Адмирал Ушаков
Шрифт:
Федор Федорович встревожился: «Вот наедятся бог весть какой гадости и заболеют. Этого еще недоставало!»
– Да, несут какую-то красную ягоду! – раздраженно сказал он.
Она не была похожа ни на одну из знакомых: ни в Тамбовской губернии, ни на севере Федор Федорович таких ягод не видал.
– И добро бы молодые матросы польстились, а то и старые туда же! Вон Власьич несет и ухмыляется, старая пакля! – указал на Карташева, своего всегдашнего противника, Ефим Зуб.
– Куда несете? Сыпьте эту чертову ягоду за борт! – гневно
– Федор Федорович, она очень приятная. И совершенно зрелая! – ответил лейтенант Лавров, входя на шкафут.
– А какая это ягода, вы знаете? Ведь понятия не имеете, а едите! – злился Ушаков.
– Это кизил, – подошел вахтенный лейтенант Папаригопуло. – Татары считают, что он помогает ото всех болезней.
Возле капитана и лейтенантов уже образовалась толпа матросов. Вернувшиеся из лесу не знали, что и делать, – не хотелось расставаться с приятной добычей.
– Ваше высокоблагородие, она очень скусная, кисленькая.
– Извольте покушать! – протянул на ладони несколько желто-красных ягод Власьич.
– У тебя немного. А вот у Макарыча, как у доброго маркитанта, – целый тюк. А ну, боцман, угости-ка диковинкой! – сказал Ушаков.
– Извольте, ваше высокоблагородие! Моя ягода – не в пример ихней: крупная, – протянул Макарыч туго набитую рубаху.
Ушаков взял горсть кизила, съел одну, другую ягоду. Улыбнулся.
– Ничего. Кислота приятная, – подобрел он. – Ну что ж, ешьте, ребята, разрешаю! Только с умом: не до отвалу.
– Его много не съешь!
– Мы, ваше высокоблагородие, его с кипяточком, навроде чая! – улыбался Макарыч.
– Вот-вот, правильно!
– Они уже нажравши – дальше некуда! – вставил сбоку язвительный Ефим Зуб.
На следующий день сразу после подъема флага экипаж «Св. Павла» принялся за работу. Ушаков велел делать пристань. Унтер-офицеры и матросы под наблюдением офицеров били камень, вязали фашинник, носили землю, забивали колья и закладывали фашинником и землей.
Всем руководил сам Ушаков.
Он показывал, как надо делать, учил нерасторопных, понукал ленивых.
Херсонская выучка пригодилась: работа кипела.
Весь 1786 год севастопольские корабли не выходили в море: еще было очень много дела на берегу, а флот слишком мал.
Ушаков построил казармы для экипажа, заложил на горе двухэтажный каменный госпиталь, а в Корабельной бухте, рядом с якорной стоянкой своего корабля «Св. Павел», выбрал и очистил «киленбанку» – место для килевания [34] судов. Тут же готовились краны для постановки мачт на корабли.
34
Килевать – наклонять судно набок, чтобы днище вышло из воды и можно было исправлять подводную часть корабля.
Ушаков строил казармы для экипажа и все выискивал способы, как обеспечить эскадру питьевой
За победу над чумой Ушаков получил орден Владимира 4-й степени при именном указе. Адмиралтейств-коллегия выражала тогда благодарность Ушакову: «Отличившемуся неусыпными трудами, попечением и добрым распоряжением, через что вы по своей части гораздо скорее успели отвратить опасную болезнь, так что оная с 4 ноября больше не показывалась».
Завистливый Войнович боялся, как бы за деятельную работу по строительству в Севастополе Ушакова не отличили бы еще больше. Но этого не случилось.
В мае 1787 года Крым посетила Екатерина II. Она ехала, окруженная блестящей свитой, в сопровождении своего союзника, австрийского императора Иосифа II и посланников Франции и Англии. Императрица Екатерина хотела показать европейским государствам и Турции, что Россия укрепляется на Черном море и никому не позволит помешать в этом.
Екатерина осталась довольна поездкой. Марко Иванович Войнович тогда же получил чин контр-адмирала, а Федор Ушаков – только капитана бригадирского ранга.
К приезду царицы Черноморский флот уже имел в Севастополе три корабля и двенадцать фрегатов, не считая брандеров, мелких посыльных и сторожевых судов. Молодому флоту не повезло в отношении командиров. Трое адмиралов – Шубин, Клокачев и Мекензи – умерли; двое – Козлянинов и Сухотин – затосковали по северу и как-то сумели отпроситься с Черного моря.
Пришлось выбирать из двух недавно произведенных адмиралов: Николая Мордвинова и Марко Войновича. Выбор царицы пал на Марко Войновича. Он был назначен командующим Черноморским флотом.
Войнович не любил, да и не умел заниматься хозяйственными делами и не очень стремился вникать в нужды вверенных ему моряков. Его всегда больше беспокоило состояние адмиралтейских ведомостей и корабельных табелей, чем как и где живет матрос.
Марко Иванович тоже «строил», но его «строительство» шло в определенном направлении. Возле стоянки своего флагманского корабля «Слава Екатерины» он поставил на берегу гауптвахту, которую моряки называли «абвахтой». Адмирал Войнович признавал ее самым лучшим способом воспитания крепостного человека. И потому не проходило дня, чтобы возле «абвахты» не жарились бы на самом солнцепеке под ружьем и с полной выкладкой несколько матросов.
Кроме того, Войнович позаботился покрасивее отделать городскую Екатерининскую пристань.
Войнович тяготился жизнью на корабле. Он большею частью пребывал в городе, в просторном адмиральском особняке. Здесь, в центре города, стояли дома офицеров порта, поставщиков, купцов, именитых обывателей. Здесь размещалась контора над портом, где охотно бывал адмирал. Здесь в одном из магазейнов он устроил «благородное собрание», и в нем по воскресеньям играла музыка.
И только летом 1787 года, когда запахло войной, адмирал Войнович перебрался на флагманский корабль.