Адмирал: Сашка. Братишка. Адмирал

Поселягин Владимир Геннадьевич

– А откуда они наш язык знают?

– Поляк переводчиком работал в отеле в Варшаве, француз имел русскую горничную, из любопытства изучил язык, у него вроде как способности к этому были. Шесть языков знает. Но я не проверял.

– Нет, все-таки насчет оружия. Мы пока ехали к пляжу, этот майор все жаловался на то, что в его полку очень мало оружия, чуть ли не по крупицам собирают с разных складов. Думаю, это плохо лишать воинов оружия.

– Вот кто все склады с мобилизационным вооружением у границы разместил, отчего немцы их целехонькими захватили, вот тот и пусть им оружие добывает и отвечает за это, – спокойно сказал я, но с металлическими нотками в голосе. – Немцы к Москве рвутся, думаю, дойдут, и я не хочу оказаться перед ними с голой жопой. Там будет наш дом, и у меня должно быть, чем его защищать, а я буду это делать и не отступлю. Вас, может, отошлю, а сам останусь. Именно поэтому мне и нужно это оружие. Я ведь специально трофейное отбирал, которое в нашей армии не используется и если используется, то недолго, пока боезапас не закончится.

Дед завздыхал, а я задумался. Пока мы шли,

я искал любую возможность узнать, как идет эта история. Так вот, я не заметил каких-либо изменений, все как и в моем мире. Конечно, я не знал точных дат, когда был отдан тот или иной город, когда это объявляли по радио, удалось трижды прослушать такие сообщения на улицах деревень и одного городка. Изменений не было, это меня тревожило и злило, а раз так, значит, и битва под Москвой будет. Естественно, меня добровольцем в ополчение не возьмут, возраст не тот, но попартизанить я смогу, вот к этому и готовился. Так что оружие мне реально было нужно. Нашим ничего не дадут пяток единиц, что у меня есть, так что особо я не переживал, что якобы ограбил бойцов, тем более у них я как раз ничего не брал, ну кроме патронов, но ими их и так снабжают, а у меня подобного снабжения нет. Вот и приходится придумывать разные способы законно пополнить боезапас, как я это сделал с автоматом. Совесть меня не мучила. Разве что я все чаще стал думать о том, что зря не попробовал пробиться к Сталину и не рассказать о будущем. Понимаю, что идея бредовая, ну кто меня бы слушать стал? Тем более особо ничего рассказать я бы не смог, кроме начала войны, не ученый и историк, а обычный бизнесмен, который умел жить и давал жить другим. Качества, скажем, не те, чтобы меня встретили с распростертыми объятиями. Да и свобода мне реально была дороже. Спасти тех, что пострадал, погиб или пропал за первые месяцы войны, да и вообще за эту войну? Я думал об этом, еще когда лежал раненый на печи у деда, очень долго думал. Не посчитайте меня трусом, но я тогда реально испугался. А если я все не исправлю, а история изменится и станет еще хуже? Эту версию я знаю, и как раз она, несмотря на потери, была самой приемлемой, именно поэтому и с отправкой писем тянул до последнего, чтобы минимизировать потери в первый год войны. Ведь как, я хоть и не историк, но все же разнообразно развитая личность и мне было известно, что в начале сорок первого года англичане чуть ли не заключили мир с немцами, там какая-то мелочь помешала. А тут хватило бы толчка от меня, как англичане вошли бы в ОСИ и было бы совместное нападение, а вот этого наши бы не выдержали, точно не выдержали. Этого и боялся, долго думал и гадал, что выбрать. Вот и решил отдать выбор на волю случая. Взял монетку, сделал свой выбор и подбросил. Выпала та сторона, где информацию подавать можно, но дозированно и очень осторожно. Вот такая история. А сейчас уже сомневаться начал, что монета упала нужной стороной.

– Да-а, вот оно как все повернулось, – вздохнул я.

Дед косо посмотрел на меня и тоже вздохнул. Так и ехали вместе дальше по тихому лесу. Хотя нет, уже не тихому, вдали явно загрохотали бомбы. Что-то бомбят. Достав карту, я провел пальцем по линии и задумался.

– Хм, а кого это бомбят, тут же нет нормальных целей? Может, нашу часть какую при передвижении по дороге? Да и рано, только-только рассвело.

