Адмирал Ушаков
Шрифт:
Ушаков отогнал встревожившие его мысли и вновь сосредоточил внимание на читаемом указе. Фон Дезин продолжал:
– "...За ревностное усердие его к службе, искусство в делах и отличную деятельность в военных подвигах, храбрость и мужество награжден он знаками отличий равноапостольного князя Владимира 4-й степени 1785, сентября 22-го; 3-й степени генваря 1-го 1790; великомученика Победоносца Георгия 4-го класса октября 22-го 1788; Большого креста 2-го класса сентября 16-го 1790; и при оном пожаловано ему в Могилевской губернии 500 душ крестьян; Св.
Ушакову было видно, как некоторые из сидевших в зале стали перешептываться между собой, и он подумал, что указ, как и само собрание, есть всего лишь дань казенщине, и было бы куда лучше тому же фон Дезину пригласить его к себе в кабинет и вручить ему то, что положено. Чичагов обещал не устраивать спектакля, а спектакль все-таки состоялся.
Наконец фон Дезин кончил, не торопясь снял с носа очки, спрятал их в футляр и протянул бумаги Ушакову:
– Имею честь вручить вам в собственные руки. И прошу вас обратить внимание на подписи, под указом поставленные.
Ушаков, не желая показаться неучтивым, посмотрел на последнюю страницу указа. Там синела большая Адмиралтейств-коллегии печать, а рядом с печатью бросался в глаза столбик размашистых подписей. Столбик начинался фамилией фон Дезина.
Когда собрание закрылось, люди не сразу направились к выходу, как того можно было ожидать. Они остались в зале, оживленно переговариваясь между собой и устремляя в сторону фон Дезина и Ушакова многозначительные взгляды. И по этим их взглядам не так уж трудно было догадаться, чего они хотели. Они ждали традиционного приглашения на угощение. Правитель канцелярии приблизился к фон Дезину и что-то сказал на ухо. Фон Дезин вспыхнул:
– Скажите всем: ничего не будет и пусть немедленно вернутся на свои службы.
После такого объявления в зале поднялся недобрый шумок. Послышались недовольные голоса. Некоторые были даже возмущены: как не будет угощения, почему не будет?.. Испокон веков так заведено. Два года назад граф Войнович тоже увольнялся и тоже в чине адмирала. Только разве так увольнялся? После торжественной части граф устроил роскошный обед. Шампанского было - море! Пей и веселись. На хорах военный оркестр гремел. Мало оркестра, граф еще танцовщиц откуда-то притащил. До самого вечера пили, ели. А когда обед кончился, граф пригласил всех на яхту, уже стоявшую у берега. А на яхте снова вино, снова танцовщицы. Только здесь танцовщицы уже не танцевали, гостей иными способами развлекали... Три дня эдак гуляла адмиралтейская братия. Вот как уходят со службы настоящие-то адмиралы!
На Ушакова теперь уже смотрели без восхищения.
Многие его просто презирали.
Ушаков покинул зал вместе с фон Дезином, который ни на шаг не отходил от него, словно боялся, как бы тот не соизволил сделать что-либо лишнее, не предусмотренное программой собрания. Прощаясь, фон Дезин протянул ему руку:
– Прощайте, ваше высокопревосходительство, желаю
Он и в эту минуту оставался человеком с казенной душой, не нашедшим сказать бывшему сослуживцу простое задушевное слово.
Ушаков не стал задерживаться, откланялся и поспешил домой.
10
Федор встретил своего хозяина с такой обрадованностью, словно тот вернулся из победного похода. Помог ему быстренько переодеться, принес из погреба холодного квасу.
– Чинно проводили?
– любопытствовал он, суетясь возле него.
– Ничего...
– рассеянно отвечал Ушаков.
– А я стряпал. Думал, батюшка, гостей приведешь.
– Готовился бы лучше в дорогу, - нахмурился Ушаков.
– Куда в дорогу-то?
– Сто раз говорить?
– повысил голос Ушаков, но тут же, одумавшись, изменил тон: - В деревню поедем. Не забыл Алексеевку? Мокшу не забыл?
– Нешто забудешь?.. Родная сторонушка не забывается. Постой, батюшка, - вдруг стал прислушиваться Федор, - кажись, подъехал кто-то.
– Заглянул в окно.
– Так и есть, экипаж. А говорил, батюшка, гостей не будет - гости-то вона! Зря мы только мундир упрятали.
Он побежал во двор, но вскоре вернулся, разочарованный:
– Тот самый приехал, который в прошлый раз был, министр твой. Встречать сам выйдешь?
Чичагов вошел раньше, чем Ушаков успел подойти к двери. Как всегда, он был один, без адъютанта.
– Я на минуту, - предупредил он, - заехал извиниться, что не смог быть на ваших проводах, а заодно и новость приятную сообщить.
К столу приглашать его не стали, но Федор поднес ему кружку холодного квасу, только что принесенного из погреба. Чичагов выпил почти всю кружку. Квас ему понравился.
– Какую же собирались сообщить новость, - напомнил Ушаков, - уж не о мире ли с Наполеоном?
– Уже знаете?
– Фон Дезин сообщил всему собранию.
– Старик вечно торопится, - осуждающе покачал головой Чичагов. Однако есть и другая новость, - продолжал он с загадочной улыбкой. Сенявин выиграл у турок крупное морское сражение.
– Сражение?
– оживился Ушаков.
– Когда?
– Почти месяц назад. У Афонской горы, что недалеко от Дарданелл. Турки потеряли несколько кораблей и вынуждены были бежать в пролив.
Ушаков в возбуждении заходил по комнате. Он радовался успеху Сенявина, радовался тому, что не ошибся, рекомендовав его командующим экспедиционной эскадрой. Не подвел. Молодец!
– Рассказывают, - продолжал между тем Чичагов, - будто командующий турецким флотом Сеид-Али был настолько озлоблен поражением, что приказал казнить без суда своего помощника и четырех командиров кораблей. Султан одобрил его действия.
– Это в турецком стиле, - промолвил Ушаков и, желая подчеркнуть значимость победы Сенявина, добавил: - Я думаю, государь воздаст должное победителям. Они этого заслужили.
При последних его словах Чичагов как-то сразу стушевался, заговорил сбивчиво: