Адмирал Ушаков. Флотоводец и святой
Шрифт:
Отец Федор возгневался:
– Государи наши если хотят быть помазанниками Бога, то, как сыны и дочери Божьи, с людьми по-Божески обходиться должны. – Рукой махнул, как бы прочеркивая время. – Насильство у нас особенно при Петре выросло. Он сие иноземным флагом прикрывал, а потом адская игра бироновщины, сластолюбие и разгул Петра III… да и ныне…
Молодой Ушаков с таким приравниванием Петра к ничтожным людишкам, к власти пробивавшимся, не согласился, видел мудрые следы того во многом. Взгляд сей знал и раньше, слышал нападки на политику императора и до этой встречи, но, однако же, мощный разгон, что Россия от его деяний получила, пребывал у всех на виду. Сказал об этом и добавил:
– А иноземное знание нам не противопоказано в делах военных, коммерческих, технических.
Отец Федор покачал головой:
– Не противопоказано, конечно, но поверь, сын мой, кто на Руси от русского откажется – тот погибнет.
– Но Петр Великий не отказывался? – с вопроша-нием взглянул на священника мичман.
– Да, – согласился тот, – он в конце концов ко всему российскому повернулся. Но у власти всегда много приверженников, льстецов, изветников, что кусок ухватить стремятся. А мы должны снова глас Отечества пробудить, корыстолюбие пригасить, молчание народа прервать. Беззаконие и разврат, что царят в лавке купца и у ложа императорского, принесут гибель в будущем.
Отец Федор встал, походил раздумчиво вдоль стола, перекрестился на икону и, как бы отвечая на предыдущий вопрос молодого своего родственника, сказал, глядя в узкое оконце:
– Россияне простить могут царю тесноты, лишения, даже истязания, но не могут простить бессилия власти, унижения народа своего, превращения его истории в зловонную яму, из одних грехов состоящую, тиранства иноземного. Такой государь из памяти его вычеркнут будет.
– До Господа Бога далеко и до царя не близко, и не всем грешным их поступки судить можно, – негромко ответствовал Ушаков, не решаясь дальше давать оценки всесильным правителям. – Еду я, хоть не без сомнений, кои этим разговором порождены, – служить Отечеству и государыне. И служить хочу беспорочно.
– Сие верно и по-Божески и по-людски. Присяга твоя Богу и государыне священна. В развалинах человеческих судеб есть тропы истины. Находи их и следуй ими. Наш народ от невежества пришел к сиянию Христовой веры и благоустроенному Отечеству. Он в ударах судьбы ободряется и в уничтожении восстанавливает страну из пепла. А любовь к Богу и Отечеству в обстоятельствах чрезвычайных проверяется. И отныне и вечно должна тобой владеть государственная дума. Почему будь готов к тяготам и опасностям, Федор. Пусть лишения тебя не испугают, пусть трудности тебя закалят. Готовься снести горечи, обиды, непонимание, козни всякие, раны телесные и душевные, но останься стоек, храбр, непреклонен, неподкупен, беззаветен в любви к Отечеству, а с тем вместе дружелюбен, доброжелателен к людям. Не обидь ближнего. Умей силой своей души оживить доблесть в сердцах. А время придет, приезжай сюда, келий много.
Молодой Ушаков был восприимчив к высокому мудрому слову, а это ночное напутствие не могло не войти в него, не стать частью его мыслей и поступков в будущем. Он хотел доверить мудрому старцу почти все свои думы и сомнения.
– Еще хотел, отец Федор, узнать у тебя и по предыдущему твоему опыту жизни. Что есть за тайные общества, в которые ныне многих офицеров морских вовлекают, особо тех, у кого какая неприятность и боль проявляется?
– Не надо носить обиду на жизнь земную, на царя и державу нашу, иначе Отечество пострадает. Не носи и тайных желаний, доверь их священнику и душе. Истина уходит от многих, даже умных, ибо мудрствование с уставом правды не сопряжено. Тебе же скажу, воин наш, свое опасение. Умы неподвластны становятся власти, она же, поди, все время думает, как их обуздать. Плохой царь только силой, а надо Верой. Надо согласить выгоды человеков и счастье их. Веру, Веру старайся утвердить во всем. И тогда в правом деле победишь. Неизбежно.
Отец Федор, сказав важное и почему-то тяжелое для него слово, замер надолго. Казалось, он выплеснул все силы свои на племянника, отдал долго копившуюся энергию и страсть. И тот почувствовал это, наполнился желанием к свершению дел полезных и нужных людям и Отечеству, императрице и Богу. Он встал, ожидая благословения…
Еще до восхода солнца от стен Санаксарского монастыря унеслась в тревожную мирскую жизнь кибитка с морским офицером и его дерзновенными думами.
Воссоздание южного флота
Южная граница России к 1768 году (началу русско-турецкой войны) тянулась от Чернигова, где она упиралась в Днепр, шла по нему до Кременчуга, там переходила на Правобережную Украину, доходила до Балты, рек Буг и Ингула и от них через днепровские пороги южнее позднего Екатеринослава и Бахмута – к пограничной крепости Святого Димитрия Ростовского (ныне Ростов) и далее через Маныч выходила на Каспийское море.
Россия уже выходила при Петре на южные морские просторы, но потом, как писал историк Ключевский, международные отношения «переверстались». Флот Петра сгнил в Азовской гавани. Стать прочно в Крыму не удалось. Новой столицей Российского государства суждено было стать ни Азову, ни Таганрогу, а Санкт-Петербургу. Оттуда-то и определялась судьба этих приморских земель.
Грянула война, и стало ясно, что на юге одной сухопутной армией с турками не управиться, надо выходить на Азовское и Черное моря с флотом. Все нужно было начинать сызнова, тянуть нить от петровского времени, восстанавливая обветшалые верфи. На Дон выехал контр-адмирал Алексей Наумович Сенявин, которому и было поручено основать новый флот по методу Великого Петра. Создавать флот в досягаемости от врага, без умелых плотников, мастеров, без материалов, высушенного леса, железа, канатов, парусов было почти невозможно.
Нужен был строитель, администратор, командующий, который был бы способен сдвинуть воз с мертвой точки, ценой невероятных усилий возглавить эту гигантскую операцию и таким образом решить поистине историческую задачу – воссоздать южный флот России, взять командование им на себя, разгромить неприятеля, обезопасить южные морские рубежи. Задача эта была исполнена постепенно, лет за тридцать, но на первом этапе ее вершителем был энергичный, умелый, напористый, мужественный контр-адмирал Алексей Наумович Сенявин. Он происходил из знаменитой морской фамилии, был сыном адмирала петровских времен. Начинал службу Алексей во флоте еще в 1734 году мичманом, участвовал в походе Миниха на Очаков в 1737 году. Однако основную свою боевую закалку прошел он в Семилетней войне, командуя линейными кораблями «Уриил» и «Полтава», действовал близ Копенгагена и у берегов Померании.
Самой блестящей операцией русской армии и флота в Семилетней войне было взятие крепости Кольберг. «Святой Павел», которым командовал Сенявин, сделал бесстрашный рейд вдоль крепостных стен крепости, посылая ядра и уничтожая прусские батареи. Сенявин был контужен, но из боя не вышел. Война окончилась, почестей от Петра III русский флот не получил. Сенявин же, хотя и был произведен в капитаны 1 ранга, серьезно заболел и ушел из флота. Вот в это-то время он и присутствовал иногда на экзаменах в Морском кадетском корпусе. Однако вскоре Сенявин понадобился русскому флоту, был произведен в контр-адмиралы и назначен командующим Кронштадтской эскадрой. В этой эскадре на кораблях «Не тронь меня», «Три иерарха», «Святой Евстафий», «Северный орел» и фрегате «Святой Федор», казалось, собрался весь цвет русского флота, те, кто примет на себя все тяготы будущих войн, походов, побед и лишений. На «Святом Евстафий» Сенявин держал свой флаг, командовал же им капитан Круз, «Северным орлом» – капитан 1 ранга Клокачев, «Святым Федором» – капитан 2 ранга Сухотин – все это будущие адмиралы, с ними не раз пересекалась и судьба Ушакова.