Кто и кого бомбил, мы так и не узнали, как двигались лесом по разным дорогам, так и шли, а тут были кругом леса. Подлянок от майора я так и не дождался, но был один случай в этот же день, когда мы покинули лагерь у Старой Руссы. Не хочу его особо описывать, в общем я лишился «вальтера», того, что ППК, обзавелся синяком на солнечном сплетении и разбитой губой. Один командир НКВД, он остановился рядом и вышел дорогу спросить, заметив, что у меня сбоку топырится, побил и отобрал оружие, тут же прыгнул в машину и усвистал. Я даже сразу и не понял, что произошло, стою в майке, тот рубаху успел содрать, а потом оружие с кобурой и вдали пыль от уезжающей машины. Когда смог отдышаться, конечно, бросился к телеге, да поздно. Очень быстрый и резкий оказался, скотина, бил не жалея. Я пока СВТ откапывал, тот ушел. Не успел, до сих пор обидно. Семья в шоке от такого зрелища была. Ладно, через пару дней я успокоился и перестал строить планы вырезать весь наркомат, хрен с ним, пересекутся еще наши пути-дорожки.

Армейские посты встречались трижды за следующие четыре дня, пока мы не выехали на главную трассу до Москвы. Кстати, отнюдь не пустую, беженцев хватало. Появились переполненные рейсовые автобусы, машины тоже были, включая гражданские, все двигалось, все ехало в сторону Москвы. Вот и мы, вернувшись к привычной скорости передвижения, километров по двадцать пять – тридцать в сутки, иногда отдыхая пару дней в отличных местах для этого, тоже с каждым днем приближались к столице.

После Старой Руссы я был несколько напряжен, ожидал подлянки от армейцев. Когда первый пост засек, практически все снял с телеги и повозки, укрыв в кустах, а проехав его (на нас даже внимания не обратили), потом несколько часов бегал в обход поста, все перенося. Второй пост проехал с осторожностью с грузом, как-то не было желания больше все на себе носить или волоком тащить, первого раза хватило. Ну а третий пост ни я на них, ни они на меня не обратили внимания. Вот так и ехали, и чем дальше, тем меньше людей в военной форме мы видели. В последние дни так вообще ни одного, тем более когда добрались до Твери, мы там на пару дней остановились на окраине и пополнили припасы, ушли с основной трассы и двигались проселочными дорогами. Все уже привыкли к такой жизни, что, когда появился указатель «До Москвы 32 километра», некоторые не могли поверить, что все, завтра прибудем на место.

Остановившись у указателя, я стал созывать

всех к нему. Маринка с Ольгой умотали дальше, она за все время движения от Старой Руссы мало покидала седло велосипеда и за дорогу стала вполне опытной велосипедисткой. Теперь еще и пассажиров катала, одну из сестричек. Она нашим дозором была. Конечно, мы уже давно оторвались от немцев, не наступают нам на пятки, да и с опасных земель ушли, не требуется, если приспичило в кустики, стоять рядом и охранять с винтовкой в руке, как мы это делали раньше, а то так зевнешь и утащат. Повезет, если вскрикнуть удастся. Да-да, мы сами не раз находили тела таких несчастных зарезанных и ограбленных, да и от других беженцев не меньше историй наслушались. Беда сплачивает, многие беженцы организовывались в группы и охраняли друг друга. Это помогало, число пропаж у них резко снизилось, вот одиночкам не везло. А тут последние недели все спокойно было, да, беженцев хватало, однако и ограблений стало меньше. Я не говорю, что совсем исчезли, то тут коня уведут, то там девушка красивая пропадет, таких по кустам надо искать, но в принципе безопаснее стало. Я уже перестал обшаривать кусты на предмет неопознанных тел, мне хватило первых криков малышни, когда они впервые такое тело нашли. Не стоит их им видеть, вот все и осматривал.

Марина, укатившая вперед, вернулась и притормозила рядом, соскакивая на землю.

– Что случилось?

– К знаку собираемся, хочу памятное фото на его фоне сделать. В семейный фотоальбом.

– Ага, мы быстро.

