6 тысяч рабочих из сапёров, солдат и матросов. На Городской стороне в центре внимания были 4-й и 5-й бастионы. Здесь трудилась основная масса рабочих. В промежутках и рядом с бастионами заложили несколько новых батарей для обстрела лощин и подступов к этим укреплениям.
Для поддержки 3-го бастиона у вершины Южной бухты стал на якорь 84-пушечный корабль «Ягудиил». На Пересыпи и рядом с ней заложили три новые батареи. Вместе с кораблями они организовали вторую линию обороны в тылу у 3-го бастиона. На укреплении установили орудия, фланкирующие [165] Малахов курган и 4-й бастион. По обе стороны 3-го бастиона начали рыть траншеи для ведения огня по прилегающим склонам балок.
У одиноко стоящей башни на Малаховом кургане с обеих сторон возводились пятиорудийные батареи № 17 (Сенявина) и № 18 (Панфилова). Их 24-фунтовые пушки были направлены по фронту, а для фланкирования 2-го и 3-го бастионов установили на оконечностях гласиса [166] по два орудия. С кургана начали отрывать траншеи в сторону Докового оврага и 2-го бастиона. Каменный завал, обсыпанный грунтом, превратили в батарею с нормальным профилем, получившую название «Жерве» [167] . На 2-м бастионе приступили к удлинению левого фланга для установления четырёх орудий. От этого укрепления повели траншею по направлению к 1-му бастиону.
Тем временем баркасы подвозили к Екатерининской, Павловской и Госпитальной пристаням орудия, снятые с кораблей, а от пристани смекалистые и ловкие матросы перевозили пушки весом более трёх тонн на бастионы и батареи. Порой приходилось преодолевать крутые подъёмы и кручи не только при помощи конных артиллерийских повозок, но и вручную, однако делалось это лихо и с умом, так что задержек с вооружением укреплений не было.
Для доставки артиллерии, боеприпасов и строительных материалов были задействованы все армейские повозки. Но их не хватало, не хватало и людей…» [168]
165
Фланкирование — ведение огня во фланг боевых порядков противника.
166
Гласис — пологая земляная насыпь, возводившаяся перед наружным рвом крепости, которая улучшала условия обстрела местности впереди вала и маскировку.
167
Батарея «Жерве» названа в честь Петра Любимовича Жерве; в 1854–1855 гг. мичмана, затем лейтенанта, командира батареи на Малаховом кургане (П.С.Нахимов. Документы и материалы).
168
Скориков Ю.А.Севастопольская крепость. СПб., 1997. С.165–166.
Владимир Алексеевич призвал на защиту родного города его жителей.
Современник записал: «По первому призыву его о высылке рабочих людей для постройки укреплений весь Севастополь ожил и встал на ноги».
«Руки эти нашлись, — вспоминал один из участников обороны, — благодаря примеру, энергии и воодушевлению Корнилова; всякий видел его кипучую деятельность и постоянное присутствие на работах. Днём он, не сходя с лошади, переезжал с одной позиции на другую, а вечером все собирались к нему за приказаниями. Благодаря этому высокому примеру начальника не только солдаты и матросы выбивались из сил на работах, но в них приняли участие вольные мастеровые, мещане, лавочники, лакеи, словом, все свободные жители города, женщины и дети. Из порта и арсенала, раскрытых настежь, тащили всякие снаряды, лафеты, материалы и инструменты, и всё это тянулось к укреплениям… В то же время в городе для занятия караулов формировалась милиция из граждан, которой командовали два актёра».