Обе сестрички, прислонив велосипед к борту моей телеги, тут же умчались к повозке деда и там со всеми остальными начали прихорашиваться у небольшого зеркальца, под наше с дедом недовольство, ждать приходится. Одному Димке пофиг, бегал в догонялки вокруг телеги с лайками. Те тоже веселились не меньше. Кстати, малышню я старался почаще с телеги спускать, чтобы ходили побольше и бегали, так что игры в догонялки вокруг двигающихся телеги и повозки обычное дело, а то могут и отсидеть себе что-нибудь. Да я и сам часто шел рядом с телегой, по часу давал себе такие нагрузки, в день раз пять, пока двигались.

Наконец все собрались, я настроил фотоаппарат, наведя его на наших, поставил его на футляр от гитары и, убедившись, что все попадают в кадр, нажал на кнопку и рванул к ним, где занял свободное место. Три лайки также попали в кадр, когда сработал таймер и фотоаппарат щелкнул. Волк сидел у моих ног, остальные стояли, Шарик и еще одна лайка в кадр не попали. Надеюсь, фото неплохое получится. Обсуждая фотосессию, повторно делать фото я не стал, и так всего четыре не отснятых кадра осталось, побережем напоследок, я осмотрелся и сказал Марине:

– Ты давай вперед, как обычно поищи место для стоянки, обедать пора. И ищи рядом с водоемом. Жарища, искупаться охота.

– Ага. Как всегда, – кивнула та.

Ольга уже ждала у велосипеда, так что обе сестрички укатили вперед, ну а мы двинули следом. Сестрички то и дело мелькали вдали, я изредка брал бинокль и присматривал за ними. Не всегда это получалось, складки местности мешали. Отлеживал больше по привычке, но привычка нужная, мало ли что. Не хотелось бы совсем расслабляться на подъезде к Москве, всякое может случиться. К счастью, ничего сегодня не случилось. Пообедали нормально, сестрички нашли спуск к реке, которая за эти дни то и дело появлялась слева от нашего маршрута. Не думаю, что Клязьма, какой-то мелкий приток. А так в Москве рек хватало, не одна Москва-река через нее проходила. Спуск с дороги был удобный, а вот чтобы искупаться, через кусты приходилось идти, но ничего, охладились хорошо. Однако, несмотря на близость Москвы, движения мы не прекратили, снова собрались и двинули дальше. Причем забирая левее. Пересекли по мостику, не охраняемому, речку, в которой купались, и двинули вокруг Москвы. Родным мои маневры были не совсем понятны, но я сказал, что так надо. Дело в том, что я планировал встать лагерем на окраине Москвы со стороны Мытищ. Я вроде уже говорил про свою привычку если вставать лагерем, то чтобы между нами и немцами был населенный пункт, так и тут. Заранее все делал, ну и дом для приобретения планировал с этой стороны искать.

За этот день обойти столицу мы просто не успели, зато начали встречаться воинские подразделения, батарея крупнокалиберных зенитных орудий. Пять штук, что подняли стволы в небо, насчитал. До вечера мы увидели еще две батареи. Москву бомбили, причем налет был совершен как раз в последнюю ночь пути, завтра прибываем и встаем лагерем. Полночи в небе гудели моторы и хлопали зенитки, спать не давали. Вон как нас Москва встречает.

А так тащить всех в Москву, переполненную беженцами, я пока не планировал, до того момента пока не найду и не прикуплю дом, привыкли жить в походном лагере, так и будем жить, тем более со всеми удобствами. Ну кроме туалета, но и с ним неплохо, лето, кустов хватает. Мы сразу при организации лагеря отмечаем границы туалета, ямку копаем, потом перед отъездом закапываем ее. Культуру путешествия исполняем, не мусорим. Приучал я своих к этому.

Кстати, на подъезде к столице и посты появились. Нас они не досматривали, мы для них вообще как невидимки были, ну едет семья беженцев, тут таких тысячи. Так что я только порадовался такому отношению и огорчился, так в Москву что угодно можно провести. Нет, выборочная проверка, конечно, проводилась, но подозрительных лиц, мы же к ним, похоже, не относились. Это из-за многочисленных детей, как я понимаю.

Привычный вечерний концерт у костра был так же с одобрением встречен родней, радио нет, газеты редкость, так что мои песни хоть как-то скрашивали досуг и их очень ждали. Можно сказать, семейные фанаты у меня были. Тем более раз в неделю я выдавал что-то новое, приводя своих в восторг. Вон малышня то и дело горланили днем мои песни, сбиваясь и начиная сначала. Да и бабушка нет-нет, да что-то напевала, занимаясь делами. У нее, кстати, хороший голос.